Первым в Отсосовке испытал тревогу вездесущий адъютант Палыч. Услышав
знакомый грохот артподготовки, он, размахивая заржавленной саблей,
стремглав выскочил из хаты.
- Бей их! Руби! Орлы, молодцы! - заорал он, подражая комдиву и хватанул
саблей о столб. Сабля разлетелась на куски, а в руке Палыча остался только
голый эфес.
- Вперед за Императора, мать его! - с этими словами Палыч снова махнул
саблей. Если бы он не сломал ее до этого, то поручик Слонов вряд ли бы смог
остаться в живых и настолько бездарно руководить операцией.
47.
Среди этой, наполненной событиями, жизни деревни Отсосовки и
увлекательными приключениями наших героев, начиналось мрачное утро. Солнце
медленно поднималось над горизонтом и освещало длинными желтыми лучами
местный ландшафт. Накрапывал еле заметный дождь.
Пока в Отсосовке собирались ряды добровольцев, далеко на окраине уже
вступили в бой пулеметчики контр-обер-лейтенанта Епифана Каца.
Накануне он послал кавалериста Стремова объявить всеобщую тревогу, но
базановцы, которых они заметили в степи, так и не приблизились, развели
сотни костров и встали на ночлег.
Епифан Кац сидел на поваленном телеграфном столбе, неизвестно по каким
причинам здесь оказавшемся, видимо, с древних времен. Рядом с ним
пристроился кавалерист Стремов, боготворивший Каца и слушавший его открыв
рот. Еще бы! - именно Кац построил первый в Империи Коммуникационный
Шлагбаум, какие раньше строили разве что в Швеции.
Обер-лейтенант Кац с добродушным видом чистил старыми портянками
пулемет, кормильца, а кавалерист Стремов протирал влажной тряпочкой
гранату, только что выданную ему поручиком Забибуллиным на утреннем
построении.
Кавалерист Стремов был человеком поистинне удивительной судьбы. Ему
довелось пройти не один десяток Фронтов, падать на Аэроплане, уносить из
ресторана раненных, чистить на кухне картошку, ходить в разведку за сидром,
когда-то действительно быть кавалеристом, и теперь в основном ездить на
тачанках с Кацем и подносить ему патроны. К этому кавалерист Стремов был
одним из немногих, кто еще сохранил детскую наивность и несобранность. У
него вечно все валилось из рук, и другой на месте Каца поостерегся бы,
обнаружив в руках зевающего Стремова гранату. Однако, глядя как Стремов
вовсю трясет головой в стороны, стараясь окончательно проснуться,
контр-обер-лейтенант Кац только иносказательно приговаривал:
- Не вертись, Стремов, а то не поймаешь...
- А чо не поймаешь, господин обер-лейтенант? - не выдерживает вскоре
кавалерист Стремов.
- Да свои органы, Стремов! - всхрапнул обер-лейтенант и начал ржать,
долго и болезенно, чревато заходясь в кашле. Кавалерист Стремов
отстраняется, насупленный.
- Ладно, не серчай, - успокоил его обер-лейтенант. - Я ж тебя строевому
порядку обучаю. Рванет эта зараза - так мозгов не соберешь, если они у тебя
есть...
- Я чо верчусь-то, - стал оправдываться Стремов. - Я атаки неприятеля
опасаюсь, вот его и высматриваю.
- Когда будет атака - тебе над ухом поручик Забибуллин в свисток
свистнет и закричит, как свинья недорезанная: "Внимание! Атака!", -
назидательно бросил обер-лейтенант Кац.
- Ага, теперь понял, - успокоился Стремов. - Слушай, Кац, ты давно уже
на Фронтах...
- Ну! Видел бы ты мой Коммуникационный Шлагбаум, это нечто!
- А как можно неприятеля от приятеля отличить? Есть ли какое-нето
захудалое различие?
- Хороший вопрос ты задаешь, Стремов, - похвалил кавалериста Кац и
острожно похлопал его по плечу. - И хорошо, что ты именно сейчас об этом
выпрашаешь. Значит, смотри сюда. Враги - это парни в синем обмундировании,
а наши парни - те в зеленом, в грязном, которое на тебе и на мне. И побегут
эти собаки недорезанные, базановцы, во-он с той стороны, а наши с заду, в
обозе сидят. Вот такие, стало быть, отличия. Уловил?
