В конце концов, это стали замечать и раввины -- поэтому-то в 1816 году и
начался Исход евреев из Латвии в Северную Америку.
Произошел же Исход оттого, что раввины вдруг поняли, что все годы их
бессовестно водили за нос.
Видите ли... Лифляндия -- крохотная страна. Латыши -- малый народ. А
немцы -- не слишком-то любят русских. И наоборот.
Я, как потомок Бенкендорфов, и природный вождь латышей, эстонцев и
ливов мог стать Царем всей Прибалтики. Но Россия никогда бы не приняла моей
Власти, ибо я был -- не русский. Настолько сильно и откровенно нерусский,
что -- просто смешно...
Но матушка моя была замужем за Кристофером Бенкендорфом. Незаконным
внуком самого Петра Первого. По Крови -- Романовым. И ее сын от такого отца
мог бы претендовать на русский престол.
Разумеется, было "проклятие Шеллингов". Но ровно в ту пору юный врач
Шимон Боткин (зять моего деда Карла Эйлера) создал теорию о "защитных силах
самого организма". По этой теории наше тело само вырабатывает некие
вещества, призванные убивать микробы всякой заразы. Иной раз во всем этом
что-то сбивается и тогда люди страдают "сенною болезнью", или "проклятием
Шеллингов".
Именно Боткину принадлежат слова: "Если пыльца растений вызывает
припадок у болеющих "сенною болезнью", почему не предположить, что мужское
семя в "проклятии Шеллингов" вызывает подобную же реакцию у больных женщин?
На мой вкус -- сие проявления одного и того же расстройства!"
На эту идею его подтолкнул факт, что мы с Доротеей и нашей матушкой
страдали "сенною болезнью" в самой жестокой форме. Дело дошло до того, что
нас с Дашкою держали в четырех стенах -- от всех взаперти с апреля и по
сентябрь. Простой глоток весеннего воздуха, или капля меду с цветочной
пыльцой вызывал в нас троих ужасный припадок с багровеньем лица, ужасной
одышкой и порою даже -- рвотой, если мед попадал в нашу пищу.
Матушка спасалась от этого платочком, сильно смоченным чередой, да
неизменною трубкой. (Она добавляла в табак какие-то травки, спасавшие ее от
"сенного удушья".) Нам же она запрещала курить и поэтому летом мы не смели
выйти из дому.
После открытия Боткина к матушке пришло несколько видных евреев,
которые сказали ей так:
- "Вы можете долго себя обманывать, но истина в том, что ваши старшие
дети -- безнадежно больны. В любой день мальчик и девочка могут погибнуть от
неудержимой рвоты, или удушья. Да и какая их ждет будущность?
Первенец ваш может рассчитывать лишь на правленье в крохотной убогой
Лифляндии, да покорность отсталых и неграмотных латышей. Кто из баронов
возьмет в жены вашу дочку -- больную еврейку? Она же кашляет кровью при
любом дуновении весеннего ветра! Кому нужна в доме больная невестка?!"
Матушку всю передернуло от таких слов, но, не повышая голоса, она вроде
бы спокойно ответила:
- "Что же вы предлагаете?"
Евреи сразу же оживились и самый бойкий из них произнес:
- "Госпожа Баронесса, вам нужно вернуться к Кристоферу. Сын от него
сможет претендовать на русский Престол. Доктор Боткин попробует придумать
лекарство против "проклятия". У него уже заметны успехи".
Матушка вроде бы милостиво выслушала жидов и сказала:
- "Наверное, это будет лучшим плодом всей моей жизни -- родить Царя
русским! Я оправдаю все ваши чаяния!"
Когда же евреи ушли, матушка дала волю эмоциям. Я об этом не помню, но
по рассказам она бросилась в детскую, по очереди вынимала нас с Дашкой из
этакого загончика, в коем мы веселились, и обливаясь в три ручья горькими
слезами, нас целовала и шептала при этом:
- "Сволочи! Я никому не отдам вас, мои лапочки! Господи, какие же
сволочи... Убить невинных детей... Я этого им не прощу..."
