если знал? Какими должны были быть причины, вынуждающие его
скрываться?
Из ванной комнаты появилась Малышка, в халатике,
перехватывая на ходу волосы полотенцем, а из-под кровати выполз
Тролль. Он так и сидел там в плаще и шляпе. Правда трубку
только сейчас вынул из кармана.
- Привет, - сказал я. - Ну, как вам наше новое жилище?
- Подходяще, - буркнул Тролль.
Я чмокнул Малышку в щеку. На сей раз она пахла морем и
Италией. Правда, в Италии мне тоже еще бывать не приходилось.
Прямо в одежде я бухнулся на кровать.
- Ну, отчитывайся, - потребовал Тролль.
Я рассказал им обо всем, что произошло за сегодняшний
день.
- А можно посмотреть картины? - поинтересовалась Малышка.
- Что на них смотреть, - запротестовал Тролль. - Помните
известный трюк с обезьянами? Когда авторами подобных картин
были обезьяны, а люди толпами ходили и восторгались. И
покупали! Давайте лучше проанализируем ситуацию.
В целом я был на стороне Тролля за исключением того, что
на сей раз автором картин вряд ли была обезьяна. Ведь один из
лучших специалистов в этой области господин Стивен Голдблюм
самолично поднял этот переполох.
Я достал из сумки переданный мне Голдблюмом журнал и
показал репродукции Малышке. Та застыла, словно зачарованная.
Тролль тоже заглянул в журнал, с остервенением чадя трубкой.
- Он - не немец, - наконец, произнесла Малышка.
- Я тоже к этому склоняюсь, - кивнул головой я.
- И он - мужчина.
- А вот это уж, положим...
Я посмотрел на нее и с удивлением замер. Взгляд Малышки
затуманился, она словно бы находилась в состоянии транса.
Тролль тоже заметил это и с беспокойством заерзал.
- Он - мужчина, - загробным голосом повторила Малышка, - и
ему где-то от тридцати до сорока лет.
- Что еще? - спросил я.
- И он - беден.
- Что еще?
- И он - одинок.
- А еще?
- Сейчас он попал в беду.
- Да, это говорил Голдблюм. - Мой интерес все возрастал. -
Что-нибудь еще?
- Это - все.
- Бред, - сказал Тролль.
Я пораженно уставился на репродукции, превратившие моего
призрака в зомби.
- Неужели ты все это прочла в картинах?
Малышка как бы вышла из состояния оцепенения.
- Я ведь хотела помочь тебе, Миша.
- Да, но как ты смогла?!
- Сама не знаю, просто очень захотела.
- По-моему, она просто нафантазировала, - ревниво заметил
Тролль.
- Я посмотрела сначала на одну картину, потом на другую, и
тут неожиданно увидела его и его мысли. Вернее, его основную
мысль.
- И какая же это была мысль?
- Пришла беда, откуда не ждали.
- Забавно.
Я потер подбородок. Вот это номер! Оказывается, какая-то
часть моего сознания, а именно та, которую я делегирую Малышке,
способна понимать этот язык. Но это невозможно! Очевидно с
частью сознания я делегирую фантомам и часть своего
подсознания... Я со страхом, даже с ужасом воззрился на них.
Милая парочка, на вид совершенно безобидная, однако несущая в
себе ужасных монстров моего подсознания.
- Пойду, приму душ, - пробормотал я и поплелся в ванную
комнату.
С удовольствием подставил тело под горячие струи воды. Но
через мгновение уже выскочил оттуда голый и мокрый, осененный
внезапной догадкой.
- А ты уверена, что видела его самого, а не созданный им
художественный образ?
Малышка призадумалась.
- Ну, мысль, по крайней мере, была его, - нерешительно
произнесла она.
- А на каком языке она была высказана? - поинтересовался
Тролль.
- Глупый вопрос! - разозлилась Малышка. - Что значит, на
каком языке? Это ведь живопись.
- Пришла беда, откуда не ждали, - повторил я. - Что бы это
могло означать?
