ступеньку рядом с ним.
- Когда это началось? - спросила она.
- Когда... - Очкарик послушно наморщил лоб. - Давно... то есть, не
очень. Не помню... Все так перемешалось за это время... Да! Это
началось, как только я познакомился с Федулом.
- А как ты познакомился с Федулом? - княжна придвинулась ближе и
положила руку на его плечо. - Расскажи-ка все по порядку. Может быть,
мы сумеем помочь...
- Да, да! Конечно. Спасибо! - Очкарик утерся рукавом и, доверчиво
заглядывая Ольге в глаза, принялся рассказывать.
- Как познакомился с Федулом? Это я помню хорошо... В "Поганке".
Да. Это ресторан. У меня в тот день почему-то были деньги... не помню.
И я зашел пообедать. Там никого не было. Вообще. И тут появился Федул.
Он был пьян. То есть, почти не мог стоять на ногах, но в руке держал
бутылку коньяка. Очень дорогой коньяк. "Наполеон", знаете?
- Знаю, - сказала Ольга, - дальше.
- Так вот, - продолжал Очкарик, шмыгая носом. - Он подсел ко мне и
сказал, что этот ресторан принадлежит ему. Или, вернее, его бригаде. Я
тогда плохо разбирался. Потом он стал ругать Колупая. Это был такой
авторитет до Федула. Федул стал рассказывать про свои подвиги - на
кого где наехал да сколько взял... Он сказал, что рисковал шкурой и
лез под пули для Колупая, а в награду получил вот - бутылку. Но
ничего, говорил он, придет время, и Колупай страшно пожалеет. На брюхе
будет ползать и просить прощения. И по этому поводу мы должны
немедленно выпить. Вообще-то я не пью, но не смог ему отказать, потому
что он ничего не понимал и все время ругался... И бутылку открыть он
сам не мог - отдал мне. Помню, она была запечатана сургучом или чем-то
таким... Я соскоблил печать, и тут со мной что-то произошло. Обморок,
наверное. Я очень волнуюсь, когда меня заставляют пить...
Очкарик неуверенно улыбнулся сквозь слезы. Граф и Гонзо удивленно
переглянулись. И это - ифрит?! Однако Ольга слушала очень внимательно
и даже, казалось, с сочувствием. Очкарик, обращаясь именно к ней,
продолжал:
- Когда я пришел в себя, Федул уже требовал у официантов другую
бутылку. Я спросил, может быть, нам хватит этой? Он захохотал и
сказал, что для двоих она маловата, и раз уж я залез в эту бутылку, то
он мне ее дарит, а себе купит отдельную и тоже в нее залезет... В
общем, он нес околесицу, а когда увидел, что я его не понимаю,
протянул бутылку мне. Да ты, говорит, загляни в горлышко! Я заглянул и
чуть второй раз не упал в обморок. Там был...я. Вернее, сначала я
увидел только глаз. Большой глаз на маленьком лице. Но там было не
только лицо, там было все: плечи, руки, туловище, ноги... ноги совсем
малюсенькие, будто их вытянули куда-то в неимоверную даль. И все это
было мое, я сразу узнал. Лицо мое, пиджак мой и глаз. Он был больше
всего остального. Он смотрел на меня и не мигал...Тут Федул отобрал у
меня бутылку и сказал, что теперь я у него в руках. Ему как раз нужен
человек, который может показывать такие фокусы. Я не показывал ему
никаких фокусов. Но этот глаз... Он сказал, что это моя душа, и если я
буду капризничать, то ей не поздоровится. Я, конечно, не поверил в
этот бред, и тогда он начал меня бить. Ну, пришлось с ним согласиться.
Когда бьют, так на все согласишься, правильно?...
Очкарик искательно посмотрел на всех по очереди, но не дождался
ответа.
- Простите, - сказал он, - я понимаю, вы думаете иначе. Но что
поделаешь? Так уж я устроен. Во мне совсем нет агрессивности. И когда
на меня кричат, я совершенно теряюсь. Да разве я один такой? Нам всем
с детства объясняли, что агрессивным быть плохо. Задиристым быть
нельзя, ай-яй-яй! Скандальным быть стыдно и мелочно. А добрым быть
хорошо. И послушным быть хорошо. Только одни этого не поняли, другие
не поверили, третьи не послушались - и спаслись. А те, кто понял,
поверил и послушался, стали такими, как я... Мы не выносим скандалов,
даже простых ссор. Мы всегда готовы уступить, даже неправому, лишь бы
не обострять отношений. Я уже не говорю о драках. Когда назревает
драка, мне просто делается плохо. И еще. Нас постоянно используют.
