неподалеку кто-то старательно сморкается. Хобботы вскочили на
ноги и увидели, как некое покрытое серенькой чешуей существо,
шумно обнюхивая землю, на четвереньках подбирается к ним.
-- Мать сыра земля! -- возопил Фрито, отшатываясь от
страховидной твари. Срам вытащил эльфийский кинжальчик и тоже
отступил на шаг, сердце его, подскочившее до самого горла, там
и застряло, облепленное недожеванным крекером.
Тварь взглянула на них зловеще скошенными к носу глазами
и, выдавив улыбочку, устало поднялась на ноги, сложила руки за
спиной и принялась насвистывать какой-то похоронный мотивчик.
Внезапно Фрито вспомнился рассказ Килько о нахождении
Кольца.
-- Ты, верно, Гормон! -- пропищал он. -- Что ты здесь
делаешь?
-- Да как вам сказать, -- ответила тварь, очень медленно
выговаривая слова. -- Ничего особенного не делаю. Дай, думаю,
пошарю по кустам, может, найду пару бутылок из-под шипучки, все
хоть какие-то деньги, а то свояченнице нечем заплатить за ее
железное легкое. Оно, конечно, после операции я уж не тот
резвунчик, каким был когда-то. Да и везти мне что-то меньше
стало. Странная штука жизнь, то вознесет тебя, то уронит, и
ничего заранее не скажешь. Господи, ну и холодрыга. Я,
видите-ли, пальто заложил, чтобы купить немного плазмы для моих
домашних гусяток.
Срам отчаянно старался не позволить налившимся свинцом
векам сомкнуться, но в конце концов зевнул во весь рот и грузно
осел на землю.
-- У-у-у, нечисть, -- пробормотал он и заснул.
-- Ну, так я пойду, -- покивав, сказал Гормон. -- Чего уж
там, не ко двору я вам, понимаю.
Произнеся эти слова, он присел и принялся уписывать
поджаренный ломтиками эльфийский хлеб, за который хобботы еще
не успели приняться.
Фрито пошлепал себя по щекам и проделал несколько
упражнений на глубокое дыхание.
-- Послушай, Гормон, -- сказал он.
-- Да ладно, о чем говорить. Не ко двору, понимаю. И
никогда никому ко двору не был. Собственная мать заперла меня,
еще двухлетнего, в суточной камере хранения посреди
зачарованного леса. И кто меня вырастил? -- милосердные крысы,
вот кто. А все же я так скажу: у всякой тучки хоть один бочок
да серебряный. Вот знавал я когда-то тролля, звали его
Вышинский...
Фрито покачнулся, упал и захрапел, еще не долетев до
земли. Когда они со Срамом проснулись, уже стояла ночь, а
Гормона и след простыл. Хобботы ощупали себя, дабы
удостовериться, что все еще владеют изначальным комплектом
пальцев, ног и тому подобного, и что никто по небрежности не
забыл у них между ребер никаких ножевых изделий. К большому их
удивлению даже заусенцы да запонки и те остались при них. Фрито
нашарил Кольцо, по-прежнему надежно прикрепленное к цепочке,
торопливо продел в него палец и, дунув на магический свисток, с
облегчением услыхал знакомое ми бемоль.
-- Чего-то я в толк не возьму, господин Фрито, -- сказал,
наконец, Срам, языком пересчитвая пломбы. -- Он что это,
голубей сюда гонять приходил или все же за чем похуже?
-- А-а, здравствуйте, здравствуйте, -- внезапно сказал
большой камень, постепенно преобразуясь в Гормона.
-- Здравствуйте, -- вяло ответил Фрито.
-- А мы уже уходим, -- быстро сообщил Срам. -- Дела,
знаете. Нам как раз сегодня позарез нужно заключить одну
крупную сделку по поставкам оружия в Танзанию или доставкам
копры с Гуама или еще чего. В общем, дела.
-- Жаль, жаль, -- сказал Гормон. -- Это, стало быть,
выходит -- наше вам, старина Гормон. Что ж, Гормону не
привыкать.
-- Прощай, -- твердо сказал Срам.
-- Прости, прости. Прощанье в час разлуки несет с собою
столько сладкой муки, -- произнес Гормон. Он безутешно помахал
большим носовым платком в горошек, а после схватил Фрито за
локоть и тихо зарыдал.