- Только он один это знает, - сказала Малышка. - Мне
кажется все же, что в абстрактной живописи чаще всего выражают
себя и свои личные ощущения.
Я отправился назад в ванную.
После ужина был устроен семейный совет.
- Не нравится мне, что в поиск вовлечены еще несколько
частных детективов, - проворчал Тролль. - Будут путаться под
ногами, как стая голодных шакалов.
- На то онo и дерби, чтобы первым к финишу пришел наиболее
резвый рысак, - возразила ему Малышка.
- Что ж, пожалуй, предпочту быть рысаком, а не шакалом, -
отозвался я. - Хоть выбор и небогатый.
- Шутки beiseite1, - произнес Тролль. Он кичился тем, что
уже знает несколько слов по-немецки. - Давайте поразмышляем.
Нам известно, какими методами пользовались другие детективы,
чтобы разыскать гения? Мне бы вовсе не хотелось, чтобы нам
пришлось заново открывать колесо.
- Разумеется, кое-что известно. Была дана масса объявлений
в газетах с просьбой отозваться того, кто создал картины. Или
того, кто может помочь разыскать автора. Обещались
умопомрачительные гонорары. И нельзя сказать, чтобы не было
откликов. В откликах как раз недостатка не ощущалось. Но все
это были пустышки. Еще детективы ходили по художникам,
беседовали с искусствоведами, но тоже без заметного результата.
Наш гений словно сквозь землю провалился.
- Значит по художникам и искусствоведам мы - не ходоки,
объявлений в газетах тоже не даем.
- Ну, почему же? - запротестовала Малышка. Она заняла на
удивление активную позицию в этом деле. - Ведь гений -
иностранец. Вдруг, он не знает немецкого. Нужно дать объявления
на других языках.
- Между прочим, это мысль, - поддержал ее я.
Тролль недовольно нахмурился.
- Потеряем массу времени, - проворчал он.
- У тебя имеются какие-нибудь контрпредложения?
- Нужно подумать.
- Пожалуйста, думай.
На следующее утро я отправился в один из магазинов,
торгующих периодическими изданиями, чтобы подобрать газеты, в
которых можно было бы разместить интересующее меня объявление.
Газет, издаваемых в Германии на английском или французском
языках, я не обнаружил. Если говорить о русском, то бросалась в
глаза местная газетенка с гордым названием "Европа-Центр".
Конечно, можно было бы задействовать гигантскую машину
"Гвидона" и через нее опубликовать объявления в крупнейших
газетах мира. Но мне показалось разумным для разминки
ограничиться чем-то менее масштабным.
Я позвонил Голдблюму, чтобы посоветоваться.
- Ты прав, мой мальчик, - горячо поддержал меня тот. -
Делай так, как тебе подсказывает интуиция. Ты знаешь, я почти
уверен, что художник - из России. Есть в его картинах эдакое...
Веет Кандинским, Малевичем, Татлиным... Вроде бы, они совсем
другие, да и между собой-то разные, а все же что-то их
объединяет. Особый дух...
Я купил номер газеты "Европа-Центр" и связался по телефону
с редакцией.
- О'кэй, мы все сделаем, - обрадовали меня. - Номер с
вашим сообщением выйдет недели через две.
- Что?!
Я подумал, что это розыгрыш.
- Вам, вообще-то, хотя бы раз в жизни приходилось держать
в руках экземпляр нашей газеты?
- Я и сейчас его держу.
- Тогда вам должно быть известно, что мы - еженедельник.
Я повнимательнее вгляделся в титульную часть.
Действительно, это было написано.
- Но, - сказал я, - почему недели через две, а не через
неделю?
- Потому что пока, к сожалению, мы выходим только раз в
две недели. Ближайший номер, правда, будет печататься
послезавтра, но макет уже полностью сделан.
- Плачу любые деньги! - завопил я. - Я представляю
крупнейшую международную финансовую корпорацию. Нам срочно -
кровь из носа - нужно напечататься послезавтра.