Нами командуют все, кому не лень, нам угрожают и бьют нас только
потому, что мы не можем ответить тем же... Ну что плохого в человеке,
который не может ответить злом на зло? Кому он мешает? Я вас не
трогаю, и вы меня не трогайте! Но так не получилось...
Очкарик рассеянно снял очки и принялся протирать их грязной полой
пиджака. Подслеповатые глаза его невидящим взглядом уставились в
пространство.
- ...Сначала он потребовал убрать Колупая. Я сказал, что не могу.
Он пригрозил разбить бутылку и уничтожить мою "душу". Я все равно
отказался. Тогда он ударил меня в ухо, и я согласился. Только я не
знал, как это делается. Он показал мне машину Колупая и сказал, что
остальное - моя забота. Колупай сидел в машине вместе с охранниками.
Они поджидали кого-то на стоянке у заправочной станции. У них это
называется "стрелка". Вокруг - ни души, только мы с Федулом. Но они
нас не видели, потому что мы прятались в кустах. Был очень жаркий
день. Солнце раскалило асфальт, он стал такой мягкий, что мне даже
пришло в голову: вот сейчас он расплавится и потечет. И как только я
об этом подумал, асфальт действительно расплавился. На месте стоянки
образовалось асфальтовое озеро. Я сначала этого даже не понял. Только
вдруг вижу - машина Колупая стала тонуть. Она сначала наклонилась
капотом вперед, а потом косо ушла в асфальт. Никто даже не закричал -
не успели. Только большой черный пузырь надулся и лопнул на
поверхности, и тут же асфальт снова застыл - как будто ничего и не
было... Вы мне, наверное, не верите?
- Верим, - сказала Ольга. - Но у нас мало времени. Вы говорите,
что бутылка была у Федула?
- Да. И он всегда мне ее показывал, чтобы заставить что-нибудь для
него сделать. Говорил, что я у него в руках. Я сначала не верил, а
потом и правда стал бояться. Ведь что-то такое от меня там точно было!
А вдруг он разозлится и разобьет бутылку? Что будет со мной? Я ничего
об этом не знал, но старался его не злить. А он снова и снова
заставлял меня убивать... Началась война с Амиром. Амир - единственный
человек, с которым я ничего не мог сделать. Он сам мог вытворять какие
угодно чудеса и убивал наших людей. Я имею в виду людей из бригады
Федула. А я должен был защищать бригаду, но для этого мне приходилось
убивать людей Амира. Я совсем запутался. Мне хотелось самому умереть,
чтобы никого больше не убивать, я даже пытался застрелиться, но ничего
у меня не вышло. Я не смог нажать на спуск. Потом пришел Федул и
отобрал пистолет. Он ударил меня по лицу и с тех пор не подпускал к
оружию... Но все равно заставлял убивать. А я не могу! Не могу я жить
и считать себя убийцей. Я хочу остановить это любой ценой. Помогите
мне! Убейте, что ли! Только не больно...
Очкарик умолк и закрыл лицо руками. Плечи его снова мелко
затряслись.
- А где теперь эта бутылка? - спросила Ольга.
Не переставая всхлипывать, Очкарик расстегнул свой портфель и
несмело, только до половины, вынул оттуда знакомую бутылку с золотой
этикеткой.
- Вот. Федул бросил, когда убегал...
- Разрешите-ка... - княжна протянула руку к бутылке, но Очкарик
испуганно отпрянул.
- А вы меня... не заставите снова... а?
- Дай сюда! - оборвала его Ольга, и Очкарик немедленно отдал ей
бутылку.
Княжна повертела ее в руках, заглянула в горлышко и с одобрением
кивнула.
- Здесь он!
- Кто? Ифрит? - удивился Гонзо.
- Почему ифрит? Настоящий... - тихо ответила княжна. - Вот ведь
какая штука! Даже не знаю, что делать...
- Как это не знаешь? - Гонзо склонился к Ольге и зашептал ей в
ухо. - Ты что, не можешь его вытащить?