Срам взялся за другую руку Фрито и потащил его прочь, но
Гормон отцепляться не собирался и после минуты-другой Срам
сдался и в изнеможении опустился на камень.
-- У меня просто душа обмирает, когда расстаются старые
друзья, -- произнес Гормон, невпопад тыкая платком в корзиночку
с приторным кремом, заменявшую ему лицо. -- Я тут постою,
посмотрю вам вслед.
-- Ладно, пошли с нами, -- подавленно сказал Фрито, и три
маленьких фигурки, быстро шагая, начали пересекать теплокровные
болота.
Вскоре они добрались до места, в котором земля,
пропитанная водой, несомой шустрым зеленоватым ручьем, влажно
захлюпала под ногами, и тут Гормон засеменил впереди, показывая
дорогу. Через несколько сот футов дорогу эту полностью
перегородило густое, зловонное болото, плотно заросшее
кувшинками и обкуренными вересковыми черенками.
-- Найо-Марш, -- уважительно произнес Гормон, а Фрито и
Срам увидели таинственно отраженные в оконцах грязной воды
призрачные тела с причудливыми кинжалами в спинах, пулевыми
отверстиями в головах и пузырьками с ядом в ладонях.
Маленький отряд потащился через грязные топи, отводя глаза
от внушающих суеверный ужас трупов, и после часа трудной ходьбы
путники, мокрые и чумазые, выбрались на сухую землю. Здесь
перед ними открылась узенькая тропа, прямая, словно стрела, да,
собственно, и ведущая через пустую равнину к маячившему вдали
огромному наконечнику стрелы. Луна уже села, и заря окрасила
небо в легкие бурые тона, когда они добрались до этой имевшей
удивительную форму скалы.
Фрито и Срам сбросили заплечные мешки под маленьким
каменным выступом, а Гормон присел рядом с ними, напевая.
-- Считай, без пяти минут на месте, -- почти весело
сообщил он.
Фрито застонал.
Ближе к вечеру хобботов разбудило бряцание цимбал и резкое
пение труб, наяривавших "Работу в выходной". Фрито и Срам
вскочили на ноги и в пугающей близости от себя увидели огромные
Ворота Фордора, пробитые в высокой горной гряде. Ворота,
снабженные большим навесом с двумя утыканными прожекторами
высокими башнями по бокам, стояли настежь, и бесчисленные
колонны людей вливались в них. Фрито испуганно вжался в камень.
К тому времени, когда последние людские орды вошли в
Фордор, наступила ночь, и Ворота с гулким лязгом закрылись.
Выглянувший из-за выступа скалы Срам, тихо скользнул к Фрито,
неся ему скромный ужин -- ячменные хлебы и рыбы. Немедля из
узкой расщелины выполз Гормон.
-- Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, --
бесстыдно улыбаясь, сообщил он.
-- Вот и я как раз об этом подумал, -- сказал Срам,
постукивая пальцами по рукояти своего меча.
Гормон напустил на себя скорбный вид.
-- Я-то знаю, как это бывает, -- сказал он. -- Пришлось
хлебнуть военного лиха. Помню, прижало нас к земле ураганным
огнем японских батарей...
Срам подавился, и рука его обмякла.
-- Сдох бы ты поскорее, -- посоветовал он.
Фрито взял здоровенную булку с изюмом и втиснул ее Гормону
в рот.
-- Мммммф, мффл, ммблгл, -- невнятно произнес негодяй.
И снова маленький отряд вышел во тьму и прошел множество
долгих литров, двигаясь вдоль каменного кольца, что окружало
Фордор кольцом из камня. Они шли ровной и гладкой дорогой -- то
были остатки какого-то древнего мощенного линолеумом тракта, и
к восходу луны Ворота Фордора остались далеко позади. Около
полуночи бесчисленные тучи размером с человеческую ладонь
укрыли звезды, и вскоре на несчастных путников страшным потоком
обрушились с небес мокрые, злющие гончие и борзые. Но несмотря
на собачью погоду, хобботы упрямо шли вперед, не отставая от
Гормона, и через пятнадцать минут буря, ободрав им бока,
удалилась к западу, лениво роняя последних болонок.
Остаток ночи хобботы шли под мутными звездами, коченея от
стужи и от бесконечного потока зубодробительных шуток Гормона.
