ужаса, но не потому, что она испугалась за судьбу обезьяны, а потому, что
юноша, только что побивший это чудовище, собирался совершить безумный
поступок.
Едва только появился хищник, Корак выхватил свой нож и, прыгнув вниз,
повис на ветвях. В то мгновение, когда Шита готовилась вонзить свои острые
клыки в тело обреченного Акута, Убийца вскочил ей прямо на спину.
Огромная кошка была поймана в момент прыжка, когда она еще не успела
выдрать и клока шерсти из обезьяньей шкуры; с диким воем стала она
кружиться, бросаться на спину, стараясь когтями и клыками поймать врага,
впившегося зубами ей в затылок и не перестававшего колоть ей бок ударами
ножа.
Акут, услышав внезапный шум у себя за спиной, с необычайной ловкостью
для такого грузного зверя вскочил на дерево рядом с девочкой; но когда он
увидел, что случилось, он мгновенно спрыгнул обратно на землю. Перед лицом
опасности, угрожавшей его товарищу, он сразу позабыл недавнюю обиду и так же
был готов без раздумья жертвовать собой ради друга, как Корак ради него.
В результате Шита, неожиданно для себя, оказалась между двух взбешенных
зверей, которые с остервенением рвали ее на части. Крича, ворча и воя,
кружились они втроем в кустах, заставляя дрожать на дереве единственного
зрителя этой дикой сцены, маленькую Мериэм, испуганно прижимавшую Джику к
своей детской груди.
Нож мальчика решил исход сражения: пантера конвульсивно вздрогнула в
последний раз и безжизненно растянулась в траве. Юноша и обезьяна встали на
ноги, и их взоры скрестились над простертым трупом врага. Корак кивнул
головой в сторону девочки.
-- Не трогай ее больше, -- сказал он, -- она моя!
Акут молчал, глядя налитыми кровью глазами на труп Шиты. Затем он
выпрямился, поднял взор к небесам и издал такой ужасный вой, что девочка
снова вздрогнула и съежилась. Это был крик победы. Мальчик одну минуту
безмолвно глядел на Акута. Затем он вскочил на дерево и поспешил к девочке.
Акут присоединился к ним. Несколько минут он зализывал свои раны. Затем он
отправился искать себе завтрак.
В течение нескольких месяцев странная жизнь втроем протекала без особых
происшествий. Вернее, не случалось ничего необыкновенного для юноши и
обезьяны: для девочки это был непрерывный кошмар, длившийся много дней и
недель, пока она не привыкла спокойно смотреть в безглавый лик смерти и
перестала содрогаться при прикосновении ее холодной мантии. Постепенно она
выучивалась единственному способу обмена мыслями со своими друзьями -- языку
обезьян. Гораздо быстрее постигла она искусство джунглей и, в конце концов,
часто была им полезной -- стояла на страже, пока они спали, помогала им
находить след зверей и т. п. Акут разговаривал с ней только в случаях
крайней необходимости, но по большей части старался ее избегать. Юноша был
всегда добр к ней и готов был переносить ради нее какие угодно неудобства и
лишения. Заметив, что она страдает от ночного холода и сырости и что ей
очень неудобно спать, он построил для нее маленький шалаш в ветвях
испанского дерева. Там маленькая Мериэм спала в тепле, уюте и безопасности.
Убийца и обезьяна спали поблизости на голых ветвях. Корак часто устраивался
у самого входа в шалаш, чтобы охранять свою подругу от хищных зверей. Шалаш
был очень высоко над землей, и им не приходилось бояться Шиты. Но им могла
угрожать опасность от Хисты-змеи и от павиана, жившего неподалеку и всегда
скалившего зубы при встрече с ними.
С постройкой шалаша их бродяжья жизнь окончилась. К ночи они должны
были возвращаться к своему дереву. Река протекала рядом; дичи, плодов и рыбы
было кругом в изобилии. Их жизнь протекала в той повседневной суете, которой
живут все дикие: они либо искали чего бы поесть, либо спали. Они никогда не
думали о завтрашнем дне.