- Вытащить этого не трудно, - прошептала княжна, еще раз заглянув
в бутылку, - трудно того посадить...
- Почему? - спросил Христофор.
Ольга как-то странно, беспомощно захлопала своими длинными
ресницами.
- Жалко...
- Да ты что?! - просипел ей в ухо Христофор. - Соображаешь, что
говоришь? Это же ифрит!
- Я понимаю, - горько покивала княжна. - И все равно - жалко.
- Да как можно такого жалеть?! - горячился Христофор, не особенно
даже понижая голос. - Слизняк! Манная каша! Таких надо в стаде
держать, чтобы удобней было доить.
- Ошибаешься, - прошептала в ответ княжна. - Это тоже характер. И
не такой уж слабый. Даже ифрит ничего не смог с ним сделать - он как
был Очкариком, так Очкариком и остался. У него в крови отвращение к
убийству и насилию, а ифриту такие чувства вообще недоступны. И
потом... он такой несчастный! Не могу я просто так его в бутылку
загнать!
- Вот женщины! - пробормотал Гонзо. - Найдут же кого пожалеть! Я,
может быть, тоже несчастный! Почему меня никто не жалеет?
- С тобой после, - жестко сказала княжна. - А сейчас... у меня,
кажется, появился план...
Она повернулась к Очкарику и протянула ему бутылку.
- Я думаю, нам незачем играть в кошки-мышки, - сказала она. -
Лучше будет, если вы узнаете всю правду.
- Правду? - со страхом переспросил Очкарик. - О чем правду?
- О самом себе, - сказала Ольга. - Дело в том, что вы не
человек...
Гонзо схватился за голову.
- Оля, что ты делаешь?! - тихо произнес он. - У тебя
переутомление!
Очкарик нахмурился.
- В каком смысле - не человек?
- В прямом. Вы - существо из другого мира. Конкретно - из
пространства ТИОН-500.
- Да какое еще существо? Вы о чем?
- В вашем мире такие существа известны как джинны или ифриты.
Читали "Тысячу и одну ночь"? Там они довольно подробно описаны.
- Постойте! - Очкарик нервно усмехнулся. - Вы что, хотите сказать,
что я джинн, что ли? Из лампы? Что за бред?!
- И я говорю - бред, - вставил Гонзо.
- Я бы сказала точнее: вы - ифрит. Из бутылки. Вот из этой самой.
Очкарик недоверчиво покачал головой.
- Знаете, эту бутылку я в первый раз увидел совсем недавно. А
себя, извините, помню с раннего детства...
- Не себя. У вас чужая память.
- Как это - чужая?
- Вы скопировали память того человека, которого вместо себя
посадили в бутылку.
- Просто сумасшествие какое-то! Кого это я посадил в бутылку?
- Настоящего Очкарика.
- Что-то не припоминаю!
- Разумеется, вы не припоминаете, ведь сначала вы его посадили, а
затем, по обычаю всех ифритов, сами стали Очкариком. У вас его тело,
его сознание и память. Различия существуют только на молекулярном
уровне. Да еще разве что вот это...
Ольга быстро наклонилась к ботинкам Очкарика и дернула за шнурок.
Со звонким щелчком шнурок отломился - он, как и весь ботинок все еще
оставался каменным.
- Вы не припомните за собой в детстве способности превращаться в
памятник? - спросила Ольга, протягивая Очкарику обломок шнурка.
Тот покосился на шнурок, но в руки не взял.
- А мастерить мышеловки из каменных плит ? - продолжала Ольга. -
Не приходилось в детстве? Ведь нет? Эта способность появилась у вас
недавно. Именно после знакомства с Федулом. В тот день, когда вы
встретились в ресторане, Колупай подарил ему бутылку "Наполеона". У
Колупая было две таких бутылки, полученных с Дороги Миров. Знаете,
кому он подарил вторую?
- Кому? - живо спросил Очкарик.
- Амиру, - ответила Ольга.
- Вот черт! - пробормотал Очкарик. - Но откуда вы знаете?
Ольга подозвала графа и вынула у него из сумки вторую бутылку.
- Вот она. Амир открывал ее сам, поэтому ифрит превратился именно
в него.
- И где же теперь настоящий Амир?
- Вот это мне не известно, - призналась Ольга. - Наверное, для
