это время диагностировать шизофрению не смог бы даже опытный психиатр.
-- Однако ж в кабинете вашего бывшего Наставника вы диагностировали ее
и за более короткое время. -- ехидно прокомментировал Скептик.
-- 24-ый в это время меня душил -- это помогает. -- в тон ему ответил
Франц.
Скептик презрительно хмыкнул, но ничего не сказал.
-- Думаю, что 24-ый убил охранников, Наставника и остальных
заключенных в припадке безумия, вызванном шоком от перехода с Первого Яруса
на Второй и нападением на него урок. А потом решил свалить вину на меня.
Если бы он меня задушил, то его версия выглядела бы единственно возможной.
Она даже сейчас выглядит возможной, -- Франц сделал паузу, -- но, все же,
не единственной. -- Он помолчал секунду, а потом повторил, делая ударение
на каждом слоге, -- Не е-дин-ствен-ной.
-- Я принял бы этот аргумент, подследственный, -- печально сказал
Добряк, -- если б версия ваша не базировалась на столь невероятном
поведении 24-го. Это превращение из запуганной жертвы в маньяка-убийцу ...
А зачем он засунул труп первого охранника в стенной шкаф? Или, посудите
сами, разве может убийца-шизофреник действовать с таким тонким расчетом,
какой 24-ый проявил, как вы утверждаете, в вопросе ножа.
-- Шизофреник -- это не обязательно идиот, господин Следователь. --
возразил Франц, но Добряк лишь сокрушенно покачал головой.
-- А доказательства? Можете ли вы подкрепить вашу версию хоть одним
вещественным доказательством?
Франц на мгновение задумался.
-- 24-ый мог оставить отпечатки своих пальцев в карцере или
апартаментах Наставника. -- Никаких отпечатков, кроме ваших, не обнаружено.
-- Тогда проверьте группы крови в лужах на полу возле карцера,
господин Следователь, -- они должны соответствовать крови 12-го и 16-го --
а значит, те были убиты в коридоре, а не карцере.
-- А что, это идея ... -- заинтересовался Добряк и стал рыться в
бумагах на столе, -- Точно! -- Он повернулся к остальным двум следователям,
-- Смотрите протокол No 14: образцы 17а и 17б содержат кровь второй группы
-- то есть, той же, что и у заключенных 12/21/17/2 и 16/21/17/2 -- смотрите
образцы 24 и 25 в протоколах No 18 и 19, соответственно. -- Он повернулся к
Францу, -- Что ж, это несколько меняет дело ...
-- Нисколько не меняет, коллега, -- вмешался Скептик, -- ибо, если вы
проверите по протоколу No 2 образец 1, то убедитесь, что вторую группу
крови имел также и зарезанный охранник ... чей труп, кстати, находился в
двух шагах от тех луж крови в карцерном коридоре.
Некоторое время Добряк изучал злополучный протокол No 2, а потом
поднял голову и с подчеркнутым сожалением произнес:
-- Мой коллега прав, подследственный: совпадение групп крови ничего не
доказывает.
-- Тогда сделайте анализ ДНК. -- предложил Франц.
-- Какой анализ? -- удивился Добряк и, судя по голосу, вполне
искренне, -- Что такое ДНК?...
-- Вы никогда не слыхали об анализе дезоксирибонуклеиновых кислот?
-- Нет. -- в голосе Следователя послышалось раздражение, -- Такой
анализ мне неизвестен. Есть ли у вас реалистические предложения? -- Франц
пожал плечами, и Добряк повернулся к Скептику и Злыдню, -- Вопросы?
-- Ты зачем при аресте в стенку стрелял, гад? -- с бешенством в голосе
поинтересовался Злыдень. -- Убить никого уже не мог, так решил имущество
попортить?
-- Я не знал, кто там ходит. -- индифферентно отвечал Франц. -- Хотел
отпугнуть.
Он на мгновение зажмурился, защищая глаза от режущего света ламп.
-- Еще вопросы? -- спросил Добряк.
Вопросов не последовало.
-- Выступления?
Скептик поднял руку.
-- У меня есть выступление.
Он встал на ноги и прошелся взад-вперед поперек комнаты. (Силуэт его
иногда перекрывался с силуэтами остальных следователей -- однако, ходил ли
Скептик перед столами или позади них, Франц разобрать не мог. Картина перед
ним была двумерна, как экран).