Когда юноше приходила на память его прежняя жизнь в далекой культурной
столице, ему казалось, что там жил не он, а какое-то другое существо; он
совершенно не надеялся вернуться когда-нибудь в культурные страны. Ибо,
стараясь избегать тех, с кем он когда-то хотел подружиться, он зашел так
далеко в глубь дикого материка, что чувствовал себя теперь навсегда
похороненным в джунглях.
Кроме того, с появлением Мериэм, он обрел то, чего ему больше всего
недоставало в джунглях -- товарища-человека. В его дружбе с девочкой не было
никакого оттенка чувственности: они были друзьями, товарищами -- не больше.
Они относились друг к другу как два мальчика, если не считать немного
внимания и покровительства, которое инстинктивно оказывал ей Корак.
Девочка боготворила его, как боготворила бы преданного брата. Любви они
оба не знали; но, по мере того, как юноша становился старше, было ясно, что
и его посетит любовь, как всякого другого самца в диких джунглях.
В джунглях у них было много знакомых. Маленькие мартышки часто
собирались вокруг них поболтать и попрыгать. Акута они очень боялись и
держались от него в стороне. Корака они боялись меньше, но, когда мужчины
уходили, мартышки подходили к Мериэм близко-близко, рассматривали ее
украшения и играли с Джикой, которая очень забавляла их. Девочка веселилась
с мартышками и кормила их. Они развлекали ее в долгие часы, когда Корака не
было дома.
Кукла Джика совершенно изменилась с тех пор, как ее маленькая мама
покинула деревню шейха. Теперь она была одета так же, как и Мериэм: платье
ее составлял лоскуток леопардовой шкуры, прикрывавший ее с плеч до колен.
Несколько травинок, вставленных в сбившийся ком волос, заменяли ей перья.
Такие же травинки на руках и ногах служили ей браслетами. Джика стала
настоящей дикаркой. Но сердце у нее не изменилось: она осталась такой же
внимательной слушательницей, как и раньше. Ее драгоценным качеством было то,
что она никогда не перебивала и ничего не рассказывала о себе.
Сегодня было все так же, как всегда. В течение часа Джика внимательно
слушала Мериэм. Кукла сидела, прислонившись к стволу дерева, а ее хозяйка с
кошачьей грацией лежала перед ней на толстой ветке.
-- Маленькая Джика, -- говорила Мериэм, -- наш Корак ушел надолго.
Скучно и тоскливо в джунглях, когда с нами нет Корака. Что он принесет нам
сегодня? Еще один блестящий браслет для моей ноги? Или мягкий замшевый пояс,
который он отнимет у чернокожей женщины? Он говорит, что ему гораздо труднее
отнять украшения у женщины, чем у мужчины, потому что женщин он не убивает.
Женщины борются с ним и кричат; на их крики прибегают мужчины с копьями и
стрелами; Кораку приходится взбираться на дерево. Иногда он тащит за собой
на дерево и женщину и там отнимает у нее украшения для Мериэм. Он говорит,
что негры стали бояться его и когда он появляется, все -- и мужчины, и
женщины -- прячутся в своих хижинах. Но он и туда бежит за ними и редко
возвращается, не достав стрел для себя и подарков для Мериэм. Корак в
джунглях -- могучий владыка, это -- наш Корак, нет, мой Корак, мой, мой,
мой!
Маленькая испуганная мартышка вскочила ей на плечо и оборвала ее
излияния:
-- Спасайся скорее! -- кричала она. -- Мангани, Мангани идут!
Мериэм лениво взглянула через плечо на суетливую нарушительницу ее
покоя.
-- Спасайся сама, маленькая Ману, -- сказала она. -- Корак и Акут --
единственные Мангани в наших джунглях; это они возвращаются с охоты. Ты
когда-нибудь увидишь свою тень, маленькая Ману, и перепугаешься до смерти.
Но мартышка закричала еще громче и проворно полезла вверх, к тонким
веткам, куда не может добраться Мангани, большая обезьяна.