Если вам не понятна такая реакция, - обЦясняю. Мы жили в лютеранской
Лифляндии. По всем правилам и обычаям, даже если матушка родила бы ребенка
от Кристофера Бенкендорфа, он смог бы войти в наследство Кристоферу лишь
после... смерти наследников первой очереди. Иными словами, - третий ребенок
в нашей семье мог бы претендовать на русский престол лишь после моей
безвременной смерти и смерти моей милой сестры -- Дашеньки.
Евреи -- странный народ. Если им уж вошло что-то в голову, это из них
сложно вышибить. Они уверовали в рожденье Царя Иудеи и Мессии в нашей семье,
но мы с Дашкой были слишком больны на их вкус. Теперь они ждали Мессию в
лице будущего Романова в нашей семье. И для этого точили ножи на нас с
Дашкой...
С этого дня и до весьма зрелого возраста мы с сестрицей были навсегда
ограждены от еврейских фанатиков. Нам запрещалось встречаться с евреями
(особенно из богатых и религиозных семей) в опасениях, что сии люди могут
желать нашей смерти.
Другой момент, который не осознали евреи, состоял в том, что они
предложили умертвить всех детей Карлиса и родить сына Кристоферу. А матушка
ненавидела Кристофера, а к нашему отцу...
Я вспоминаю такой случай. В 1787 году стали пропадать наши корабли в
шведских водах, и пошли слухи о том, что шведы стакнулись с поляками и хотят
вместе напасть на Лифляндию. Тогда мой отец сам решил "во всем разобраться".
А стоило ему отплыть, как на Балтике разыгралась ужасная буря и корабль его
не вернулся.
Я помню, как уже глухой осенней дождливой ночью на пристани собрались
десятки женщин, ожидавших своих моряков. Среди них - мы с матушкой и тетя
Лайма с Озолем - маленьким Яном Уллманисом. По мере того, как тучи сгущались
и дождь лил, как из ведра, мы все сильнее прятались под какой-то навес. Из
всех женщин на пристани осталась одна - моя матушка. У нее были безумные
глаза - она, как раненая птица, с подбитым крылом, металась, припадая на
ногу, по черной, мокрой от дождя пристани, и я отчетливо слышал, что она
кричала:
- "Это я во всем виновата, Господи! Покарай меня, Господи, вот я -
грешница, но не оставь вдовы с малым ребенком! Возьми меня, Господи...
Только спаси их! Спаси их всех!"
Про мою матушку уже тогда шла молва, что она - колдунья и знает такое,
о чем лучше не знать иным смертным. Поэтому ей не мешали, а тетя Лайма,
прижимая меня с Озолем к своей полной груди, часто-часто крестилась и
шептала молитвы.
Под утро, когда тучи рассеялись, многие увидали корабль - со сбитыми
мачтами и издырявленными бортами. Он так сильно "лег на борт", что с него
сбросили пушки. Но даже над сими обломками все еще гордо реял наш черный
крест и оттуда кто-то звал помощи. Тут же спустили баркасы и все оживились,
а матушка упала там, где стояла, и погрузилась в глубокий сон.
По сей день в метафизике этот случай - пример "сублимации воли".
Простой же народ верит в то, как "рижская ведьма" колдовством удержала на
плаву обреченный корабль, который пошел ко дну сразу, как она потеряла
сознание... А кто в здравом уме и трезвом рассудке вздумает перечить столь
грозной волшебнице?
Такова была Сила Любви моей матушки.
Винилась же моя матушка перед Господом за ссору с моим отцом. Втайне от
него в очередную поездку в Россию матушка встречалась с венценосною бабушкой
и спросила совета. Та сразу же осознала угрозу ее собственным внукам, коль у
евреев возникнет ребенок с романовской Кровью и... вызвала Кристофера
Бенкендорфа.
На тайной встрече сия троица уговорилась -- Кристофер получал большие
поблажки в Лифляндии за то, что "делал ребенка" с одною из русских фрейлин.
Об этом он писал секретную роспись для бабушкиной Канцелярии, в коей особо
оговаривал то, что будущий ребенок -- никак не фон Шеллинг, и... не еврей,
но -- несомненно Романов.