На том конце провода, очевидно, обалдели. Возможно, им еще
никогда не звонили из крупнейших международных финансовых
корпораций.
- Ладно, приезжайте, - проговорил, наконец, мой
собеседник.
В ожидании очередного выпуска газеты "Европа-Центр" прошло
в общей сложности три дня. Чтобы не умереть за это время со
скуки, я решил последовать примеру остальных детективов и
нанести ряд визитов художникам. Разумеется, в моем случае -
русским художникам. Адреса помог разузнать все тот же Горбанюк
- моя палочка-выручалочка.
Первым в списке оказался некий Антон Котелков, проживающий
у черта на рогах, где-то в берлинском районе Панков. Берлога
его, однако, содержалась в приличном состоянии. В одной из двух
комнат он творил, в другой проживал вместе с супругой. Рисовал
он сплошь каких-то восторженных олухов с козлиными мордами,
витающих в радужных облаках. Внизу, под этими облаками, чаще
всего - картинки русской природы. Не нужно было обладать опытом
Голдблюма или выдающейся проницательностью Малышки, чтобы
понять, что уж он-то к картинам в метро непосредственного
отношения не имеет. Говорил он резко, хриплым голосом, с явным
намерением побыстрее от меня отделаться.
- Я не езжу в метро, - сразу же отрубил он.
- Я тоже. Но на картины взглянуть было все же любопытно.
- А мне - нет. Стану я тратить время на всякую чепуху.
- Напрасно. Вдруг, это - кто-нибудь из ваших знакомых.
Смогли бы, не запылившись, заработать тысченку-другую долларов.
- Чушь!
- Слушай, когда с тобой разговаривают умные люди, -
вмешалась его жена. - Только дураки отказываются от возможности
заработать лишний пфеннинг. Особенно здесь, на Западе.
У нее, видимо, была своя шкала ценностей, а также валютных
курсов, в которой тысченка-другая долларов равнялась одному
пфеннингу.
- Обидно, конечно, что вы не видели оригиналов, -
проговорил я голосом, полным сожаления и укоризны, - но не
беда, у меня имеются с собой вполне приличные репродукции.
И развернул перед его носом предусмотрительно принесенный
с собой журнал живописи.
Он глянул мельком, и его бородатую физиономию перекосила
язвительная усмешка.
- Вы хотите уверить меня, что автор этой мазни
разыскивается целой сворой детективов?
Его, разумеется, больше бы устроило, чтобы целая свора
детективов разыскивала автора восторженных дегенератов с
козлиными мордами, парящих в радужных облаках. И, возможно,
впереди этой своры не отказался бы увидеть меня, лихо
размахивающего чеком в миллион долларов.
- Дайте-ка посмотреть! - Фрау Котелкова выхватила из моих
рук журнал. - М-м-м... Тоша, а это, случайно, не Ицык?
- Дура, это ведь даже не фигуративная живопись.
- А, может быть, Майя Маевская?
- Та вообще не пишет в цвете.
- Ну а кто бы это мог быть? Подумай.
- Отстань! - сказал он.
- И ты говоришь мне это после того, как я отдала тебе
лучшие годы жизни?!
- Что?! - внезапно завопил Котелков. - Так это были
лучшие?!
- Да, лучшие! - Она в сердцах швырнула в него журналом. -
Лучшие годы жизни я провела, сидя голышом на этом стуле. Но,
глядя на меня, ты, почему-то, малевал всяких уродцев с
козлиными головами!
Я поспешно ринулся вперед, схватил журнал с пола и спрятал
его в портфель.
- Ребятки, к сожалению, мне пора, - сказал я, но они этих
слов, видимо, даже не расслышали. По крайней мере, с их стороны
никаких возражений не последовало.
Я сделал еще несколько попыток войти в контакт с местными
художниками. Но результаты оказались более чем скромными. Из
всех, происшедших за эти дни встреч, заслуживают упоминания,
пожалуй, лишь следующие.
Во-первых, с Ицыком, а если полностью - Исааком
Куперманом. Он также числился в составленном Горбанюком списке,