Мериэм слышала, что кто-то приближался, карабкаясь по ветвям. Она
внимательно прислушалась: приближались двое -- две больших обезьяны,
конечно, Корак и Акут. Для нее Корак был тоже большой обезьяной, Мангани --
так они трое всегда называли себя. Человек был их врагом, и они не считали
себя больше принадлежащими к человеческому племени. Тармангани, или большую
белую обезьяну, как назывался белый человек на их языке, км вообще не
приходилось встречать. К Гомангани, большим черным обезьянам, или неграм,
никто из них не принадлежал, -- так что они звали себя просто Мангани.
Мериэм решила притвориться спящей и подшутить над Кораком. Она легла на
спину и крепок закрыла глаза. Она слышала, как они подходят ближе и ближе.
Они подошли к самому дереву и вдруг остановились, должно быть, заметили ее;
но почему они стоят так тихо? Почему Корак не здоровался с ней, как всегда?
Молчание начинало ей казаться подозрительным. Быть может, Корак тихо хочет
подшутить над ней? Что же, она перехитрит его! Она чуть-чуть приоткрыла
глаза, -- и сердце у нее замерло. Огромная обезьяна, чужая обезьяна, какой
она никогда не видела, бесшумно подкрадывалась к ней. За ее спиной виднелась
вторая...
С ловкостью белки вскочила Мериэм на ноги. Обезьяна кинулась за ней.
Прыгая с ветки на ветку, девочка полетела по джунглям. За ней неслись две
огромный обезьяны. Над ними, по верхушкам деревьев, с визгом и писком
мчались мартышки, швыряя ветками в Мангани и подбодряя девочку.
С дерева на дерево прыгала Мериэм, стараясь держаться на тоненьких
ветках, где не могли пройти ее преследователи. Обезьяны гнались за ней все
быстрее и быстрее. Пальцы их уже не раз касались ее, но она ускользала от
них, делая самые рискованные прыжки.
Она постепенно пробиралась к верхушкам деревьев. Только бы ей добраться
до верхних веток, -- и она спасена! Но вдруг, после одного из самых безумных
прыжков, ветка под ней подломилась, и она полетела вниз. Ей не раз
приходилось падать, и она не боялась падения. Ее огорчало другое: теперь ей
не удастся так скоро добраться до верхушки дерева. Ее падение остановил
толстый сук, и она за него зацепилась; не медля ни секунды, она
вскарабкалась на ветвь и хотела броситься дальше, но в этот момент грузная
фигура обезьяны спрыгнула сверху и очутилась рядом с ней. Длинная, волосатая
рука обхватила ее талию.
Почти одновременно подбежала вторая обезьяна. Она протянула лапу к
Мериэм, но ее похититель, крепко сжимая свою добычу, оскалил зубы и
угрожающе зарычал. Мериэм старалась вырваться из цепких объятий: она била
кулаками по лохматой груди, по заросшей шерстью щеке. Она вонзила свои
крепкие зубы в руку чудовища. Обезьяна ударила ее злобно по лицу, не
отворачивая оскаленной морды от своего товарища, который, по-видимому,
оспаривал у нее добычу.
Обезьяне, поймавшей Мериэм, было неудобно сражаться на шатком суку. Не
выпуская своей жертвы, она спрыгнула на землю. Вторая обезьяна последовала
за ней, и они сцепились в яростной схватке. Девочка, пользуясь их ссорой,
несколько раз пыталась ускользнуть, но всякий раз, оставив на время свою
дуэль, они бросались за ней и ловили ее.
Она не раз получала удары, которые они предназначали друг для друга.
Наконец, она упала на траву без чувств. А рядом две обезьяны дико бились с
бешеным ревом.
Над ними благим матом кричали мартышки, шмыгая вверх и вниз по
деревьям. Птицы с причудливым оперением слетелись смотреть на сражение.
Где-то вдали завыл лев.
Обезьяны катались по земле и рвали друг друга на части. Их лапы
сплетались, как руки борющихся людей. Клыки разрывали мясо. Кровь стекала по
косматым телам, и земля кругом стала красной.
Мериэм без сознания лежала на земле. Наконец, одна обезьяна стала
одолевать, и бойцы упали на землю в последний раз. Несколько минут обезьяны
лежали неподвижно. Только одна из них встала после этих объятий; глубокая,
кровавая рана зияла у нее на шее. Она принялась медленно похаживать между
