подследственный. -- по голосу Добряка было слышно, что францева
строптивость оскорбила его в лучших чувствах.
-- Какой в этом смысл, господин Следователь? Двое ваших коллег
уверены, что я -- убийца, и мои слова не смогут ничего изменить.
-- Согласно Уставу, ваше дело будет прекращено, если вы убедите в
своей невиновности хотя бы одного следователя. -- сухо сказал Добряк, -- Ну
что, будете говорить?
Прежде, чем ответить, Франц еще раз просчитал оба имевшихся у него
варианта:
доказательного объяснения он представить не сможет -- что бы он ни
сказал, все будет осмеяно и разбито в пух и прах;
однако, молчание в данной ситуации еще хуже -- версия, по которой он
выходит убийцей, останется тогда единственной.
Он должен представить выгодную для себя альтернативную версию,
объясняющую все факты!
-- Ну-у?! -- рявкнул Злыдень.
-- Хорошо. -- сказал Франц. -- Слушайте.
Он был в поту с головы до ног -- эффект холодного душа, принятого
перед допросом, давно испарился.
-- Я исхожу из того, что, послав зачинщика драки -- то есть, меня -- в
карцер, Наставник оставил 12-го и 16-го в камере, а новичка перевел в
изолятор. Вскоре после отбоя 24-ый вызвал охрану и заявил, что задыхается
или что у него рези в желудке, или, может быть, почечные колики. В таких
случаях охранник -- перед тем, как вызвать доктора, -- осматривает больного
сам. Я предполагаю, что у 24-го был нож ...
-- Откуда? -- перебил Добряк.
-- Пронес с Первого Яруса, господин Следователь.
-- Это невозможно, подследственный: контроль в приемнике очень жесткий
-- все личные вещи, включая одежду, у заключенных отбирают ... да что я вам
объясняю -- вы это лучше меня знаете!
-- Контроль везде жесткий, господин Следователь. Когда мы с работы
возвращаемся, нас тоже обыскивают.
-- Обыскивают или не обыскивают, подследственный, а холодное оружие в
цехах изготавливается и в камеры проносится. -- Добряк говорил намного
суше, чем раньше. -- Надеюсь, вы не станете отрицать очевидного.
-- Не стану, господин Следователь, -- не сдавался Франц, -- да только
и вы тогда не отрицайте, что оружие в камере могут иметь только урки. Если
б они нашли у меня нож, то этим бы ножом меня тут же и зарезали.
-- А как, по-вашему, подследственный, -- вмешался Скептик, -- закон
урок дозволяет, чтоб вы им морды били?
"Вот ведь сволочь!" -- подумал Франц.
-- Драка с 12-ым и 16-ым мне потом дорого бы обошлась, после карцера
...
-- Если б они до этого дожили ... -- перебил Скептик, -- Ну да ладно,
подследственный, давайте для экономии времени по вопросу ножа согласимся не
соглашаться: вы считаете, что оружие легче пронести с Первого Яруса, а мы
считаем -- что из механических цехов. Не возражаете? -- он посмотрел на
двух других следователей, и те закивали. -- Продолжайте.
Три черных силуэта неподвижно, как мишени в тире, застыли перед
Францем.
-- Зарезав охранника, 24-ый завладел его пистолетом, пробрался на
главный пост и застрелил второго охранника.
-- Каким образом? -- резко спросил Добряк, -- Второй охранник не
подпустил бы к себе заключенного ночью за пределами территории Потока, не
подняв тревоги.
-- Насколько я понимаю, господин Следователь, если один из охранников
уходит по вызову, то второй остается на главном посту у поворота на карцер.
-- Допустим.
-- Скорее всего, 24-ый обошел этаж по периметру кругом и подошел к
главному посту с востока. Обратите внимание, что от пересечения восточного
и северного коридоров до главного поста не более десяти метров; если 24-ый
выскочил из-за угла и сразу выстрелил -- охранник среагировать не успевал.
С таким сценарием, кстати, согласуется и ориентация трупа: ногами по
восток, головой на запад -- пуля, пущенная из восточного коридора, как бы
сбила охранника с ног.
-- Что ж, убедительно. -- иронически согласился Скептик, -- А теперь
давайте рассмотрим альтернативный сценарий: убийца стреляет не из
восточного коридора, а из карцерного. -- он наслаждался собственной
сообразительностью, -- Причем охранник находится в этот момент слева от
входа. Как, по-вашему, будет ориентирован труп?
