вдруг одна мысль. Стой, подумал я, ты что же собираешься ему говорить? Ты
же собираешься ему подробно объяснить, откуда взялся весь его сегодняшний
талант! Ты ведь заявишь ему сейчас, что он здесь совершенно ни при чем, а
всему виной какие-то невообразимые девицы, насылающие на кого порчу, на
кого - дар божий. И доказательства приведешь.
А если он поверит? Что ему тогда делать? Сидеть и ждать, когда им
надоест развлекаться, они повернут рубильник, и все пропадет? У тебя
телевизор выключится, ты повздыхаешь, скажешь: "Жаль! Занятный был
феномен!", а Черняеву как быть? Нет, ничего ему нельзя рассказывать,
намекнуть даже нельзя, ни про меня, ни про Вовку. Чертовы девочки!.. Я
плюнул на все и стал разучивать свою партию.
Мы провозились до темноты. Сделали несколько пробных записей.
Получилось отлично. Черняев блистал, я не уставал удивляться его находкам.
В седьмом часу я с сожалением надел пальто и отправился домой.
Долгая дорога, набитый автобус - все пронеслось незаметно. Только
выходя на своей остановке, я вспомнил, что не знаю еще Вовкиных
результатов, и поспешил домой.
Открыв дверь в подъезд, я услышал громкие всхлипывания и различил в
углу сгорбленную, судорожно вздрагивающую фигуру. Я подошел ближе,
пригляделся и вдруг узнал... Антоху Таращука! Меня передернуло при
воспоминании о том, как он исчез на моих глазах, интересно, что он
чувствовал при этом? Подумать страшно. Или все-таки померещилось?
- Эй, Антоха, - сказал я. - ты чего ревешь?
Антоха перестал всхлипывать и поднял глаза. Мне показалось, что он
долго не мог меня узнать.
- Лю-юди... - протянул он с тоской, - живут. А мне - конец!
Он опять всхлипнул и запричитал что-то нецензурное.
- Погоди ты! - сказал я. - Говори толком, что с тобой случилось?
- Допился я, - прорыдал Антоха, - до горячки допился! Сволочь!
Сегодня такое было, вспомнить страшно. Не выдюжу я - ужас такой! Если еще
раз случится - кончу себя, и все! Всем лучше будет...
Я с удивлением обнаружил, что Антоха совершенно трезв. Слова он
выговаривал внятно, только очень волновался. Спиртным от него не пахло.
- Погоди, не реви! - в Антохин бред мне что-то не верилось. - Ты
сегодня днем в автобусе ехал?
Он уставился на меня совершенно круглыми глазами.
- А ты откуда...
- Погоди, погоди, ну-ка, давай начинай с автобуса. Рассказывай!
- Рассказывай тебе! Меня, может, трясти начинает, как я вспомню про
это, а ему - рассказывай! Я в этом автобусе, может, полжизни оставил! Оно
же там как раз и началось все. Выпимши я был. Стою себе у двери, никого не
трогаю. Вдруг - как ударило меня что-то! В глазах померкло, и больше я
автобуса не видел, а оказался я...
Антоха рассказывал ужасно путано, повторял много раз одно и то же,
забегал вперед, но постепенно мне становилось ясно, что именно с ним
произошло.
Очнувшись, Антоха обнаружил, что сидит на бетонном полу. Сначала он
подумал, что попал по обыкновению в милицию, но, оглядевшись, понял, что
ошибается.
Он находился в гулком холодном коридоре с бетонным полом, стенами и
потолком. Коридор плавно изгибался и просматривался всего метров на десять
назад и вперед. Никаких дверей в стенах не было. Антоха поднялся на ноги и
задрал голову, но и на потолке не было никакой дыры, через которую он мог
свалиться в этот коридор. Он потрогал стену и пнул ее легонько ногой.
Стена никак не отреагировала. Она была влажная, в рыжих потеках и,
по-видимому, очень толстая. Антоха повернулся и поплелся по коридору.
"Что за муть? - думал он раздраженно, - я им, заразам, щас устрою".
