двое забрызганных кровью дуэлянтов ретиво рубились на саблях, в
отдалении выла от восторга компания воинов, учинивших нечто
непривлекательное с пойманной ими собакой.
Но картины общего веселья не дарили несчастному радости. С
тяжестью на сердце он поплелся во тьму, вновь и вновь негромко
шепча: "Йорака, моя Йорака". Завтра он явит всем такую отвагу,
что ей придется обратить на него внимание. Он прислонился к
стволу дерева и вздохнул.
-- Эк ведь тебя проняло-то, а?
Топтун с криком отпрыгнул, но перед ним маячила всего лишь
знакомая заостренная голова Гимлера, осторожно выглядывающего
из кустов.
-- Я не заметил твоего приближения, -- сказал Артопед,
убирая меч в ножны.
-- Да я пытаюсь убраться по тихому куда-нибудь подальше от
этого паскудника, -- объяснил гном.
-- Кого это вы назвали паскудником, сударь? -- сухо
поинтересовался Ловелас, высовываясь из-за ствола, за которым
он до этой минуты мирно растлевал бурундука.
-- Легок черт на помине... -- простонал Гимлер.
Втроем они уселись под развесистыми ветвями, думая о
совершенном ими тяжком походе, судя по всему -- совершенно
бессмысленном. Что проку побеждать Сарафана, если Сыроед
завладеет Кольцом Фрито? Кто тогда сможет противиться его мощи?
Долгое время провели они в размышлениях.
- Не настало ли уже время появиться deux ex machina(*1)?
-- устало спросил Ловелас.
---------------------------------------------------------------------------
(*1) Бог из машины (лат.). - Прим. перев.
Внезапно послышался громкий хлопок, полыхнул яркий свет,
на миг ослепивший устрашенную троицу, ядовитый запах дешевого
пороха повис в воздухе, и три товарища услышали отчетливое
"шлеп!", за которым последовало еще более громкое "ох!". Затем
перед ними в облаке конфетти предстала сверкающая фигура в
белых одеждах, отрясающая обломки сучьев и грязь с безупречно
чистых клешей и модных сапог.
Над белым кителем а ля Неру с шикарным медальоном на груди
виднелась опрятно подстриженная борода и темные очки в поллица.
Весь этот ансамбль венчала большая белая панама с подобранным
ей под тон страусовым плюмажем.
-- Сарафан! -- ахнул Артопед.
-- Вроде того, но не в самую тютельку, -- ухмыльнулся
ослепительный пришелец, щелчком сбивая невидимую пылинку со
сработанного хорошим портным рукава. -- Ну-ка, попробуй еще
разок. Грустно же, когда старые дружки никак не могут тебя
признать!
-- Гельфанд?! -- воскликнули все трое.
-- И никто иной, -- сказал престарелый пижон. -- А вас,
похоже, удивило мое появление.
-- Но как же... как ты...? -- начал Ловелас.
-- Мы думали, что булдог... -- сказал Гимлер.
Старый маг подмигнул и поправил на груди вульгарный
медальон.
-- История моя и вправду длинна, и я теперь уж не тот
Гельфанд Серозубый, какого вы знали прежде. Я претерпел
множество изменений и, -- должен добавить, -- спасибо, больше
не хочется.
-- Ну да, виски напомадил и бороду подстриг, -- прошептал
наблюдательный гном.
-- Я все слышу! -- сказал Гельфанд приглаживая острые,
словно бритва, бачки. -- Не делай легкомысленных выводов из
моего нынешнего обличья, ибо мощь моя стала ныне еще большей,
чем была когда-то.
-- Но как же ты сумел...
-- Много постранствовал я с нашей последней встречи и
многое видел, и многое должен тебе рассказать, -- ответил
Гельфанд.
-- Мне бы хватило и имени твоего портного, -- сказал
Гимлер. -- А где вообще ты разжился такими шмотками? Мне
казалось, что до сезонной распродажи еще несколько месяцев.
-- Есть в Лодыриене один такой магазинчик. А что, к лицу
мне, как по-твоему?
-- Гораздо больше, чем ты думаешь, -- признал гном.
-- Да, но как же ты все-таки... -- снова начал Ловелас.
Маг знаком призвал их к молчанию.