Уже совсем поздней ночью они добрались до опушки большого леса
и, сойдя с дороги, нашли себе пристанище в небольшом лесочке.
Спустя мгновение, все крепко спали.
Фрито проснулся, словно его кто-то встряхнул, и увидел,
что небольшой лесочек полностью окружен рослыми, мрачного
обличия людьми, с головы до пят затянутыми в зеленое, наподобие
английских жокеев. В руках они держали огромные зеленые луки, а
голову каждого прикрывал поношенный ярко-зеленый парик. Фрито с
трудом поднялся на ноги и пнул Срама.
Тут самый рослый из лучников выступил вперед и приблизился
к Фрито. У этого на голове красовалась лихо заломленная круглая
шапчонка с длинным зеленым пером, а на груди -- большая
серебряная бляха со словом "Шеф" и изображением нескольких
лежащих кверху лапками голубей, из чего Фрито заключил, что он,
должно быть, является начальником над этими людьми.
-- Вы полностью окружены, у вас нет ни единого шанса,
выходите по одному, подняв над головой руки, -- строго сказал
начальник.
Фрито низко поклонился.
-- Иди сюда и попробуй меня взять, -- ответил он, как
велит обычай.
-- Я Фарашут из Зеленых Коммандос, -- сказал начальник.
-- А я Фрито, путешествую по собственной надобности, --
дрожащим голосом сообщил Фрито.
-- Можно я их немножко поубиваю? -- завизжал, с гарротой в
руках подскакивая к Фарашуту, нерослый, приземистый человек с
черным родимым пятном на носу.
-- Нет, Магнавокс, нельзя, -- сказал Фарашут и вновь
повернулся к Фрито.-- Кто вы и каковы ваши злые намерения?
-- Я со своими спутниками направляюсь в Фордор, чтобы
бросить в Бездны Порока Великое Кольцо, -- ответил Фрито.
При этих словах лицо Фарашута потемнело, он взглянул по
очереди на Гормона, на Срама, затем снова на Фрито, криво
улыбнулся и, на цыпочках покинув лесочек, растворился со всеми
своими людьми в окрестной чащобе. Уходя, все они весело пели:
Мы -- Зеленые Командос, продувные мужики.
Мы не часто лезем в драку, нам лишь пакостить с руки:
Вырыть яму на дороге, вставить в задницу стилет --
В это с нами не сравнится даже старый Сыроед!
Гнусным хором
Мы поем:
"Урки, деру!
Мы идем!"
Подкрадемся, подберемся, обезглавим, оберем,
Мы любого одолеем, навалившись впятером!
Ни смекалка, ни сноровка, ни отвага не нужны,
Если можно тихой сапой укокошить со спины.
Из засады
Бей сплеча.
Урки -- гады,
Ча-ча-ча!
Когда зеленые мужики ушли, до темноты оставалось совсем
недолго и вскоре Фрито, Срам и Гормон, неторопливо позавтракав
картофельными глазками и малиновыми носами, вновь вышли на
большую дорогу, быстро миновали лес и оказались на широкой
заасфальтированной равнине, что примыкала к восточным стенам
Фордора. К наступлению ночи их уже накрыла тень черных печных
труб Курин Мозгула, страшного фабричного города, стоявшего
насупротив Минас Термита. Из глуби земной доносилось тяжкое
"ух-ух" сукновальных машин, производящих валенки и парадные
мундиры для военной машины Сыроеда.
Сквозь бурый сумрак Гормон привел Фрито и Срама к подобию
рыбоподъемника, круто уходящего вверх, в тяжкую глыбу Сола
Юрока, главного утеса Фордора. Бесконечно долго -- казалось,
целый час -- поднимались они по этой лестнице. Только через час
они долезли доверху, изнуренные, давящиеся спертым воздухом, и
повалились на узкий выступ у входа в большую пещеру, глядящего
на черную долину внизу.
Высоко над ними пронеслась по небу огромная стая черных
пеликанов, а вокруг сверкали молнии, и могилы разевались в
страшной зевоте и вновь засыпали.
-- Худо дело, тут уж не ошибешься, -- сказал Срам.
Из пещеры тянуло злоедучим запахом лежалого пастрами и
тухлых корнишонов, и слышно было, как в самой ее глубине, в