-- Ход событий представляется мне несколько другим, чем в рассказе
уважаемого подследственного. -- приложив руку к сердцу, Скептик отвесил
издевательский поклон в сторону Франца, -- А именно: отправив признавшегося
зачинщика драки в карцер, Наставник допрашивает потерпевших, однако толку
добиться не может: запуганный 24-ый мямлит что-то невразумительное и
опасливо косится на урок, а те несут какую-то чушь о неспровоцированном
нападении на них маньяка 23-го. Не выяснив ничего, однако понимая, что за
безопасность 12-го и 16-го опасаться не следует, раздраженный Наставник на
всякий случай отсылает новичка в изолятор и уходит к себе. Он делает
соответствующую запись в Дневнике Потока, затем достает бутылку рома и
начинает пить -- за каковым занятием его посещает, наконец, здравая мысль:
как так получилось, что обычный "мужик" затеял драку с двумя урками?
Логичного объяснения этому нет, и, прикончив бутылку, Наставник идет в
изолятор, чтобы допросить 24-го с пристрастием. На этот раз -- вдали от
своих обидчиков -- новичок рассказывает правду. Разъяренный сверх всякой
меры (его обманули!), наш доблестный воспитатель несется в камеру, вызывает
охранников и спьяну отправляет 12-го и 16-го в тот же самый карцер -- про
23-го он к тому времени уже забыл! После чего с сознанием выполненного
долга возвращается к себе, неверной рукой делает еще одну запись в Дневнике
и засыпает в кресле -- так сказать, на боевом посту.
Однако, вернемся к судьбе двух урок.
Охранники ничего не знают о подоплеке событий и, ничтоже сумняшеся,
исполняют данное им приказание: 12-ый и 16-ый оказываются в карцере. На
верхней полке кто-то спит, однако опасение разбудить спящего ниже
достоинства урок. Кляня в полный голос проклятого 23-го, они обещают
прирезать его при первой же возможности: "Вот этим самым ножом!" -- говорит
один из них и похлопывает себя по карману комбинезона. "И отвечать потом за
убийство?" -- пугается другой; "Да ты что, вчера родился, парень? --
удивляется первый, -- Перережем ему вены и подержим минуты две, а когда
подохнет, -- вложим нож в его руку, всего-то и делов! Пройдет как
самоубийство."
Они ложатся спать.
Скептик откашлялся.
-- Я не ручаюсь, коллеги, за мелкие детали диалога между 12-ым и
16-ым, однако уверен, что общий ход их мыслей я передал правильно. --
Повернувшись на месте, он опять стал прохаживаться по темной комнате. --
Между тем, тот самый 23-ий, которого урки только что приговорили к смерти,
проснулся от громких голосов и слышал все их угрозы. Вывод один: если он
хочет жить -- нужно действовать, иначе ему не пережить подъема. Как только
в карцере загорится верхний свет, 12-ый и 16-ый увидят его и зарежут до
прихода охранников. Единственный реальный шанс -- это опередить их. Выждав,
пока урки уснут, 23-ий спускается вниз, обыскивает их комбинезоны, находит
нож и перерезает им горла.
Скептик на мгновение замолчал, а потом добавил тошнотворным тоном
показного беспристрастия:
-- Я готов признать, что 23-ий имел все права защищать свою жизнь.
И он картинно указал на Франца широким жестом правой руки.
-- Однако дальнейшие действия подследственного не укладываются ни в
какие моральные нормы. -- в голосе Скептика чувствовалась безмерная печаль,
-- Я думаю, что он действовал в приступе помешательства и действительно не
помнит своих поступков (а не делает вид, как я предполагал вначале). Им
овладел инстинкт убийства, а мозг превратился в придаток к инстинкту ... в
компьютер, рассчитывавший на десять ходов вперед -- быстро и с идеальной
точностью.
Укрыв тела 12-го и 16-го с головой простынями, 23-ий вызывает
охранника под предлогом приступа "душиловки". Тот приходит, освещает
больного светом карманного фонаря и осматривает его, как это положено по
Уставу, с дистанции два метра. Он знает нравы буйных карцерных заключенных
и все время держит оружие наготове -- соответственно, и 23-ий не пытается
напасть на него.
