вестно, скажем, что Светлана у кровати Сталина чуть ли не сутками сиде-
ла. Мы же знали, что она находилась дома и была совершенно спокойной. Я
не хочу сказать, что она не любила отца, но это была отнюдь не та безум-
ная любовь, о которой столько написано...
На похоронах Сталина я был, разумеется. Как всегда в подобных случа-
ях, партийные органы дали разнарядку по организациям, а те уже выделяли
людей. Но это конечно же не значит, что в противном случае я бы не по-
шел.
Тогда, в марте пятьдесят третьего, я не был уже тем мальчишкой из
тбилисской школы, боготворящим вождя. Он многое знал и многое понимал.
Сегодня могу сказать совершенно однозначно: проживи Сталин еще несколько
лет, и в Президиуме ЦК не осталось бы никого из тех, кто пережил Стали-
на. Мой отец, разумеется, не исключение. Его уничтожение готовилось еще
при жизни Сталина, о чем он и рассказывал нам с матерью.
Помню, уже после смерти Сталина, когда отец рассказывал маме, какие
реформы предложил провести Хрущеву, Маленкову и другим, она сказала:
- Какая разница, сделал бы это Иосиф Виссарионович или они... Если бы
он - было бы не так обидно.
Мама прекрасно знала сталинское окружение и не верила, что отцу поз-
волят осуществить свои замыслы. Во всяком случае, никаких сомнений, что
отца отстранят, у лев не было и тогда...
Вне всяких сомнений, смерть Сталина спасла жизнь его окружению. Он
неизбежно заменил бы своих соратников совершенно новыми людьми, которые
не знали бы всего того, что знали Молотов, Маленков, Хрущев и другие,
включая, повторяю, моего отца. Убрал бы Сталин, вне всяких сомнений, и
министра государственной безопасности Игнатьева. Сталин уже готовился
войти в историю как абсолютно, я бы сказал, чистый человек, создавший
великое государство, выигравший великую войну. Будем объективны: уходя,
Сталин оставлял действительно великую страну, вполне обоснованно гордив-
шуюся многими достижениями. Другой вопрос, какой ценой это было достиг-
нуто...
Отец все это отлично понимал, но хотя и имел столкновения со Стали-
ным, как ни один другой член Политбюро, смерть главы государства его
расстроила. Здесь не было, знаю, наигранности, как, скажем, у Хрущева.
Думаю, смерть Сталина, несмотря ни на что, он переживал чисто по-челове-
чески. Наверное, это звучит несколько странно в контексте того же "Минг-
рельского дела", но это так. Не был отец ни жестоким, ни злопамятным че-
ловеком. И об этом знали многие.
Из воспоминаний Светланы Аллилуевой:
"Только один человек вел себя почти неприлично - это был Берия. Он
был возбужден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и
дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были - често-
любие, жестокость, хитрость, власть, власть... Он так старался в этот
ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не недохитрить! И
это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматри-
вался в лицо больного - отец иногда открывал глаза, но, по-видимому, это
было без сознания или в затуманенном сознании. Берия глядел тогда, впи-
ваясь в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть "самым верным, самым
преданным" - каковым он изо всех сил старался казаться отцу и в чем, к
сожалению, слишком долго преуспевал...
В последние минуты, когда все уже кончалось, Берия вдруг за метил ме-
ня и распорядился; "Уведите Светлану!" На него посмотрели те, кто стоял
вокруг, но никто и не подумал пошевелиться. Когда все было кончено, он
первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг
одра, был слышен его громкий голос, не скрывавший торжества: "Хрусталев!
Машину!" Это был великолепный современный тип лукавого царедворца, воп-
лощение восточного коварства, лести, лицемерия, опутавшего даже отца,
которого вообще-то трудно было обмануть. Многое из того, что творило эта
гидра, пало теперь пятном на имя отца, во многом они повинны вместе..."
