проводил в отношении республик Центр, как раз и вредит дружбе народов. А
ЦК всегда стремился держать республики "в узде", с чем отец примириться
не мог.
Он не раз приводил примеры из прошлого, используя архивные материалы,
связанные с имперской политикой царской России. И он доказывал, что в
структуре современного государства эти же методы, пусть в видоизмененном
состоянии, насаждать ни в коем случае нельзя.
Как-то, знаю, они с Жуковым обсуждали, на каком этапе можно создавать
национальные армейские соединения и части. Спорили долго и пришли к вы-
воду, что как только начнется формирование первой такой дивизии, то этой
республики в составе СССР больше нет. Может, это и звучит сегодня не
очень хорошо, но Жуков и отец решили, что национальные формирования
должны быть лишь декоративные, для парадов. Как, скажем, республиканские
министерства иностранных дел. Помню, Жуков убеждал отца:
- Ты, Лаврентий, пойми, как только такие части появятся, например, на
Украине или, скажем, в Грузии, конец и армии и Союзу. Отец смеялся:
- Ну и правильно, если мы душим друг друга... А если серьезно, мы
должны подвести всю структуру государства к тому, чтобы остаться едиными
для внешних систем, но не давить на республики.
Жуков соглашался, хотя в душе, возможно, и оставались у него сомне-
ния. Но национальные части так и не позволили создать. Отец шутил:
- А чем Гречко не командующий украинской армией? Почему Рокоссовский
может министром обороны Польши быть, а Гречко нет? И белоруса найдем...
Но шутки шутками, а мысли о настоящем, а не навязанном штыками Союзе
не оставляли его до дня гибели. Сохранилось множество документов по Ук-
раине, Белоруссии, Грузии, прибалтийским республикам, в которых отец из-
лагает свои предложения. Их-то и припомнили ему на Пленуме ЦК. Центр и
тогда боялся самостоятельности республик.
И еще одно обвинение в адрес моего отца изложено в постановлении того
самого пленума "О преступных антипартийных и антигосударственных дейс-
твиях Берия": "Как установлено фактами, Берия еще при жизни Сталина, и в
особенности после его кончины, под разными предлогами всячески тормозил
решение важнейших неотложных вопросов по укреплению и развитию сельского
хозяйства. Теперь несомненно, что этот подлый враг народа ставил своей
целью подрыв колхозов и создание трудностей в продовольственном снабже-
нии населения". Смешно! Отец, насколько известно, никакого отношения к
сельскому хозяйству последние лет 15 перед этим пленумом не имел, а от-
ветить на эту ругань было уже некому, вот и обвинили отца и в развале
сельского хозяйства, и промышленности, и в прочих грехах. Но частица
правды вот в чем. Отношение отца к колхозам было известно, на этом пар-
тийная верхушка и сыграла: мол, враг колхозного строя. А он действитель-
но говорил, что колхоз - идеальная система для эксплуатации человека. Не
зря ведь немцы организовали их работу в период оккупации... Идеальная
для эксплуатации, но не оптимальная, добавлял отец. Он видел два пути
подъема сельского хозяйства - фермерский путь и путь крупных агрохо-
зяйств. Отец предложил провести такой эксперимент. Учитывая, что колхо-
зам до крупных агрохозяйств далеко, выделить до сотни совхозов, ввести
оплату труда на уровне квалифицированных заводских рабочих, дать технику
и посмотреть, что выгоднее. Параллельно с этим вернуться к фермерским
хозяйствам, но сделать это не с помощью Указа о роспуске колхозов. По
мнению отца, это была бы вторая коллективизация, сопряженная с насилием.
Он называл конкретные регионы, где фермерство имеет глубокие корни, и
навязывать жителям Западной Украины Литвы, Латвии, Эстонии колхозы прос-
то абсурдно.
