открыта настежь. Из-за угла высовывалась чья-то нога в черном сапоге, к
подошве которого пристала расплющенная блямба жевательной резинки. Рядом с
сапогом, разбросав пестрые страницы, как бабочка крылья, валялся журнал
непристойного содержания. Франц завернул на подгибавшихся ногах за угол и
увидал владельца журнала целиком: второй охранник лежал на полу с
простреленным лбом. Рот несчастного был разинут в безмолвном крике,
бездумные серые глаза -- вытаращены настежь. Голову мертвого окружал
темно-красный ореол лаково блестевшей крови, из чего следовало, что пуля
прошла навылет. Рядом лежал пистолет с вынутой обоймой. Обыск трупа не дал
никаких результатов: карманы пусты, связка ключей у пояса пропала. Пол
усеивали осколки разнесенного вдребезги телефона, а в стенной нише, где тот
когда-то располагался, неопрятным пучком висели оборванные провода.
Невдалеке от тела валялась стреляная гильза.
Франц подобрал с пола пистолет (рубчатая рукоятка удобно легла в
ладонь) и сел на корточки, прислонившись спиной к стене. Та-ак ... это,
значит, предохранитель ... а вот так взводится затвор ... Прохладный блеск
вороненого металла действовал успокаивающе.
Вариантов имелось два: идти вперед или вернуться в карцер. Обратно в
карцер?... Франц представил себе, как лежит на своей верхней полке и вдруг
слышит приближающиеся по коридору шаги -- ближе, ближе ... и, наконец, в
дверях возникает окровавленная фигура убийцы с пистолетом в руках ...
Бр-р-р ... он с трудом перевел дух ... А что, если пойти вперед?
Направо по главному коридору располагались: запертая кладовка,
запертая прачечная, запертый физкультурный зал, запертая баня и запертый
изолятор; налево -- запертая столовая, запертый бельевой склад и запертый
вход на территорию Потока. Живых охранников на этаже больше не осталось --
отпереть некому. Что еще?... Да, чуть дальше входа в Поток расположена
квартира Мордастого. А что, это идея: "Так и так, господин Наставник,
рапортую о четырех убийствах на вверенном вам этаже -- караул, тревога!"
Так, а если и он уже того ... в смысле, если убийца успел побывать и у
Мордастого? Пожалуй, нет: у охранников ключей от квартиры Наставника быть
не могло -- а значит, у убийцы тоже. Итого: как ни противно искать защиты у
этого кретина, Мордастый является единственным выходом из положения ...
Франц встал и положил пистолет на пол. Стараясь сделаться, как можно
меньше, и двигаться, как можно неслышнее, он пошел налево.
Коридор просматривался на триста метров вперед, и идти было не очень
страшно -- до тех пор, пока Франц не дошел до ответвления на бельевой
склад. В отличие от карцера, решетчатой двери здесь не было -- а что, если
за поворотом стоит маньяк-убийца?... (Воображение Франца уже настолько
свыклось с этим персонажем, что тот каждый раз возникал в одном и том же
образе: жидкие волосы прилипли к бугристому черепу, тонкие губы искривлены
в неестественной улыбке, стеклянно-голубые глаза застыли на бледном лице.)
Господи, откуда ж он такой взялся -- с другого этажа, что ли, пришел? А
зачем притащил в карцер Чирия и Моджахеда? И почему не прикончил Франца,
пока тот спал?... Вопросы, вопросы ... Помедлив несколько секунд перед
поворотом на бельевой склад, Франц осторожно заглянул за угол -- никого. В
который раз он вытер со лба холодный пот и вдруг заметил, что руки его
(впервые в жизни!) дрожат.
Через сто пятьдесят метров коридор втыкался в небольшую площадку перед
входом в отключенный на ночь главный подъемник, а потом сворачивал на юг к
спальной камере и квартире Мордастого. (Дефектная лампа дневного света
щелкала и мигала. Легкий сквозняк кружил пыль по белому линилеуму пола.)
Секунд десять Франц с сожалением постоял перед дверью подъемника: если б
даже тот не был сейчас отключен, то попасть в него могли лишь наставники и
охрана -- у заключенных магнитных карточек-пропусков не было. Помедлив
перед поворотом еще несколько секунд, он заглянул за угол -- и опять (слава
Богу!) не увидал никого. Сердце его ускоряло и замедляло ритм, как мотор
машины, спускающейся по горной серпантинной дороге.