Переживающий Стремов хотел было покивать головой в знак того, что все,
мол, понял, но тут прибежал, пригибаясь, поручик Забибуллин и пронзительно
засвистел что было сил в свисток, после чего закричал испуганно-истошно:
- Атака-а!
- Ну вот, видишь? - заухмылялся обер-лейтенант. - Я давно уже за этим
Забибуллиным наблюдаю. Он же карьерист, каких свет не видывал. У него все
по часам и линейке... Сейчас мы этим косорылым базановцам дадим жару!
- Попробуем, - притих тут же Стремов, сползая с поваленного столба в
грязь окопа.
Легионеры Базанова в синем обмундировании уже шли беспорядочной толпой
прямо на пулеметчиков Секера. Обер-лейтенант Кац устроился поудобнее в
окопе и стал сандалить из пулемета затяжными очередями, стараясь при этом
не высовываться наружу.
Кавалерист Стремов сначала забоялся, но потом пообвык и стал даже
помышлять о ратном героизме. Наконец, Стремов приподнялся, чтобы далеко и
метко - в самое сердце Атаки легионеров - метнуть свою блестящую гранату.
- Молодец, Стремов, только кольцо в следующий раз выдерни! - всхрапнул
обер-лейтенант, не отрывая взгляда от отлетавших гильз. Фуражка Епифана так
и прыгала от выстрелов.
Через минуту атака базановцев захлебнулась от выделения слюны, и они
стали спешно отступать к походной кухне, время от времени крестясь
по-самурайски на что-то трудноразличимое, маячевшее на фоне кровавого
горизонта.
Обер-лейтенант Кац повернулся к Стремову и заулыбался:
- А вот у базановцев нет ни одного пулемета! Это я их нашел!.. Слушай,
Стремов, сбегаешь за патронами? Я тебе и свою гранату отдам!
- Ладно, - согласился Стремов и заулыбался тоже.
Никто из них не знал, что эта атака была отвлекающим Маневром штрафных
рот прапорщика Базанова, набранных из тех легионеров, что плохо знали Устав
и потерять которых было не так жалко. А основной массив не знавших страха
базановцев уже вышагивал стройными рядами в обход пулеметному заграждению.
48.
Прошло еще полчаса прежде чем поручику Слонову удалось построить
эскадрон добровольцев, в рядах которого не было ни одного трезвого или
пацифиста.
- Равнясь! - злобно гаркнул Слонов, глядя на равнявшихся по нему бойцов.
В этот момент из сарая показалась коляска, в которой перемещался еще
живой комдив. Эскадрон вытянулся как струна, и даже Адамсон поджал в себя
неохватное брюхо.
Ожидая пока бабка Анжелика докатит коляску с комдивом, поручик Слонов
прошелся вдоль строя и еще раз напомнил о тревоге, объявленной вчера
ворвавшимся в хату старосты гусаром Стремовым.
- Тревога!!! - словно гром раздался над деревней голос Слонова.
После недолгого пятиминутного раздумья, он оседлал своего скакуна и,
опустив веки, сказал уверенно, но поминутно срываясь на визг:
- По коням! Ждут нас братья наши на поле боя! Поручик Забибуллин и
контр-обер-лейтенант Кац уже вступили в кровавую схватку с неприятелем.
Вперед же, гусары! За Императора животы положим!
Приподнявшийся Секер сумел только приподнять руку, очевидно, чтобы
указать направление основного удара, после чего икнул и опустился в
забытье.
Все остальные: Адамсон, Палыч, конвоир Сережа, возбужденнный Наташей и
муравьями Блюев и еще около сотни гусар поскакали во главе с поручиком
Слоновым в сторону долины, простиравшейся вдоль речки Течки.
49.
Когда эскадрон, растянувшийся по степи, оказался вдруг на поле боя,
поручик Слонов понял, что сражение проиграно.
Наемники прапорщика Базанова прорвали Фронт по всему азимуту и уже
приступили к надругательству столь дорогой поручику Слонову Империи.
Он приподнялся на стременах и стал бестолково махать саблей. Вдали
показался конный массив неприятеля, который на всех парах мчался на
одинокий эскадрон Слонова.
- Подтянись! К бою! Я вижу неприятеля! - заорал Слонов, чувствуя как
седло его наполняется испражнениями. Поручик Слонов первый раз был в
натуральном бою.
Все же сбоку на неприятеля покатили наши тачанки без пулеметов, но с
отчаянными пьяными хлопцами, оттягивая на себя часть сил противника.