Не помню, кто именно кричал на пленуме, что Берия не прочел в жизни
ни одной книги... Он постоянно работал с архивными документами, трудами
еще тех, царских, историков и достаточно аргументировано доказывал, что
не случайно крестьянские восстания были на Украине и на Дону. Там всегда
были крепкие хозяйства и люди знали, за что дрались. Колхозы создавались
там в прямом смысле кровью. А в Центральной России, скажем, этого не бы-
ло. К сожалению, переубедить высшее руководство отец так и не смог. Пар-
тийная верхушка постаралась любой ценой провести коллективизацию и в
Прибалтике, и в Западной Украине, чего конечно же делать не следовало. А
предложения отца были положены под сукно. Вспомнили об этом спустя деся-
тилетия, но то, что это были предложения его, от народа опять скрыли.
Знаю, что отец очень интересовался идеями Столыпина сторонника фер-
мерских хозяйств. Оперируя цифрами из архивных источников, отец доказы-
вал, что повторение обильных урожаев начала века вполне возможно, надо
лишь не бояться использовать опыт Столыпина и решиться, наконец, на
столь же серьезные реформы. Как и следовало ожидать, эти предложения ре-
ализованы не были, а после гибели отца о фермерстве никто уже не риско-
вал говорить вслух.
"О каком коммунизме можно вести речь, если мы не сумели накормить лю-
дей", - говорил он. И это не было позой высокопоставленного чиновника,
на словах радеющего за народ. Отец искренне хотел улучшить жизнь тех,
кто вынес на своих плечах страшную войну. Жизненный уровень в стране он
считал главной задачей и немало сделал для осуществления своих замыслов.
Кто-то из партийных деятелей заявил, что Берия публично называл профсою-
зы бездельниками. Скажу откровенно: если он своего отношения к партийно-
му аппарату никогда не скрывал, вполне допускаю, что мог такое и о проф-
союзах сказать. Но ветераны металлургической, нефтяной, угольной промыш-
ленности, которые в свое время он курировал, наверняка не забыли, как им
тогда работалось и жилось. Смею утверждать, что в данном случае это не
было проявлением трогательной заботы со стороны советских профсоюзов.
Отец и люди, которые его окружали, были убеждены, что отношение к чело-
веку труда не должно быть иным. Не уверен, что впоследствии социальные
вопросы в этих отраслях промышленности решались с такой же настойчи-
востью, как это было в трудные послевоенные годы...
Почитайте, с каким раздражением говорили о нем на том пленуме партий-
ные бонзы: "Он засыпал нас бумагами, предложениями... Он искал дешевой
популярности..." Неприязнь номенклатуры вполне понятна. Коммунистической
партии и ее "ленинскому Центральному Комитету" во все времена нужны были
бездумные, безынициативные соглашатели, но не созидатели. А когда нена-
висть достигла предела, партийная верхушка пошла на политическое убийс-
тво, устроив после его смерти судебный фарс.
Не знаю, правы ли те, кто считает, что тоща, в пятьдесят третьем, мой
отец проиграл. Если говорить о его гибели, вероятно, такие утверждения
близки к истине. Но его идеи, принципы, которые он исповедовал всю свою
жизнь, убеждают, что за них все же стоило драться. Само время, как мы
убедились, рассудило, за кем была тогда правда.
Политика можно убрать с политической арены, можно убить, скомпромети-
ровать в глазах народа, оболгать, как поступили с моим отцом, но пере-
черкнуть все то доброе, что он сделал для своей страны, убежден, невоз-
можно.
ГЛАВА 2
СТАЛИН И БЕРИЯ
Сталин и Берия. Кто из советских, а ныне российских историков не пы-
тался добраться до корней взаимоотношений этих двух исторических фигур.
Кто-то, как, скажем, один из руководителей одиозного Главпура генерал от
ЦК Дмитрий Волкогонов, то и дело прибегая к прямой фальсификации фактов,
безуспешно пытался навязать читателю искаженный образ Берия, как бледной
тени кремлевского диктатора. Другие, не склонные к столь буйной фанта-
зии, продолжали разыгрывать "грузинскую карту". Увы, и эти домыслы не
приблизили нас к истине. Загадка отношений между Сталиным и моим отцом
так и осталась загадкой.
Сопоставим, читатель, лишь два неопровержимых факта. Факт первый.