В книге "Двадцать писем другу" есть и такие слова: "Страшную роль
сыграл Берия в жизни нашей семьи. Как боялась и ненавидела его мама!" А
между тем моего отца мать Светланы, Надежда Аллилуева, не могла ни лю-
бить, ни ненавидеть. Они просто-напросто не были знакомы. Жена Сталина
застрелилась в 1932 году, за шесть лет до переезда нашей семьи в Москву.
Светлана была еще ребенком...
Светлану я понимаю, хотя и не могу, естественно, согласиться с тем,
что она написала. Ей просто хотелось, чтобы ее отец выглядел не так
ужасно... Широко известно имя человека, официально обвиненного во всех
преступлениях, так что можно писать о нем что угодно. Мораль здесь, нас-
колько понимаю, отступает на другой план...
Несколько лет назад, переехав в СССР, Светлана пожелала встретиться с
нами - мама еще была жива. Мы решили, что не стоит этого делать, и
встреча не состоялась. О ее жизни я знаю лишь из сообщений западной
прессы.
А когда-то мы были очень хорошо знакомы. Я учился в одной школе с
детьми Сталина. Светлана Аллилуева сидела за одной партой с моей будущей
женой. Она нас с Марфой и познакомила.
Запомнилась дочь Сталина умной, скромной девочкой. Хорошо знала анг-
лийский. Очень была привязана к моей матери. Уже во время войны попал я
в одну неприятную историю, связанную со Светланой. После возвращения с
фронта подарил ей трофейный Вальтер. Проходит время, и в академию, где я
учился, приезжает генерал Власик, начальник личной охраны Сталина.
- Собирайся, - говорит, - вызывает Иосиф Виссарионович.
Приезжаю. Никогда раньше такого не было, чтобы вызывал.
Поговорили немного о моей учебе, а потом и говорит:
- Это ты Светлане револьвер подарил? А знаешь, что у нас дома с ору-
жием было. Нет? Мать Светланы в дурном настроении с собой покончила...
Я обалдел. Знал, что мать Светланы умерла, но о самоубийстве никто у
нас в доме никогда не говорил.
- Ладно, - сказал Сталин, - иди, но за такие вещи вообще-то надо на-
казывать...
Со Сталиным я, разумеется, встречался не раз в самых разных обстоя-
тельствах и в самое разное время и должен признаться, что отношение к
нему у меня и сегодня далеко не однозначное. Когда мы жили в Грузии, то
просто молились на него. В Москве отношение к нему изменилось. Мне при-
ходилось слышать разговоры родителей о Сталине, да я и сам уже понимал,
кто повинен в репрессиях, политических процессах и прочем.
И тем не менее это был человек, который мог очаровать любого. Неправ-
да, что его считали великим человеком лишь заурядные льстецы. Думаю,
многие деятели культуры, включая выдающихся советских писателей, худож-
ников, были по-своему искренни, воспевая Сталина. Хотя, безусловно, про-
ходимцев, кормившихся, как это часто бывает, на восславлении вождя, тоже
хватало...
Я бы не рискнул даже сегодня упрекать в чем-то и некоторых известных
писателей Запада, в свое время оказавшихся очарованными Сталиным. Их
вполне можно понять. Сталин действительно был человеком, способным оча-
ровать и умудренного житейским опытом старика, и мальчишку. Нечто подоб-
ное я испытал на себе, так что, полагаю, имею моральное право утверждать
именно так.
Речь не о том, плох был Сталин или хорош, диктатор он или нет. Разу-
меется, диктатор, и мне абсолютно непонятен спор между "сталинистами" и
"антисталинистами". Повторяю: ни к тем, ни к другим я себя не отношу. Не
важнее ли увидеть за конкретной исторической фигурой явление? Но, к со-
жалению, попыток действительно разобраться в "феномене Сталина" знаю
немного.