-- Узнайте же, что я уже не прежний Волшебник. Дух мой
очистился, природа переменилась, у меня теперь новый имидж. От
прежней моей личности осталось всего ничего, -- шикарным жестом
сорвав с головы панаму, Гельфанд низко поклонился друзьям. -- Я
претерпел полное преображение.
-- А может, все же заложимся? -- проворчал Гимлер, увидев
выпавшие из панамы пять тузов.
-- Но Гельфанд! -- нетерпеливо воскликнул эльф. -- Ты так
и не поведал нам, как тебе удалось живым уйти из объятий
булдога, не сгореть в огне, не утонуть в кипятке, наполняющем
пропасть, избегнуть кровожадных урков и отыскать нас здесь!
Звезды разгорались все ярче в бархатном небе, между тем
как эльф, гном и Топтун придвинулись к сияющему мудрецу, чтобы
услышать рассказ о его чудесном, невероятном спасении.
-- Ну так вот, -- начал Гельфанд, -- вылезаю я, значит, из
пропасти...
VII. САРАФАН НАОБОРОТ ПОЛУЧАЕТСЯ "НА В ЛОБ"
Грустное пение утренних птиц пробудило Ловеласа, и он
ошалело уставился на восходящее солнце. Оглядевшись, он увидел,
что вся компания дрыхнет -- за исключением Гельфанда, лениво
игравшего в солитер на горбу спящего Гимлера.
-- Ты не можешь бить короля валетом, это жульничество, --
предупредил его эльф.
-- Зато я могу заткнуть тебе пасть кулаком, -- остроумно
парировал старый фокусник. -- Так что иди, займись починкой
ходиков с кукушкой -- или чем ты там заполняешь досуг. Не
видишь, что ли, я медитирую?
Но эльф все равно взирал на Мага с любовью. Полночи они
просидели, слушая рассказы Гельфанда о его удивительных
странствиях и отважных деяниях. Рассказы, полные свидетельств
его отваги и хитроумия, проявленных в борьбе с непоименованными
врагами. Рассказы, со всей очевидностью представлявшие собою
беспардонное вранье. Если Гельфанд и преобразился, то не
сильно. К тому же, пока они его слушали, у Гимлера таинственным
образом пропали часы.
Постепенно поднялись и все остальные, последним --
Артопед, частью оттого, что он все еще ощущал себя опьяненным
полуночными мечтаниями о прекрасной Реготунихе, частью же из-за
того, что ему долго не удавалось пристегнуть на место отстежной
седалищный клапан своих подштанников. Скиталец с большим
тщанием приготовил для всего отряда скудный завтрак, состоявший
из яиц, вафель, ветчины, грейпфрутов, оладий, горячей овсянки,
свежевыжатого апельсинового сока и золотистых блинчиков с
сыром. Еще в самом начале их странствия все согласились, что
никто не умеет готовить таких блинчиков, как Артопед.
-- Ну, ви ист продрыхались, наконетц? -- послышался голос.
Все головы повернулись к Йораке, наряженной в лучшие ее
ботфорты, шпоры и доспехи. В носу для пущего свирепства торчала
куриная кость.
-- Ишь ты, как она расфуфырилась, -- усмехнулся Гельфанд,
вставая, чтобы подздороваться с удивленной капитаншей.
-- Ти! -- ахнула Йорака.
-- А ты кого ожидала увидеть, Беовульфа?
-- Но... но ми думайт, что тебе пришел дер капут от
страшный булдог, -- сказала Реготуниха.
-- Рассказ об этом получится долгим, -- промолвил Гельфанд
и набрал побольше воздуху в грудь.
-- Тогда оставь его при себе, -- перебила волшебника
Йорака. -- Нам еще драться с дер Сарафаннер. Следовайт за мной,
прошу.
Отряд двинулся вслед за Йоракой на воссоединение с
остальными бойцами, уже оседлавшими яростно жующих траву
мериносов, которым, как и их всадникам, не терпелось ринуться в
бой. Всадники радостно отсалютовали своей предводительнице,
приветственно подняв стиснутые кулаки, и обменялись негромкими,
но насмешливыми замечаниями по адресу Топтуна, вившегося вокруг
нее, как помешавшаяся борзая.
Пришедшие также оседлали баранов. Йорака без особой охоты
выделила Гельфанду самого быстрого из Реготанских мериносов,
носившего имя Термофакс. И вот наконец, Всадники, горланя
песню, двинулись на запад, к Кирзаграду.
