он был, чтобы воспринять такой эмоциональный всплеск. Нагнулся Селампий,
подобрал свою котомку с сухарями и флягой неразбавленного сидра и побрел
прочь.
Блюев же полез на большое, но давно срубленное дерево, стараясь как
следует осмотреться.
57.
Поручик Слонов трясся в седле, как марионетка на нитях, каждый раз
опасливо съезжая на бок. От одного из толчков он проснулся и не поверил
своим глазам. Степь без конца и края осталась далеко за холмами и речкой
Течкой, а Ставка главнокомандующего (повозка с полковником) начисто исчезла
из виду. Слонов обернулся и обомлел - за ним строем шли тысячи наемников
прапорщика Базанова. Хвост огромной людской колонны исчезал в клубящейся
пыли.
"Что это за черт?! - появилась в голове Слонова мысль. - Что я здесь
делаю? Как я здесь оказался?"
Впрочем, думать было некогда и непривычно - в любую минуту поручика
могли опознать по портянкам, изготовленных в Империи. Поручик быстро стащил
с себя мундир, портянки, затолкал все под седло и оказался в грязной майке
со странными желто-зелеными пятнами, оставленными видимо сидром, если
позабыть о цвете, и также яркой надписью "адидас".
"Уф! Кажется не заметили какие на мне погоны", - подумал он и,
приободрившись, скомандовал:
- Легион! Слушай мою команду! Я, тля, дважды повторять не буду! Стой!
Ать-дэва!
Легионеры Базанова встала как вкопанные. Вперед выехал сам прапорщик
Базанов - толстый, сытый, с жидовским выражением брезгливого лица. Слонов
знал это выражение, но лицо ему было незнакомо.
- Эт-то еще что такое?! А ну-ка встать в строй! - заорал Слонов.
Базанов несколько опешил. Челюсть его отвисла на два дюйма и стала
угрожающе покачиваться.
- Молчать! Дадашка! - не дал ему ничего ответить поручик.
От этого рыка лошадь прапорщика Базанова сама повернулась кругом и
понеслась вдоль колонны. Поручик Слонов проводил ее взглядом и стал хаять
наемников за нерадивость и халатное отношение к службе.
- А ну достать Уставы!
Все легионеры достали из вещмешков Уставы и, мусоля их пальцами, стали
листать любимые страницы поручика, которые он по памяти называл. Эти
страницы были также любимы и Базановым, который в этот момент отчаявшись
остановить обезумевшую лошадь, переместил зад на край седла и свалился в
грязную лужу. Поднявшись, он бросился к Слонову и, подбежав к нему
достаточно близко, побагровел до корней волос:
- Что?!..
- Ма-а-алчать! Как стоишь перед поручиком, скотина! - не теряясь,
возмутился в ответ Слонов. - На губу! Под трибунал! Шкуру спущу! Сгною под
ружьем! Ах ты, блять служивая!
Прапорщик Базанов, вытянувшись в струну, не мигая смотрел в глаза
надрывающегося Слонова. У Базанова не было слов.
- Взять его и в обоз! - скомандовал наконец Слонов.
Четверо дюжих базановцев, откровенно ничего не понимая, схватили своего
командира и связав затолкали в запыленный фургон.
Тут только поручик Слонов понял, что он натворил и что с ним будет в
случае разоблачения. Его прошиб холодный пот, но отступать было уже поздно
- позади стояло болото.
Разделив все базановское войско поровну, он выставил одну половину
напротив другой.
- В ружье! - заревел он.
Недоумевающие базановцы послушно вскинули ружья на изготовку.
- Огонь! - скомандовал Слонов и с прискорбием снял фуражку.
58.
Оставшиеся пока невредимыми офицеры дивизии Секера - адъютант Палыч и
поручик Адамсон собирали у занявшихся костров немногочисленные группы
уцелевших солдат, кавалеристов и разжалованных генералов филиала Ставки.
Убогие и подавленные лица бойцов наводили на Палыча тоску. Приятные
воспоминания о службе в денщиках все чаще захватывали его.
Опушка леса неотвратимо погружалась в сияние полной луны. В палатке, где
размещался полковник Секер вместе с адъютантом и Адамсоном, дополнительно
зажгли несколько свеч. При свете командование могло составить список
личного состава, с честью прошедшего Отсосовскую мясорубку.