Из воспоминаний видного политического, государственного и военного
деятеля Франции Шарля де Голля (1890-1970):
"...У меня сложилось впечатление, что передо мной хитрый и непримири-
мый борец изнуренной от тирании России, пылающий от национального често-
любия. Сталин обладал огромной волей. Утомленный жизнью заговорщика,
маскировавший свои мысли и душу, безжалостный, не верящий в искренность,
он чувствовал в каждом человеке сопротивление или источник опасности,
все у него было ухищрением, недоверием и упрямством. Революция, партия,
государство, война являлись для него причинами и средствами, чтобы
властвовать. Он возвысился, используя в сущности уловки марксистского
толкования, тоталитарную суровость, делая ставку на дерзость и нечелове-
ческое коварство, подчиняя одних и ликвидируя других.
С тех пор Сталин видел Россию таинственной, ее строй более сильным и
прочным, чем все режимы. Он ее любил по-своему. Она также его приняла
как царя в ужасный период времени и поддержала большевизм, чтобы служить
его орудием. Сплотить славян, уничтожить немцев, распространиться в
Азии, получить доступ в свободные моря - это были мечты Родины, это были
цели деспота. Нужно было два условия, чтобы достичь успеха: сделать мо-
гущественным, т. е. индустриальным, государство и в настоящее время
одержал, победу в мировой войне. Первая задача была выполнена ценой нес-
лыханных страданий и человеческих жизней. Сталин, когда я его видел, за-
вершал выполнение второй задачи - среди могил и руин. Он был удачлив по-
тому, что встретил народ до такой степени живучий и терпеливый, что са-
мое жестокое порабощение его не парализовало, землю, полную таких ресур-
сов, что самое ужасное расточительство не смогло ее истощить, союзников,
без которых нельзя было победить противника, но которые без него также
не разгромили бы врага.
За пятнадцать часов моих бесед со Сталиным я изучил его величествен-
ную и скрытную полигаму. Коммунист в маршальской форме, притаившийся ко-
варный диктатор, завоеватель с добродушным видом, он старался всегда
вводить в заблуждение. Его страсть была суровой, без какой-либо малопо-
нятной привлекательности".
Оправдать Сталина невозможно, да я к этому, насколько понял читатель,
и не стремлюсь. Но это действительно был умный человек, прекрасно пони-
мавший все недостатки большевистского течения. Это не был маньяк, не
способный анализировать ситуацию и свои поступки. Когда было необходимо,
он умело использовал и то, что позволял большевизм. В первую очередь это
централизация власти. Единоличная власть позволяла очень быстро и эффек-
тивно решать те вопросы, которые в условиях демократии не решались бы,
уверен, десятилетиями. Наверное, это положительный момент, но где та
грань, которую нельзя перейти?.. И когда ему было нужно, ту же власть
Сталин столь же легко использовал в иных целях. И в этом тоже его вина.
Будь он недалеким человеком, параноиком, тем, кем его сегодня пытаются
представить, и спрос с него был бы меньше. Но ведь не было этого! На
вершине пирамиды большевистской власти стоял человек одаренный, что лишь
усугубляет его вину.
Кто-то верно заметил: интеллектуальный потенциал руководителей СССР
неуклонно снижался десятилетиями. И это тоже правда. Смешно, наверное,
сравнивать сегодня Сталина с Хрущевым, Черненко или Горбачевым... Говорю
об этом опять же не в оправдание Сталина. Напротив, даже в рамках боль-
шевизма - власти страшной и деспотичной - диктатуры пролетариата он мно-
гое мог бы при желании изменить. Не все - этого ему бы не позволила Сис-
тема, но - многое. Сталин же не только не тел на смягчение режима, но и
многие вещи сознательно обострял, используя большевистские догмы для по-
давления противников этого течения. Отсюда и массовые репрессии, и поли-
тические процессы.
Я не могу согласиться с тем, что Сталин был человеком, не ведавшим
жалости и сострадания, но не принимаю утверждения, что этими репрессиями
Сталин создал систему круговой поруки, вовлекая в преступления тысячи и
тысячи людей. А разве не с этого начал другой большевистский вождь, Вла-
димир Ильич? А разве не Троцкий с легкостью необыкновенной создал конц-
лагеря, в которых большевики погубили миллионы людей, не Троцкий ли, с
согласия Ленина, ввел институт заложников? Позволю не согласиться с за-