Москва, Красная площадь. День похорон Сталина. С трибуны Мавзолея Лав-
рентий Берия произносит свою знаменитую траурную речь: "Кто не слеп, тот
видит..." Факт второй, почему-то до сих пор, в отличие от первого, не
заинтересовавший историков и публицистов. Москва. Кремль. Заседание
июльского Пленума ЦК КПСС. После той траурной речи прошло всего четыре
месяца, но одно из обвинений в адрес отца звучит дословно так: "Берия
хотел подорвать культ личности товарища Сталина". В сумбурном выступле-
нии на Пленуме Анастаса Микояна есть и еще одна примечательная фраза: "В
первые дни после смерти товарища Сталина он ратовал против культа лич-
ности".
Сама стенограмма того Пленума, рассекреченная лишь недавно, на первый
взгляд способна пролить свет на взаимоотношения главы советского госу-
дарства и одного из его ближайших соратников. Тот же Микоян то и дело
сокрушается, что "товарищ Сталин излишне доверял Берия", но тут же опро-
вергает самого себя, утверждая, что этого... не было. Столь же сомни-
тельны и аргументы, свидетельствующие о явном недоверии. Мол, во время
войны Сталин разделил МВД и государственную безопасность, а Лаврентий
Павлович был назначен в Совет Министров и Государственный Комитет Оборо-
ны. Если учесть, что 30 июня 1941 года отец вошел в ГКО, сосредоточивший
всю власть в государстве, то выступление А. Микояна звучит более чем
странно.
Но так или иначе, пусть лишенное элементарной логики, но тем не менее
прозвучавшее с высокой трибуны заявление заслуживает внимания и наводит
на определенные размышления.
Сколь искренен был мой отец, выступая на траурном митинге в марте
пятьдесят третьего? Не противоречит ли это его другим заявлениям?
То, что он мог сказать - и говорил! - на заседаниях Президиума ЦК,
непозволительно было произнести с такой трибуны. Думаю, это понятно. Хо-
тя отец действительно выступил первым против культа личности Сталина,
что, как абсолютно ясно из материалов Пленума ЦК, это и вызвало перепо-
лох в кремлевском руководстве.
Меня нередко спрашивают, кто я, сталинист или антисталинист. Так вот,
я не считаю себя ни сталинистом, ни антисталинистом. Я против Системы,
породившей Ленина, Сталина, Троцкого, Бухарина, Рыкова... Этот список
читатель может продолжить без труда. Вспомните хотя бы репрессии. Ведь
не в тридцать седьмом они начались и даже не в тридцать четвертом. Го-
раздо раньте! А сколько невинных жертв на совести тех, кто пришел уже
после Сталина? Да и не в цифрах дело. Виновата Система! А потом уже Ста-
лин, Троцкий, кто-то другой. Но и Сталин - это однозначно - виновен. И
те, кто его окружал, виноваты. Но коль Сталин стоял во главе, то и от-
ветственности на нем, разумеется, больше.
Смерть Сталина я воспринял, скажу откровенно, двояко. В основном мне
было жаль Светлану, его дочь. Она ведь - я это хорошо знал - и до этого
была одиноким человеком, а после смерти Сталина жизнь ее и вовсе не за-
ладилась. Внешне, конечно, и Хрущев, и Ворошилов, к примеру, ее опекали,
на самом же деле эти люди прекрасно знали очень слабую психику Светланы
и подталкивали ее к тому, что в конце концов и случилось...
О том, что произошло со Сталиным, я узнал от мамы, когда пришел домой
пообедать. Обычно в это время приезжал и отец, но в тот день его не бы-
ло. Мама сидела заплаканная и сразу же сказала мне, что у Иосифа Висса-
рионовича удар и, по всей вероятности, он не выживет.
- Ну а ты-то чего плачешь? - спросил. - Помнишь ведь, что отец гово-
рил... Речь шла о том, что готовил нам Сталин. Мама, разумеется, обо
всем знала - отец действительно предупреждал нас о том, что может слу-
читься.
- Знаешь, - ответила, - я все понимаю, но мне его все равно жаль - он
ведь очень одинокий человек. Я сел обедать, а мама поехала к Светлане. И
о смерти Сталина, и о поведении его близких и соратников в те дни напи-
сано много, но в основном это пересказы или явные домыслы. Широко из-