Непредвиденное началось, когда Франц поравнялся со входом на
территорию Потока: дверь была приоткрыта. Он остановился, как вкопанный, и
прислушался -- изнутри не доносилось ни звука. Неслышно переставляя ноги,
он подошел к двери вплотную, заглянул в щель и увидел абсолютно пустой
центральный зал. А в дальнем углу его, на полу перед дверью в спальную
камеру, лежал нож -- узкое длинное лезвие изъязвлено ржавыми пятнами
засохшей крови. Как завороженный, Франц толкнул тяжелую металлическую дверь
и, под царапавший сердце громкий скрип, вошел внутрь -- голубой блеск стали
притягивал его, как магнит. Ничего не замечая вокруг, он быстрыми шагами
пересек центральный зал и наклонился над ножом -- самодельным клинком с
белой пластиковой рукояткой. Лезвие было длиной сантиметров тридцать и, на
вид, очень острое; засохшая кровь на нем, видимо, принадлежала Моджахеду,
Чирию или одному из охранников.
А на рукоятке четким дактилоскопическим узором отпечаталась рука
убийцы. Как в плохом романе -- кровью.
Не трогая ножа (чтобы не повредить отпечатка), Франц присел на
корточки рядом. Брать -- или не брать? Не брать -- или брать?... Нож, как
заноза в глазу, не позволял сосредоточиться на мыслях о нем. "Да решай же
ты скорее, идиот!" -- проговорил он вслух, отводя взгляд в сторону ... и
только тут заметил, что дверь в спальную камеру тоже не заперта.
Забыв про нож, Франц встал и вошел внутрь.
В камере было темно и, почему-то, пахло гарью -- Франц нашарил
выключатель и зажег свет.
На самом видном месте -- в проходе между рядами коек -- лежал пистолет
и, рядом с ним, пустая обойма. По всему полу валялись крупные, явно не
пистолетные, гильзы ... и еще какая-то продолговатая металлическая коробка
длиной сантиметров тридцать. "Что это такое?..." -- не додумав мысль до
конца, Франц заметил торчавшую из-под крайней кровати в правом ряду
растопыренную пятерню.
Оскальзываясь на гильзах, он бросился туда и присел на корточки: из
под кровати ему в лицо смотрел Дрон. Щека урки лирически покоилась на
вытянутой вперед руке. "Т-ты ч-чего?..." -- запинаясь, прошептал Франц.
Дрон не отвечал, ибо был мертв: из-под живота его расползалась лужа крови.
Франц встал на ноги.
На соседней койке на спине лежал Коряга, по шею укрытый простыней,
посередине которой имелось идеально-круглое кровавое пятно, посередине
которого имелась маленькая круглая дырочка. Лицо Коряги хранило спокойное и
удовлетворенное выражение -- в момент смерти ему, вероятно, снился суп.
Франц перевел глаза дальше -- на следующей кровати, наполовину свесившись
вниз, лежал труп Патлатого; длинные волосы, из-за которых тот получил свою
кличку, тихонько шевелились на сквознячке. На голой спине несчастного
виднелись два пулевых отверстия.
Франц обвел глазами комнату -- и увидал окровавленные простыни,
окровавленные подушки и окровавленные трупы. Все заключенные в камере были
мертвы.
А еще, в проходе между двумя кроватями, лежала небольшая
автоматическая винтовка -- вороненый металл угрюмо поблескивал в тусклом
свете единственной на всю камеру лампы. Пустой рожок был отсоединен и
валялся рядом -- увидев его, Франц понял, что продолговатая коробка на полу
возле пистолета -- это другой использованный рожок. Сценарий, по-видимому,
был такой: расстреляв оба рожка, убийца достреливал раненных из пистолета.
"Господи, да откуда ж у него еще и автомат?..." -- подумал Франц.
"Был автомат. -- поправился он, -- А теперь нету -- равно, как и
пистолета."
Нету? -- Франц почувствовал чудовищное облегчение. -- Нету!
А нож?
Что -- нож?
Убийца оставил пистолет и винтовку на полу камеры потому, что у него
кончились патроны, -- а вот почему он бросил нож?...
А-а, плевать, почему ... Важно, что бросил, а мы его теперь возьмем.