В живых значились: Секер - полковник; Адамсон - поручик, дворянин; Палыч
- адъютант господина Секера; Волгин - солдат, знает самурайский; Стремов -
кавалерист, и еще десятка два солдат и генералов без рода и племени, но с
задатками фронтового некрофилизма.
Остальных принято было считать погибшими, пропавшими без вести или
подлыми дезертирами. И особенно - корнета Блюева и поручика Слонова.
Когда список был наконец составлен, Палыч дрожащими руками поднес его к
освещенному свечами и сидром лицу Секера. Комдив бегло ознакомился с
документом и грудь его пронзил одинокий клич.
- Ништяк! - только и смог подытожить полковник Секер.
Палыч и поручик Адамсон переглянулись. Один из них плеснул кружкой воды
в лицо предводителя.
- Позовите сюда этих людей! Всех! - сказал полковник, отплевавшись.
В палатку набились малочисленные остатки дивизии. Шинели и мундиры
бойцов были в глине, навозе, местами прожженными. Во время последнего
перехода сидр унес чуть ли не треть состава. Еще треть состава унесло
отсутствие сидра. Солдаты ежились от холода наступающей на пятки зимы.
- Солдаты! Братья! - начал Секер внушительно. - Три года назад я прибыл
в Отсосовск и повел вас через бои, сражения и битвы ради высокой цели. И
теперь эта цель близка... За этим Тульско-Швецким лесом, по которому надо
идти несколько дней, прежде чем он кончится, в ветхом сарае находится
триста тридцать три бочки самурайского выдержанного сидра. Это самая
большая тайна, которую я узнал от писарей Канцелярии Ставки... Там-то вы и
обретете покой и внутреннюю свободу!
Секер закашлялся, все затаили дыхание.
- Сам хотел выпить, - молвил Секер, - но видно не суждено... Если я умру
раньше (прежде чем обнаружу сидр) - похороните меня как это было принято в
древние времена... Быть может вместе со всеми вами...
Недовольные бойцы от страха сунулись носами в рукава обмундирования.
Лица некоторых все же сияли надеждой на то, что они во что бы то ни стало
дойдут до желанного сидра.
- Братья! Сейчас, когда близка наша цель, враг снова не дремлет! Я уже
слышу его зловещие шаги, его тяжелую поступь!..
Секеровцы, находившиеся в палатке, испуганно стали прислушиваться и
действительно уловили звук приближающихся шагов.
Кавалерист Стремов даже успел выхватить чью-то саблю. Тут в палатку
ввалились корнет Блюев и поручик Слонов - обнявшись как родные и
напившиеся, словно быдло, до состояния дребезана.
59.
Наконец в облезлом фургоне, брошенном в большой луже от прошедшего
дождя, очнулся контуженный прикладом по голове прапорщик Базанов. С большим
трудом, морщась от боли, он подполз к краю фургона и вывалился наружу, в
холодную, сдобренную навозом воду. Помогая себе локтями, прапорщик сумел
выбраться на сухое место и осмотреться вокруг.
Степь была густо завалена трупами его солдат - гвардейских
солдат-базановцев! Прапорщик Базанов зарыдал навзрыд, вспомнив наглого
офицера, который так безжалостно сгубил его лучших наемников- легионеров.
Ощущение опустошенности в его груди сменилось ощущением обреченности, дикой
злобой и ничем не скрываемой ненавистью.
Наглые Отсосовцы уже увели однажды у него невесту, самую красивую девицу
в Империи, за что он разгромил их два десятка раз, но каждый раз наиболее
наглые ускользали. И вот теперь он остался без своего Легиона, совсем один
в царстве мертвых солдат.
Вскочив на ноги, Базанов бросился бежать на Восток. Он бежал, падая и
вновь поднимаясь, и леденящие кровь звуки слетали с его губ.
Оставленный без своей армии Базанов бежал на Восток от Отсосовска, где,
по его мнению, должна находиться Ставка главнокомандующего Секера.
60.
Между тем, Блюев пришел в себя от чувства непроходимого похмелья. В
голове строились на плацу и рапортовали роты блюевцев, а в ушах - из одного
уха в другое - проносились эскадроны конной дивизии неизвестной
принадлежности. От всего этого корнета преотвратно мутило.