-- В этом случае, труп будет ориентирован примерно так же, но ...
-- Достаточно, подследственный. -- Скептик с удовлетворением откинулся
на стуле.
-- Ну уж нет, господин Следователь, -- впервые за весь допрос Франц
повысил голос, -- раз уж вы потребовали от меня объяснений, извольте
выслушать все, что я хочу сказать.
-- ЧТО?! -- ужасающим басом заревел Злыдень, -- ОПЯТЬ ДЕРЗИТЬ? -- он
привстал на своем стуле.
-- Господа! Господа! -- вмешался Добряк, -- Подследственный имеет
право сказать, все, что сочтет нужным, -- а уж выводы из его слов вы
делайте сами.
Недовольно ворча, Злыдень опустился обратно на стул. Он жаждал крови
-- разговоры его не интересовали.
-- Карцерный коридор просматривается от главного поста насквозь, --
объяснил Франц, -- а потому, незаметно подобраться по нему к охраннику
намного труднее, чем по периметру.
-- Но все-таки можно, подследственный, -- опять влез Скептик, -- если
охранник стоит не в точности напротив входа.
-- Например, слева. -- добавил Добряк, -- Что, как мы уже выяснили,
объясняет и ориентацию трупа. Продолжайте, подследственный.
Комбинезон Франца промок насквозь.
-- Ну, может, теоретически я и мог бы пробраться из карцера к главному
посту незамеченным. -- он замолчал и секунд пять слушал пульсировавшую в
висках боль, -- Но, во-первых, это исключительно маловероятно -- чтобы
второй охранник не смотрел в сторону карцера, зная, что его товарищ ушел
туда ночью по срочному вызову; а во-вторых, я этого не делал, и доказать
обратное никто и никогда не сможет.
Он посмотрел по очереди на сидевшие перед ним три черные фигуры.
-- Продолжайте, подследственный. -- произнес Добряк ничего не
выражающим голосом.
Подавив непрерывно усиливавшееся чувство безысходности, Франц
продолжил:
-- Потом 24-ый перенес тело первого охранника из изолятора в коридор и
спрятал его в стенном шкафу.
-- Каким образом в изоляторе не осталось следов крови? -- злобно
пробасил Злыдень.
-- Если держать труп сидя, прислоненным к стене, то кровь из
перерезанного горла будет впитываться в переднюю часть мундира и не попадет
на пол.
-- Значит, 24-ый попросил охранника сесть на пол и прислониться к
стенке -- и лишь потом зарезал его? -- насмешливо поинтересовался Скептик.
-- Даже если кровь и брызнула вначале на пол, то в изоляторе есть
умывальник, -- все следы ничего не стоило убрать.
-- Я в это не верю. -- это сказал Злыдень.
-- Ваше право, господин Следователь. -- сделав паузу в ожидании
дальнейших придирок (их не последовало), Франц продолжил, -- Затем 24-ый
проник в квартиру Наставника, убил его и завладел автоматической винтовкой.
-- Каким образом? Все огнестрельное оружие хранится в запертом сейфе
-- чтобы открыть его, нужно знать шифр. -- это сказал Скептик.
-- Он мог пригрозить Наставнику и заставить его выдать шифр.
-- Этого не могло быть, подследственный: все указывает на то, что
преступник убил Наставника сразу же, как проник в его апартаменты.
Франц на мгновение задумался.
-- Ну, тогда Наставник, в пьяном виде, мог забыть запереть сейф после
того, как выдал оружие охранникам.
-- Это тоже маловероятно: охранники-то были трезвы и указали бы ему на
просчет.
-- Они могли не заметить, господин Следователь.
-- Ну, хорошо, продолжайте. -- неожиданно сдался Скептик.
Добряк и Злыдень промолчали -- победа пришла к Францу подозрительно
легко.
-- Далее 24-ый проник (с помощью ключей, взятых у охранников) на
территорию Потока и расстрелял всех заключенных, кроме 12-го и 16-го; а
последних, угрожая оружием, отвел к карцеру, приказал им лечь на пол и
перерезал им глотки. Потом он быстро перенес тела в карцер и уложил на
кровати -- вся операция не должна была занять более десяти секунд.