А отпечатки его пальцев?
Франц на мгновение задумался: оставлять единственное на всем этаже
оружие не хотелось категорически: если его не подберет Франц, то его
подберет убийца ... А что, запросто, вернется и подберет ... может быть,
уже подобрал. Помертвев, Франц торопливо вышел в центральный зал -- нож,
слава Богу, лежал на месте.
Вот ведь незадача: брать нельзя и оставлять нельзя ...
Оставалось одно -- спрятать.
Он выбрал на лезвии ножа место без пятен крови, брезгливо взял его
двумя пальцами и вернулся в спальную камеру ("Усыпальную камеру ..." --
усмехнулся своим мыслям Франц). И куда его теперь?...
Он положил нож на постель Дрона и прикрыл простыней. Потом в последний
раз окинул сцену побоища взглядом: два десятка мертвецов на койках, один
мертвец под койкой (Дрон был единственным, кто хоть как-то среагировал на
происходившее). Четыре койки были пустыми: Франца, Чирия с Моджахедом, плюс
в камере всегда имелась одна свободная кровать ... Стой, а где ж тогда
новичок? Неужто, убийца увел толстяка с собой? Да нет -- судя по тому, что
Франц уже видел, пленных маньяк не брал ... Может, новичок прикинулся
мертвым, подождал, пока убийца уйдет, а затем забился в какую-нибудь щель?
Впрочем, значения это не имело -- нужно было идти к Мордастому.
Стараясь не шуметь, Франц вышел через центральный зал во внешний
коридор и зашагал налево -- до входа в апартаменты Наставника оставалось
около двухсот метров без боковых ответвлений. Чувствовал себя Франц намного
увереннее, чем раньше: оружия у убийцы вроде бы уже не было, и шансы, в
этом смысле, уравнялись. Периодически оглядываясь назад, чтобы застраховать
себя от неожиданностей с тыла, он подошел к металлической двери с надписью
"Наставник Потока No 21/17/2" и постучал. Ответом была тишина. "Просыпайся,
старый черт ... опять, небось, нализался?" -- раздраженно подумал Франц и
постучал сильнее.
Ответа не последовало.
Рискуя привлечь внимание убийцы, он забарабанил по двери кулаком.
Впрочем, слово "забарабанил" не вполне подходило: после первого же
удара дверь отворилась внутрь, ибо была незаперта. С холодеющим сердцем
Франц переступил порог.
Прихожей не имелось, так что он очутился прямо в кабинете: рабочий
стол, книжный шкаф с набором уставов и руководств, два сейфа -- большой и
маленький. По стенам стояло несколько стульев, на полу лежал персидский
ковер ... Справа находилась дверь (в спальню?), на столе горела лампа в
желтом абажуре. А позади стола, в глубоком кожаном кресле, сидел господин
Наставник -- верхняя часть его черепа была снесена, а мозги (если это слово
применимо к субстанции в голове Мордастого) -- разбрызганы по стене позади
кресла. В широко раскрытых глазах несчастного застыло выражение крайнего
недоумения. На столе стояла порожняя бутылка из-под рома, стакан,
полупустое блюдо с грушами и полуполное блюдце с огрызками. Насколько Франц
мог судить, события развивались так: убийца несколько раз выстрелил в
замочную скважину (вдребезги разбитый замок почернел от пороховой гари),
потом вошел в кабинет и прямо с порога остатком патронов разнес Мордастому
череп. Среагировать на происходящее бедолага не успел, ибо, напившись пьян,
безмятежно спал в кресле. Оба телефона на его столе убийца разбил. На ковре
около входной двери лежала пустая пистолетная обойма.
Никакого ужаса перед мертвецом Франц, на этот раз, не испытал -- то ли
уже привык, то ли страх за собственную жизнь вытеснил страх перед чужой
смертью. Его не тошнило, коленки не дрожали, сердце находилось, где ему
положено, а не в пятках. Да, собственно, и страха Франц почти не ощущал: он
уже на том свете -- чего бояться, разве что по привычке ...
Просто у него было два вопроса.
Вопрос первый: Где сейчас убийца?
Вопрос второй: Какой из этой ситуации есть выход?
Вот только ответов, к сожалению, Франц не знал.
Зато ему стало ясно, где убийца достал автоматическую винтовку:
