паршивца подышать целебным кедровым воздухом), я рассказал ему подробности.
(За вычетом Мести Уллманисов.) Герцен долго молчал, а потом изрек:
- "Да, пример, надо признаться, - прелюбопытнейший. Мы имеем толпу,
можно сказать - народ, обиженный, оскорбленный, жаждущий мести. Пролита
кровь невинных, но восстановить справедливость нет никакой возможности.
Но возглавляет всю эту толпу опытный манипулятор, настоящий трикстер -
в полном европейском значении этого слова: Член Прусской Академии Наук,
бывшая воспитанница Иезуитского пансиона, с детства приученная к тому, что
"цель оправдывает средства" - любопытное сочетание. Да и выхода у нее нет, -
насколько я понял - строительство Рижской крепости еще не закончено. Ваша
матушка просто не может позволить, чтоб рабочие спивались, иль вешались, -
ей нужно Чудо. И она идет на Преступление против Церкви и Веры.
Если я правильно понял Ваши рассказы, она была превосходным психологом
и ей не составляло труда настроить маленького ребенка прочесть молитву, а
раз вы молились по-латышски, с этим - все ясно.
Фокус с "негасимой свечой" известен в научной литературе с
шестнадцатого века, так что здесь тоже понятно. На высокие стенки гроба с
молодой девушкой обратили внимание даже простолюдины и тут все тоже
очевидно. Но вот луч света...
Да, сей луч нечто особенное, - я понимаю, что день был ветрен и по небу
гнало много туч. Тучи шли густо - практически без просветов, иначе б
простолюдины, а в них гораздо больше здравого смысла, нежели в людях
образованных, не обратили внимания на один просвет большее, чем на прочие и
не сочли его - Чудом.
Знаете, я считаю происшедшее проявлением "коллективного
бессознательного" в том смысле, в каком его понимал Кант, или даже
Бэконовских "даймонов Крови" и "Домашнего Очага".
Мы имеем разгоряченную толпу, желающую чуда, талантливого, не
краснейте, друг мой, - несомненно талантливого трикстера, разогревающего
толпу чудесными фокусами и, voila! -- "коллективное бессознательное"
нарушает естественный ход вещей и мы имеем проявление Господа нашего --
Лучом Света.
Нечто аналогичное происходит в миг исцелений у целебных источников,
скажем - в Лурде. Вы только вдумайтесь, - дешевые ярмарочные трюки,
бесстыдное манипулирование темной толпой и Явление Бога в самой лучшей его
ипостаси - Любви. Как жемчужное зерно в куче навоза.
Все равно что книжник колдует над своими ретортами, вызывая нечистого,
а к нему против всех законов, против бесовских книг спускается Ангел. Ибо
первопричина поисков беса - чиста. Да, неисповедимы пути Господни..."
Вот я и перешел к рассказу о моей собственной жизни. Теперь я расскажу
о моем следующем воспоминании.
Меня разбудили крики в доме и топот множества ног. На улице кто-то
истошно кричал и я слышал, как десятки людей грохочут сапогами, а откуда-то
издалека - будто через подушку, что-то глухо бухает со стороны моря.
Тут к нам в детскую прибежали наша бонна и Костькина кормилица, меня
стали одевать, а грудного Костьку вместе с малолетней Дашкой понесли сразу в
церковь. Я был тогда мал и не понял речей, что детей в церкви не тронут.
Меня тоже хотели вести в церковь, но тут прибежала матушка, сказавшая,
что "рижане хотят видеть Наследника в этот час". Я не знал, что она имеет в
виду, но тут отец посадил меня на плечи и я дико обрадовался. Мне очень
любил кататься на его широком загривке - так приятно быть выше всех.
Мы выбежали на улицу, матушка по-мужски вскочила на коня (я до этого и
не знал, что она в Пансионе общества Иисуса привыкла к верховой езде на
армейский манер), отец, не сняв меня с шеи, сел на другого, и мы понеслись к
южным воротам.
Я мог бы многое напридумать про то, что творилось вокруг, но честно
говоря, из всего происходившего в мечущейся, перепуганной Риге, я запомнил
только смертельно бледное лицо моей матушки, которая то и дело оглядывалась
на нас через плечо и ее маленькую, почти мальчишескую фигурку в офицерском
костюме и тонких, ослепительно начищенных сапогах. Матушка дома носила
крохотные туфельки и их обыкновенно было не видно под домашними платьями,
так что зрелище матушкиных сапог так поглотило все мое внимание и
воображение, что я просто не помню, что происходило вокруг. Воспоминания
пятилетнего мальчика могут быть весьма странными - на первый взгляд.
В тот день я любовался собственной матушкой - я по сей день думаю, что
ей очень шел офицерский мундир, к тому же я был поражен увидать ее без
парика в одной треуголке. Она была по пояс окружавшим ее мужикам (латыши
славятся ростом), а сапоги ее столь малы, что больше походили на детские, и
я, разумеется, воображал, что когда капельку вырасту, матушка их мне
подарит.
Восторг охватывал меня при виде того, как здоровенные дядьки слушаются
мою матушку, когда она указывает куда им смотреть, и они все направляют туда
свои трубы.
Матушка была -- никудышной воякой, но у нее были знания и много
здравого смысла. Наши думали драться по-старому, как было во времена Петра,
или Анны. И только от матушки изумленные офицеры услышали, что шведы только
что закончили перевооружение своих войск, что теперь у них уставы
английского образца, что шведские унтера пользуются... нарезным оружием
(правда -- весьма дерьмовым), зато все шведы не меряют порох, но заранее
фасуют его вместе с пулей в этакий бумажный кулек, который зовут -- Hulsen.
И вот эта вот "Хюльза" позволяет противнику достичь неслыханной скорости
перезарядки мушкета...
Все, кто был тогда на сей лекции, ныне только крестятся и говорят, что
если б матушки в тот день не было на бастионе -- они бы со мной не
беседовали. Ибо они вылезли б из рижской крепости (согласно исходному плану)
и легли под огнем гильзовых мушкетов противника.
Я думаю это -- Рок. Провидение. Шведы очень надеялись на внезапность и
то, что русские не знают об этих сюрпризах. Видно Господу было угодно, чтоб
Швеция проиграла войну. Ибо я просто не верю, что случайно бывает такое, что
именно внучка создателя прусского абвера защитит диссертацию именно по
пиротехнике и по своему роду занятий (и разговорам на кухне) будет наслышана
обо всех этих новшествах.
Мало того, - вон сколько ученых дур наберется во всяком собрании. И
что, боевой офицер станет слушать пред боем чье-то кудахтанье? Так случайно
ли то, что матушка успела завоевать огромный авторитет в сей грубой среде,
чтоб они просто захотели услышать то, что им говорил сам Господь?! Ибо вся
разница в жизни и смерти для сих офицеров и состояла в том -- услышат ли они
матушкины слова, или -- нет!
Случается на свете, друг Горацию, то, что не снилось нашим мудрецам...
Мы прибыли на бастионы и откуда-то принесли большую рельефную карту
Риги. Я тоже подошел к большой карте, мне было интересно потрогать ее
руками, матушка велела меня занять и отец дал мне подзорную трубу.
Я долго не знал, куда и зачем надо смотреть, - на этом берегу Даугавы
кругом были поля и перелески и вместо того, чтобы смотреть на шведов, я
разглядывал родную Даугаву, птичек в небе -- я был дитя.
Тут за моей спиной застучали барабаны, загремели копыта и я увидал
генерала Бенкендорфа на огромном жеребце впереди русского гарнизона города
Риги. Помню, как тот спешился, матушка подбежала к нему и стала на пальцах
что-то ему обЦяснять. Он выслушал ее, потом снял треуголку, перекрестился,
оглянулся вокруг, увидел кресты ближней кирхи, встал на колени и
перекрестился еще раз, а все русские последовали примеру.
Тут генерал увидал нас, подошел ко мне - подбросил в воздух так, что
дух захватило, прижал к груди и сказал громким голосом:
- "Остаешься за старшего. Матушку береги. И сестренку".