Ему казалось, что стоит дойти до людей, как он вдолбит кому надо, что с
автобуса его сняли незаконно, перед ним немедленно извинятся и покажут,
где тут выйти. Он даже начал вслух репетировать свою будущую речь и
распалил сам себя настолько, что если бы встретил кого-нибудь в этот
момент, то мог бы и побить сгоряча. Однако странный коридор все не
кончался, а Аптоха шел уже минут десять.
Он остановился и огляделся. Коридор все так же плавно закруглялся
сзади и впереди, и ровно ничего не изменилось вокруг, будто это было все
то же место. Не изменился даже свет, падающий на стену из-за поворотов
коридора, и можно было подумать, что кто-то специально уносит его источник
все дальше. Антоха пустился вперед еще быстрее, и минут двадцать несся по
коридору, не останавливаясь. Когда он совсем запыхался, ему в голову
пришла интересная мысль:
"Елки зеленые, да я, никак, по кругу чешу! Ведь что придумали!" Он
остановился и задумался, затем стал шарить себя по карманам и вытащил
давно оторванную пуговицу от пиджака. Положив пуговицу на пол, Антоха
отправился дальше. Теперь он глядел под ноги и одной рукой касался стены,
чтобы не пропустить какую-нибудь замаскированную дверь. Через час это ему
надоело. Пуговица не попадалась. Антоха плюнул и уселся на пол. Ему стало
жутко и тоскливо. "Да что ж это? - думал он, - Куда ж это меня засунули? Я
ведь и есть уже хочу!.. Эй, кто-нибудь! Сержант! Я здесь!" Крик его
пропадал, казалось, сразу за поворотом коридора. Он снова поднялся и
пошел, крича и время от времени ругаясь от души. Два часа пути измотали
Антоху вконец. Он был бессилен против коридора. Привалившись к стене, он
уснул сидя, прислушиваясь к урчанию в животе.
Проснулся он от смутного беспокойства. Где-то в невообразимой дали
коридора слышались неторопливые приближающиеся шаги. Аитоха вскочил на
ноги. Он хотел закричать, но что-то помешало ему. Что-то не так было в
этих шагах, какая-то странная тяжесть, вызывающая тревогу. Он стоял и
прислушивался, все больше поддаваясь страху. Грузные шаги приближались, не
ускоряясь и не замедляясь, и этот ритм давил на голову, вытесняя из нее
всякие мысли. Скоро к звуку шагов стал примешиваться другой звук - мерное
сопение паровоза, разводящего пары. Порой слышался какой-то низкий рокот
или рык. Антоха застыл неподвижно.
И вот из-за поворота коридора на стену упала огромная тень.
Нечеловеческая тень.
Антоха вскрикнул и бросился назад. Он бежал, слабо соображая, что с
ним происходит, пока не упал, обессилев. Некоторое время он ничего не
слышат, кроме собственного дыхания, затем понял, что шагов больше нет. Он
поднял голову да так и застыл. Прямо перед ним на стене была корявая
надпись: "Антоха-выпивоха". Неожиданно совсем близко раздался противный
голосок: "Смотри, Веркин-то опять в дымину. Дал Бог сыночка". Антоха резко
обернулся и вскочил. Он был во дворе своего дома, возле самого подъезда. В
скверике прогуливались мамаши с детьми, на скамейке, подозрительно
поглядывая в его сторону, сидели дворовые старухи. Уже стемнело, и вдоль
улицы горели фонари.
Ужас растаял вместе с коридором, Антоха неожиданно почувствовал
свежесть вечернего воздуха, яркость фонарей и звезд, в общем - он ощутил
вдруг, что жизнь прекрасна. И вместе с тем он испугался, он решил, что у
него был бред. "Господи! - думал Антоха. - Допился ведь. До чертей
допился!" Ему стало так жалко себя, что он расплакался.
В таком состоянии я и нашел его. Мне оставалось только постараться
как-нибудь успокоить Антоху, ничего ему не рассказывая, и проводить его до
дверей квартиры. Вернувшись домой, я накрыл одеялом неумолкающии
телевизор, сел на диван и глубоко задумался.