Не обнаружив ничего серьезного, охранник уходит.
Подследственный ждет минут сорок и звонит опять -- на этот раз
охранник начинает колебаться: может, все-таки, вызвать доктора? Пистолет он
убирает в кобуру: если 23-ий и пытается сделать что-то предосудительное, то
это симуляция, а не нападение на охрану. Кончик носа у 23-го, однако,
здорового розового цвета, и охранник уходит обратно на свой пост.
Еще через час подследственный вызывает его в третий раз: "Ну, если у
этого симулянта опять розовый нос -- морду разобью!" -- раздраженно думает
охранник и, не доставая пистолета, входит в карцер. Однако на сей раз
"симулянт" не лежит в своей койке, а стоит сбоку от дверного проема с ножом
в руке -- один взмах, и горло охранника рассечено точным ударом. Шатаясь и
прикрывая ужасную рану руками, несчастный выбегает обратно в коридор и
пытается закричать, однако из перерезанного дыхательного горла вырывается
только хрип. 23-ий настигает его, хватает сзади за волосы и, отогнув голову
назад, наносит второй удар. Охранник проходит на заплетающихся ногах еще
несколько метров и падает на пол -- он мертв.
23-ий быстро достает из его кобуры пистолет и прячет тело в
подвернувшийся поблизости стенной шкаф (чтобы убрать из пределов видимости
второго охранника) -- а потом возвращается бегом в карцер. Отдышавшись и
успокоившись (если это слово применимо к параноику), подследственный
крадется с пистолетом в руке к главному посту. К счастью для себя он
остается незамеченным до самого последнего момента (внимание второго
охранника поглощено порнографическим журналом) и получает возможность
выстрелить с близкого расстояния. Затем 23-ий разбивает вдребезги
телефонный аппарат -- из чувства разрушения? или чтоб никто не мог поднять
тревогу? Я думаю, что ответить на этот вопрос не сможет сейчас и он сам.
Дальнейшие события некоторое время развиваются по сценарию, описанному
подследственным, однако главным действующим лицом является не трусливый и
туповатый 24-ый, а он сам. Сначала -- визит к господину Наставнику: взлом,
убийство. Сейф, конечно же, заперт, но шифр 23-ий обнаруживает на первой
странице записной книжки покойного (ох, уж эти наставники ... говорено ж
сотни раз: держите комбинацию к сейфу в памяти!). 23-ий оставляет записную
книжку (со своими отпечатками пальцев) на столе, вооружается автоматом и
навещает своих друзей-сокамерников. Выстрелы, фонтаны крови, крики ужаса
музыкой льются в безумную душу убийцы. Вскоре, однако, 23-ий обнаруживает,
что в камере нет новичка ... где может быть этот несчастный? Ну конечно же
-- в изоляторе. Последнего свидетеля произошедшего необходимо уничтожить --
и 23-ий направляется туда, даже не пополнив запаса патронов. Он полностью
уверен в своих силах: у него есть нож, и вообще -- чего бояться жалкого
толстяка? Вот тут-то и произошла осечка: 24-ый слышит, как кто-то, пробуя
разные ключи, возится с замком, и чует неладное. Он встает сбоку от двери,
а когда подследственный входит, -- новичок отталкивает его в сторону и
выбегает в коридор.
Погоня, однако, была недолгой: где уж грузному 24-му убежать от
поджарого подследственного ... Увидев, что его догоняют, новичок
сворачивает в поисках защиты на территорию Потока, но безо всякой для себя
пользы ... и через несколько секунд он безжалостно зарезан.
Зачем подследственный пошел после этого на квартиру Наставника и
запасся там патронами, я вам сказать не могу -- оказывать сопротивление
аресту он, вроде бы, не собирался. Да и очередь, которую он выпустил из
автомата, была явно нацелена в стену.
Скептик сел, удовлетворенно откинулся на спинку стула и, после точно
рассчитанной паузы, великодушным голосом добавил:
-- При определении меры наказания, я буду настойчиво просить трибунал
принять во внимание факт несопротивления аресту -- он характеризует
подследственного с самой положительной стороны.
Стало тихо.
Франц почувствовал, что все взгляды сфокусировались на нем, и