Отдал меня на руки Карлису, вскочил на коня и приказал открывать
ворота, а все кругом закричали ...
Обычно кричали "Виват" и "Хох", но на сей раз раздалось только
жиденькое "Ура!" Дядя замер в своих стременах и обернулся. За ним следовала
лишь русская часть гарнизона. Большая ж часть немецких баронов из Вермахта
единой стеной стояли за спиной моей матушки и никуда не спешили.
Дядя мой побледнел, потом усмехнулся, подкрутил ус и сказал:
- "Вот все и выяснилось. Желаю удачи вам, - господа "Наци"! Я пытался
быть своим среди вас, но -- видать не Судьба... Смотрите же, как подыхает
русский Ванька-дурак!"
Матушку всю затрясло от таких слов, она невольно схватилась за поводья
дядиной лошади, но тот мягко, но верно разжал ее руку, а потом подмигнул и
вроде бы как шутливо приложил палец к губам. Но матушка сразу опомнилась, -
дядя сам желал стать истинным внуком Петра Великого.
То, что случилось потом -- плохо укладывается в голове. Дядя посадил
своих людей в седла (благо они шибко освободились), велел играть всем атаку
и вылетел первым из крепости под русским стягом.
Шведы не ждали от нас такой наглости. Они приготовились к инфантерской
баталии с жаркою перестрелкой (латыши не любят ездить верхом) и лихой конный
натиск застал несчастных врасплох.
Разумеется, первый же залп пробил бреши в русском отряде, но даже
перезарядиться шведам не удалось. Тут же засверкали русские сабли, шведская
инфантерия побежала и к ней на помощь появилась шведская кавалерия (самый
дерьмовый у скандинавов род войск).
Наши сразу же "заломили" и шведскую кавалерию и понеслись за утекающими
-- добивать. В считанные минуты поле боя, покрытое трупами, осталось за
нами, а гулянка унеслась куда-то в Курляндию.
(До сего дня я пребываю в уверенности, что лучшие стрелки в мире -- мои
егеря. А вот лучшие кавалеристы -- конечно же, - русские!)
Кто-то на бастионе стал было сему аплодировать, но матушка сразу
сказала:
- "Что за идиотизм? Что за притча? Да неужто шведский король начал
войну столь малыми силами?! Я думаю, - сие удар отвлекающий. Где-то сейчас
движутся к Риге крупные силы... Давайте это обсудим".
Обсуждение было недолгим. Северные бароны были недовольны "Новым
Порядком". Особенно тем, что их детей насильно забирали в ученье. То, что
давешний противник кинулся улепетывать куда-то на юг, означало, что главного
удара стоит ждать с севера.
А так уж сложилось, что главные рижские бастионы были на южной окраине.
Северные ж бастионы были ветхи и не чинились с эпохи Петра. Выдержать в них
большую осаду было просто немыслимо. Но не это самое страшное...
Не просто так в Риге стоял гарнизон русских! Ливонские немцы в массе
своей поголовно больны "ливской болезнью", иль -- "истинною куриною
слепотой". И если при свете дня нет в мире лучше солдат, чем мои егеря,
стоит сгуститься сумеркам -- они встают лагерем, окружают себя тройным
кольцом дозоров из латышей и ждут нового утра.
Позже я обЦясню суть и причины "ливской болезни". Здесь же должно вам
доложить, что после убытия Бенкендорфа, Вермахт стал с ужасом ждать
приближения ночи. Латышам же раздать оружие никто не решился, - интересно --
как его потом собирать? Да еще в столь привычной к мятежу, да непокорству
стране!
В тот миг офицеры так ничего и не решили. Матушка же забрала меня и мы
поехали обратно домой...
На мосту через Даугаву матушка останавливает коня, слезает с него и,
прихрамывая сильнее обычного, ходит по мосту взад-вперед. Порывом ветра с
нее срывает треуголку, и кто-то бежит ее вылавливать из реки, но матушка
отрицательно качает головой и садится прямо на грязные доски моста и
неожиданно плачет. (Потом она обЦяснила, что вдруг убоялась выпавшей на ее