-- А вы даже не проснулись? -- язвительно поинтересовался Скептик, --
Крепкий сон -- признак чистой совести.
-- Проснулся, господин Следователь, но не сразу, и, поскольку трупы
были укрыты с головой простынями, ничего не заметил.
-- Вы поразительно ненаблюдательны, мой друг.
Франц промолчал, не желая тратить немногие оставшиеся у него силы на
бесплодные препирательства.
-- Я уснул опять; а 24-ый, вернувшись в камеру, обнаружил, что
некоторые заключенные не убиты, а только ранены, и дострелял их.
Злыдень и Скептик, перебиравшие бумаги на своих столах, подняли
головы. Добряк резко спросил:
-- Откуда вы знаете?
-- Что знаю?
-- Что некоторые из заключенных не были убиты наповал?
-- Догадался по пороховым отметинам на их телах -- их приканчивали
одиночными выстрелами в упор, да и винтовка, когда я ее нашел, была
переключена с автоматического боя на одиночный.
Злыдень и Скептик опять опустили головы и зашуршали бумагами. Франц
продолжал:
-- После этого 24-ый вернулся в карцер, приоткрыл дверь и разбудил
меня каким-то звуком, а сам отправился в апартаменты Наставника (он
понимал, что, рано или поздно, я обязательно туда приду). Он спрятался в
спальне, намереваясь задушить меня, оттащить труп в изолятор, а потом
представить дело так, будто я сам напал на него, но не рассчитал своих сил.
Именно для этого он расстрелял все патроны и оставил нож в камере: иначе бы
получалось, что я явился в изолятор вооруженным до зубов, и ему б никто не
поверил, что он сумел меня одолеть.
-- И он не испугался оставить нож? -- недоверчиво спросил Добряк. --
Ведь вы могли прихватить его с собой, и тогда бы он не имел ни одного
шанса. -- Добряк посмотрел на остальных двух следователей, и те согласно
закивали головами.
-- 24-ый демонстративно оставил на рукоятке ножа отпечатки своих
пальцев -- он понимал, что, увидев их, я ножа не коснусь. Он, видимо,
собирался стереть отпечатки уже после того, как убьет меня; он даже мог
принести нож в изолятор, коснуться рукоятки моей ладонью и унести обратно
-- что подтверждало бы его версию событий. Видимо, 24-ый был уверен, что
справится со мной голыми руками ... и, кстати, справился бы, если б мне под
руку не подвернулся тот камень.
Скептик поднял голову.
-- Я должен предупредить вас, мой друг, -- с лицемерной заботливостью
сказал он, -- что следов крови 24-го на камне не обнаружено -- только мозги
и кровь вашего Наставника. Ну и, конечно, отпечатки ваших пальцев.
-- Уж не хотите ли вы сказать, что я убил Наставника этим камнем,
господин Следователь?
-- Конечно же, нет, подследственный. -- снисходительно улыбнулся
Скептик, -- Я отлично знаю, что он был застрелен.
-- Так в чем же тогда дело? -- на этот раз Франц решил настаивать на
своем, -- Я ведь объяснил, каким образом кровь Наставника оказалась на
камне.
-- Я лишь хочу обратить ваше внимание, подследственный, -- сказал
Скептик с напускным сожалением, -- что даже самые незначительные детали
вашего рассказа не подтверждаются вещественными доказательствами.
Отвечать на это Франц не стал.
Силуэты следователей, будто вырезанные из черной бумаги, застыли перед
ним.
Наконец, Добряк шевельнулся и спросил:
-- В своем рассказе, подследственный, вы сконцентрировались на
описании действий 24-го ...
-- Гипотетических действий 24-го. -- поправил Скептик.
-- Хорошо, гипотетических. -- Добряк откашлялся, -- Однако, почти не
уделили внимания его мотивам. Иными словами -- зачем 24-ый все это сделал?
Франц опустил голову -- он давно ждал этого вопроса, однако
удовлетворительного ответа не имел.
-- Когда 24-ый на меня напал, он был стопроцентно безумен ...
-- А до этого? -- перебил Скептик, -- Показался ли он вам безумным
накануне событий, когда только появился в камере?
-- В камере я его видел около трех минут, -- парировал Франц, -- за