- Что же это такое, а? За что, спрашивается, боролись?
Он осмотрелся, приподнявшись с холодной земли, но на его риторический
вопрос никто не ответил, впрочем, никто на риторические вопросы и не
отвечает.
Повсюду виднелись следы ночной оргии, в результате которой (как уже
говорилось) земля для Блюева перестала казаться пухом. Невдалеке стояла
единственная палатка с сидром, принадлежащая комдиву Секеру. Возле потухших
костров, завернувшись в шинели, вповалку лежали спящие солдаты.
Корнет переполз поближе к костровищу, чиркнул спичкой и попробовал
поджечь поленья. Промаявшись так минут десять, он сердечно отчаялся,
хлебнул из стоявшей на земле кружки сидру и достал планшет. Блюеву не
терпелось каким-нибудь образом выместить свое скотское состояние.
На грязном, мятом листе газеты двадцативосьмилетней давности он стал
писать обломанным карандашом.
"Комдиву полковнику Секеру
От доблестного офицера его дивизии.
РАПОРТ.
Спешу уведомить вас, что поручик Адамсон вчера нажрался, как самурайский
пехотинец. Как всегда подло, за глаза, он вел предубедительные разговоры,
понося милую мне Империю и самого Императора, называя его с намеком
самурайским евреем. У Адамсона исключительно скотская, самурайская натура и
к тому же своим существованием он порочит мундир доблестного имперского
офицера.
Сообщаю также, что он сменял из обоза два седла на самогонный сидр у
мужиков, промышлявших на хуторе, оный и хлещет тайком по ночам.
Поручика Адамсона следует решительно разжаловать в мичманы, а корнета
Блюева назначить на его место, а по возможности повысить сразу на три
звания за прилежность и отвагу в Отсосовском сражении. Ведь именно он вывел
роты базановцев на наши пулеметы!"
Блюеву стало несказанно лучше. Какой сейчас идет год никто уже не
помнил, поэтому даты он ставить не стал и вместо этого зевнул.
"Черт возьми, купить бы загородный домик возле Шлагбаума, да нарожать с
Наташей с десяток ребятишек... А-то совсем уж дети у нас не родятся..." -
подумалось ему.
Внезапно из палатки комдива послышались сумбурные крики, а потом из нее
показался в одном исподнем легкий на помине поручик Адамсон.
- Бойцы! Комдив в Ставку к Императору отправляется!..
Корнет тут же вскочил на ноги.
"Как же так? - пронеслось ракетой у него в голове. - Кому же теперь
отдавать Рапорт?! Не иначе как Адамсону!"
Блюев схватился руками за голову и побежал наперегонки с солдатней к
умирающему полковнику Секеру.
61.
Накануне, на четвертый час ночных оргий, поручик Слонов, будучи уже в
дребезан, попытался понять, из-за чего, собственно говоря, все пьют,
ругаются и дерутся.
Когда поручик Блюев в очередной раз потребовал всеобщего внимания и
объявил, что желает пойти в дабл, поручик Слонов поймал себя на том, что
сам он сидит за столом и пишет с Адамсоном и отошедшим Блюевым пулю.
Милолетный взгляд на свою гору поверг его в ужас. Гора была раза в четыре
больше, чем у других, а пуля была чиста как хорошо выдержанный сидр.
Дальнейшее Слонову подсказал инстинкт.
- Сволочи вы все! - закричал он гнусавым голосом. - Я тут напился, а вы
мне в гору садите!
Бросив эти обидные слова в лицо пораженного Адамсона, поручик Слонов
схватил со стола пулю и разорвал ее в клочья.
- Подсвечники-то в этой дыре есть? - прозвучал в повисшей тишине голос
возмущенного Адамсона.
Слонов обвел глазами лица офицеров и понял, что спасения нет. Он
стремительно вскочил и бросился прочь из палатки. Под ночным небом поручик
окончательно потерял всякое ощущение времени и окружающего пространства.
Несколько раз он попадал сапогами в костры, но дождь тушил загоравшуюся на
нем одежду.
Часовой, сидящий на дырявом барабане у ворот лагеря, увидел его неясную