Вот, значит, как. Коридор - это сильно. Жуть какая-то. Я вдруг
вспомнил слова Лены: "Каждый получит то, чего заслуживает..." Выходит,
Антоха заслужил этот свой коридор. Он, значит, заслуживает одного, а Алик
Черняев - совсем другого. А я, значит, совсем третьего. А Вовка... Только
кто же это решает, что заслужил Алик, а что Антоха? Девицы наши,
полюбившиеся? Ходят за всеми по пятам и наблюдают: хороший мальчик - на
тебе конфетку, плохой - к ногтю его?..
А может быть, никто ничего не решает, никто ни за кем не наблюдает, а
все случается почти само собой? Может быть, они в самом деле, повернули
рубильник и дали возможность происходить тем событиям, которые должны
произойти, но миллионы случайностей до сих пор все оттягивали их. А?
Вообще, это интересно.
Ведь есть же у Черняева талант, безо всяких чудес - есть! Стало быть,
стоит ему чуть-чуть помочь, избавить от каких-то мелочей в сознании,
отнимающих время, заставляющих продираться через горы бесполезных ошибок,
предрассудков и неведомо чего еще, и он сам, как толковый ученик, смог
понять и закончить мысль учителя.
А Антоха? Что такое его жизнь? Не похожа ли она, как две капли воды,
на этот самый коридор с ограниченной видимостью и нескончаемым
однообразием стен, пола и потолка? Может быть, он просто выпал в этот
узкий, мрачный мир, когда дошел до такого состояния, что уже больше
соответствовал ему, чем миру нашему, и не в Антохину ли пользу
свидетельствует тот факт, что он сумел вернуться оттуда? Может быть, в
самом деле, это путешествие было полезно для него?
Я встал и заходил по комнате. Мне стало казаться, что я близок к
истине. Как это все делается? Пока не знаю, только никакой чертовщины
здесь нет. Далеко не все еще известно об окружающем мире. Может быть, это
чей-то эксперимент, может быть, это действует доселе не открытый закон
природы. Известно одно: самые невероятные вещи вырвались на свободу и
быстро распространяются по городу, а может, уже и по планете, но это не
слепые стихийные силы, сметающие жизнь и несущие смерть без разбора, а
наоборот, события, только зависящие от сознания человека, с которым они
происходят. Вероятно, ими можно управлять. Конечно, можно! Нужно только не
давать мозгам заплывать жиром, стараться понять себя и окружающее,
толкаться и продираться, чтобы двигаться вперед, непрерывно создавать,
переделывать, думать!
Я подошел к окну. Тысячи огоньков ползали и перемигивались по всему
городу. Что там сейчас происходит? Черняев сейчас, наверное, творит. Он,
конечно, титан, а мы с Вовкой... Ну что ж, что заслужили, то и получили...
Однако кто это сказал, что все кончилось?
Судя по тому, что происходит, главное - впереди!..
Всех, между прочим, касается. И вас лично тоже.
Так что ждите событий и имейте в виду: что именно с вами произойдет,
зависит только от вас.
Александр БАЧИЛО
ИНЪЕКЦИЯ СЧАСТЬЯ
Дождь то совсем заливал ветровое стекло, то вдруг отступал, словно
отбрасываемый светом фар, и тогда впереди мелькали мокрые стволы деревьев
и низкорослые кусты. Холодная сырость проникала сквозь ветхий брезент в
кабину, и даже бешеная тряска не могла меня больше согреть. Дороги не
было. То, что я принял за дорогу, оказалось всего лишь просекой,
неизвестно куда ведущей сквозь лес. Но поворачивать назад не хотелось.
Если я еще не окончательно потерял направление, где-то здесь должен
проходить тракт. Рано или поздно я выберусь на него, мне просто больше
ничего не остается, и вот тогда... какой же русский не любит быстрой езды!
Далеко впереди вдруг мелькнул свет, и скоро отчетливо стали видны
фары приближающегося автомобиля. Ну, так и есть! Вероятно, просека выходит
прямо к тракту. Вот это удача!
Я не мог прибавить газу, опасаясь налететь на пень или засесть в
какой-нибудь канаве в двух шагах от дороги. Однако встречный автомобиль
тоже двигался очень медленно, и скоро я с удивлением заметил, что его
также кидает на кочках и рытвинах. Что за черт? Еще один
горе-путешественник пробирается по просеке? Нет, это, наверное, трактор из