Началом побоища послужил случайный взрыв снаряда, попавшего в самую гущу
эскадрона. Отпрянув от несущего смерть огня, Блюев и Адамсон продрались
грудью сквозь разросшийся кустарник и залегли в старом поросшем окопе.
Поручик убрал со лба спутанные волосы и тут его поглотил ужас и смертельный
страх перед его величеством Концом. Адамсон и судорожно сжал за запястье
руку Блюева. Рука оказалась неожиданно мясистой и волосатой от самых
пальцев. Заметив это, Адамсон брезгливо отстранился и закричал словно в
последний раз:
- Конец нам, братцы! Помирать здесь будем!
Базановцы надвигались так решительно, что от этого зрелища даже
захватывало дух. Поручик подивился столь небывалой отваге противника, а
потом в метрах десяти увидел совсем еще молодого конвоира Сережу,
перепачканного кровью, болотной жижей и без рейтуз. Он совсем уже обезумел
от схватки, и, не дожидаясь приближения неприятеля, свирепо размахивал
ржавой саблей. Сережа вел бой со своей тенью.
Казалось, что все уже кончено, но тут, к незабываемой удаче секеровцев,
откуда-то сбоку, со стороны поднимающегося солнца, двинулись неисчислимые
силуэты гвардейцев Нейтральной Бригады, кочующей в Швецко-Тульских лесах и
под старым Тоже-Парижем.
Адамсон еще не знал на чьей стороне они будут ходить строем, так как о
гвардейцах ходили упорно противоречивые слухи, но кровь от них все же
застывала в венах. Например, именно они разграбили и выжгли дотла город
Отсосовск, находившейся ранее неподалеку. Несколько раз Отсосовск на
протяжении одной недели переходил с рук на руки, и теперь там было только
выжженное пепелище.
Тем не менее поручик верил, что он сумеет спасти свою жизнь в грядущей
неразберихе. Кажется, о том же думал, потирающий волосатые руки, корнет
Блюев. А конвоир Сережа настолько уже ничего не понимал и отчаялся, что не
подумывал даже подтянуть свои гусарские рейтузы.
- Ура-а-а-ать! - закричали гвардейцы Нейтральной Бригады как один.
Теперь уже было видно, что на этот раз нейтральщики собираются нанести удар
по легиону Базанова, видимо намереваясь отбить у него артиллерию и обоз.
Две толпы сшиблись лоб в лоб, и за поднявшейся пылью ничего не было видно.
Там - в этом страшном месиве шла битва, оттуда неслись крики, стрельба, из
этой кровавой мясорубки не уносили раненых.
Внезапно поручик Адамсон заметил как из свалки вылетела чья-то черная
лошадь. Он тут же вскочил, намереваясь ею воспользоваться для своего
спасения. Но корнет Блюев опередил его. Тот вскочил еще раньше и не
разбирая дороги, долго бежал за лошадью, опережая Адамсона на два корпуса.
Догнать лошадь они не смогли и от жалости к себе оба заплакали навзрыд.
Рядом базановцы и нейтральщики рубцевали друг друга саблями и вопили
друг другу что-то совершенно непонятное, видимо, на старом самурайском. Это
было слишком жестокое зрелище для корнета Блюева, ставшего нервным и
впечатлительным после контузии.
- Господа, господа, вы же все были вскормлены молоком матери! - бормотал
он отупляюще.
Корнет сбился, упал на землю и застонал, давая всем понять, что он
ранен. Тут он обнаружил под рукой окровавленное синее знамя базановцев.
Блюев схватил древко и высоко поднял полотнище над головой. Роскошно
блеснул на солнце вышитый пятиконечный крест, знамя распустилось над
головой корнета.
- Вперед!! - заорал Блюев неожиданно для самого себя.
Знамя, казалось, ожило в его руках, заколыхалось, задрожало на бешеном
ветру. Корнет, сам того не осознавая, побежал вперед, чтобы удержаться на
ногах.
- Вперед!
За ним двинулись сотни людских и лошадиных тел. Вокруг свистели пули и
осколки, трое базановцев, геройски заслонившие Блюева от ударов штыка,
повалились бездыханными.
- За мной! - продолжал Блюев и бежал из последних сил. Повинуясь
внутреннему голосу, он вел базановцев на скрытые в старых окопах пулеметы
поручика Забибуллина.
У самого окопа Блюев неожиданно присел и устроился на корточках. Во
время сражения у него схватило живот и сейчас это было вполне кстати, тем