Не более двух часов проскакали они, прежде чем достигнуть
гребня холма, и тут Йорака гаркнула, приказывая остановиться.
Под ними в глубокой долине лежали окрашенные в пастельные
розовые с синим тона стены могучей твердыни Сарафана. Стены
кольцом окружали город, а вкруг стен шел лавандово-зеленый ров
с перекинутым через него ярко-зеленым подъемным мостом. Вымпелы
отважно трепетали на утреннем ветерке, а высокие башни,
казалось, цеплялись за облака.
За стенами города воины узрели немало чудес, ради
созерцания коих в прошлом через его порталы сюда валом валили
бесчисленные туристы. Каких только не было там игрищ и забав: в
специально отведенных для этого шатрах задавались карнавалы и
интермедии; кружились ведьмины кольца; плавали каботажные
горлумовы катера; публика втекала в туннели троллей; оседлав
грифонов, каталась на каруселях; толпилась в игорных домах, где
всякий заезжий мужлан мог на час-другой расстаться со скукой, а
при отстутствии должной осторожности -- и с рубахой тоже, но
уже навсегда. Многие годы назад, когда лик Сарафана, обращенный
к миру, был еще светел, Гельфанд состоял в одном из таких домов
в должности крупье при "Колесе Фортуны". Правда, очень недолго.
Почему он бросил эту работу и по какой причине въезд в
Сарафлэнд, как переименовал свою страну злой волшебник, был ему
с той поры заказан, никто не знал. А сам Гельфанд на эту тему
не распространялся.
С опасением взирал отряд на неподвижные увеселительные
колеса и затянутые брезентом экспонаты. Ряды лучников и
копейщиков стояли на грозных зубчатых стенах, а за спинами их
кипела в огромных котлах манная каша. Маячил в небе над
бастионами огромный транспарант с физиономией карикатурного
персонажа, известного повсеместно благодаря свиткам комиксов и
бесчисленным мягким игрушкам. Знаменитый Дурашка-Дракон, вот
кто склабился прямо в лица Всадников из-под огромных букв,
складывающихся в надпись: "Добро пожаловать в Сарафлэнд. По
воскресеньям входная плата на аттракционы -- два пенни".
Повсюду замечали они безмозглую ухмылку Дурашки-Дракона.
Плакаты, вымпелы, стены -- все несло на себе идиотскую,
вывалившую язык образину. Однако ныне это некогда всеми любимое
существо являло собою символ присущей его создателю жажды
власти, власти, коей следовало положить конец.
-- Могучая сила этот Дурашка-Дракон, -- произнес Гельфанд,
не обращая внимания на поднявшиеся вокруг него стоны.
-- О йа, -- согласилась с ним Йорака, -- у дер Сарафаннер
только и ист в его башка, что шляпп с Дурашка-Дракон да майк с
Дурашка-Дракон, да то с Дурашка-Дракон, да это. Один большой
вонютшк, этот Сарафаннер, и только.
Гельфанд сказал, что это совершенно справедливо, и что
когда они с Сарафаном еще дружили, он был не таким уж дурным
малым.
-- Но все оказалось притворством, прикрывавшим его
истинные цели, -- добавил Гельфанд, -- и за это мы должны его
сокрушить.
-- Да, но как? -- спросил Ловелас.
-- Дер диверсион тактик! -- воскликнула Йорака, и куриная
кость у нее в носу задрожала. -- Нам нужен какой-нибудь
думкопф, который отвлетшет его вниманий, пока ми будем нападать
с тыл.
Она замолкла и неуверенно покосилась на охваченного
любовной страстью Топтуна.
-- Я думайт, этот дум... э-э-э... герой мог бы тогда
покоряйт сердце любой фройлен.
Уши у Топтуна встали торчком, словно у ждущего подачки
боксера, он обнажил меч и вскричал:
-- Крона! Я совершу этот подвиг ради твоей славы и чести,
как и ради того, чтобы завоевать твое сердце, пусть даже я не
вернусь из битвы.
И кое-как подтрусив на упирающемся мериносе к Йораке, он
облобызал ее мозолистую руку.
-- Но прежде должно тебе одарить меня чем-то таким, что я
мог бы носить как твой знак, о прекрасная Йорака, дабы доблесть