Матушка же обязывалась делать вид, что вернулась к Кристоферу и носить
положенный срок подушку под платьем. Евреев же она должна была убедить, что
ее младший сын должен вырасти, а до этого срока -- нельзя убивать меня с
Дашкой, ибо сразу ж возникнут всякие подозрения и угрозы еврейству.
Бабушка же с особо доверенными нарочными разослала сии расписки ко
дворам наших родственников -- в Англию, Пруссию и Голландию. (Там все без
ума от фон Шеллингов, а Романовых... Их в Англии не считают "джентльменами",
в Голландии зовут "вечными должниками", а Пруссии кличут -- "славянами". И в
том, и в другом, и третьем случае -- надеюсь, все сказано. В нашем доме мы
весьма верим в Кровь и во все пороки и добродетели, какие с нею
наследуются.)
Разумеется, все трое уговорились обо всем этом молчать и правда вышла
наружу лишь в дни смертельной болезни моей матушки в 1816 году. Она показала
рижанам свою часть расписок и обЦяснила при этом, почему она вычеркивает
нашего брата Костика из всех завещаний. Евреи ей не поверили и обратились к
русским. Недостающие части бумаг им предЦявили -- Государь Александр,
который боялся "еврейской угрозы" от Костьки и мой дядя -- Кристофер.
Все его верили идиотом и нарочно подложили под него самую глупую
фрейлину, но дядя мой оказался истинным Бенкендорфом. Потомком простых
ливских, латышских, да эстонских крестьян с их простотой и мужицким
лукавством. Да, он показал свою часть документов и совершенно разрушил всю
Костькину будущность и опору в евреях.
Но у дяди к тому времени был иной -- незаконный ребенок. Вот ему-то и
пригодились расписки Государыни Екатерины Великой в том, что по ее мнению --
Кристофер Бенкендорф, - законный Романов.
Так незаконный сын моего дяди -- ни на что не надеявшийся "простой
инженер" Nicola вдруг стал одним из главных претендентов на русский престол.
А сделали его таковым -- собственноручные показания моей бабушки!
Но все это было скрыто до времени от моего батюшки. Он не видел причин,
по коим его вдруг сменили на Кристофера, и турецкая Кровь его закипела. У
них с матушкой пошла череда весьма бурных сцен с криками, ругательствами и
всяческим обзыванием.
В одной из таких сцен отец чуть не ударил мою матушку, я это видел и
побежал вставать между ними. Меня мой папа не тронул...
Рука его так и осталась занесенною в воздухе, а потом он грязно
выругался, назвал матушку гадким словом и вышел из комнаты. А матушка вслед
ему в сердцах крикнула:
- "Да чтоб ты сдох! Чтоб корабль твой утопили!"
Отец же со зла нарочно отправился в море в то самое плавание. Вот
поэтому-то матушка так и расстроилась, бегая по сходням в ожиданьи отца из
той экспедиции.
Как я уже доложил, корабль отца и вправду пошел ко дну прямо перед
рижским портом и все домочадцы с тех пор боялись злить мою матушку. Ведь она
мало того, что удержала обреченный корабль на плаву, но перед этим --
простыми ругательствами утопила его!
Отец мой с той самой поры был весьма сдержан в ссорах с моей матушкой,
но от него не укрылось, что она "колдовством" спасла его от погибели. Когда
матушка стала оправляться от своего обморока, отец пришел к нам домой и
пробовал извиняться.
Извинения были приняты, но, по рассказам, он стал было распускать руки,
а матушка не могла ему показать, что у нее под платьем подушка. Они снова
поссорились
Не успел отец выйти за дверь, как в спальню ворвался Кристофер, который
начал орать, что... мол, матушка готова задрать подол пред любовником и это,
мол, обнаружит весь заговор. А...
Тут дверь опять отворилась. Отец мой не понял о чем идет речь, но ему
не понравились крики, да вопли Кристофера. Он потребовал от старшего брата,
чтоб тот немедленно извинился.
Как ни странно, в тот миг правда была на стороне Кристофера, но он не
мог в этом признаться. Вместо ответа генерал выдернул шпагу и закричал:
- "Речь идет о моем сыне -- Наследнике этой страны. А ты хочешь его
погибели! Так я защищу всех моих отпрысков, - защищайся!"
