мало и разобраться в нем они не сумеют.
Анну это все не слишком интересовало. Она не разделяла страсти Кати к
интригующим загадкам, которую в ней, по ее словам, пробудило изучение
растений. "Они жутко сложные и хитрые, и не дают мне успокоиться. Те, кто
не способны убежать, должны находить самые увлекательные способы
выживания".
Все это не имело никакого отношения к человеку, назвавшемуся
Никласом.
Погода изменилась. Один солнечный день сменялся другим. Бабье лето,
сказали бы на Земле. Ветер стих. Иногда в океане вздымались пенистые
гребни, но не в закрытой бухте. Красный и его товарищ тихо плавали, и
никакой деятельности инструменты не фиксировали. Экономят энергию, решила
Анна. Они ведь ничего не едят, пока спаривание не завершается.
Больше к ним никто не присоединился. Причина этого оставалась
неясной. Может быть, погода? Анна сидела в каюте и читала последние
профессиональные журналы, доставленные посыльным зондом, или писала письма
домой.
Короткие письма. Отчасти из-за запретов службы безопасности -
переговоры упоминанию не подлежали - но еще и потому, что писать было,
собственно, не о чем. Как рассказать о ее жизни людям, живущим среди
девяти миллиардов других людей? Что они знают о мраке, о пустоте, о
безмолвии, о чуждости? Для них живой реальностью было человечество. Ни с
чем другим они не соприкасались. Хвархаты были легендой, а существа,
которые она изучала, чем-то непостижимым. У нее больше общего с солдатами,
во всяком случае с теми, кто служит на Краю.
Как-то утром она надула резиновую лодочку, поставила мотор и,
тарахтя, выехала в бухту. Была изумительная осенняя погода: ясная, тихая,
теплая. Главное солнце планеты стояло в зените, и она могла заглядывать
далеко в глубину прозрачной, почти неподвижной воды.
Она направилась к Красному - медленно, не спуская глаз с портативного
сонара. Он не шевелился. В десятке метров от него она выключила мотор, и
лодка заскользила по инерции совсем бесшумно. Вот он! Плавает у самой
поверхности.
Верхняя часть животного, прозрачный, шириной в три метра колокол или
зонт, мягко покачивался. Внутри смутно виднелись пищеварительные трубки и
скопления нервной ткани. По нижнему краю колокола располагались щупальца.
Она различила три разновидности - длинные толстые жгуты, с помощью которых
Красный плавал, сенсорные щупальца, покороче и потоньше, и продуцирующие
свет - совсем короткие, похожие на обрубки. Все они тихонько извивались в
такт покачиванию колокола.
Двадцатиметровых стрекательных щупалец и даже еще более длинных
брачных она не увидела. Их заслонял колокол, из-под которого они свисали.
Ее окружали небесно-синие воды бухты и золотистые холмы по берегам.
Совсем рядом было животное, прозрачное, как стекло, и пульсирующее, как
сердце. Ее охватило ощущение громадного счастья и удовлетворения: вот в
чем заключался смысл ее жизни.
Несколько минут спустя она прикрепила к веревке бутылку для взятия
проб и начала погружать ее в воду очень медленно и осторожно. Красный
заметил бутылку. С бока, ближайшего к ее лодке, протянулись щупальца. Рты
на их концах открывались и всасывали воду, проверяя.
По краю колокола пробежали огоньки. Интересно! Если бы Красный
общался с другой псевдосифонофорой, он бы выбросил химические вещества. Но
он, должно быть, понимал, что такой вести она не воспримет, и потому
прибегнул к ночному языку.
"Красно-красно-синий", сказали огоньки. (Первый цвет, собственно, был
ближе к темно-розовому, и они даже хотели назвать его Розой. Но такое имя
ему не подходило. Слишком он был велик и слишком опасен.)
Первая весть дважды обежала периметр колокола. Затем последовала
вторая. "Оранжевый-оранжевый-оранжевый".
Оранжевый цвет выражал тревогу.
"Я Красно-красно-синий", сообщало животное, "и мне не нравится то,
что ты делаешь".
Она вытащила бутылку, и животное успокоенно забормотало - бесцветный
огонек обегал и обегал колокол. Она еще подождала. Красный потемнел.
Теперь можно было без опасений включить мотор. Она двинулась на самой
малой скорости, памятуя о длинных стрекательных щупальцах там внизу -
скрытая от взгляда шелковая сеть в воде.
4
Три недели спустя начали приплывать остальные животные, одно, за
другим минуя узкий пролив. Теперь началась настоящая работа. Анна изменила
часы дежурства. Подавляющую часть ценной информации приносили ночи, когда
животные плавали у самой поверхности и посылали вести-вспышки. Иногда
(такое поведение наблюдалось только в брачный сезон) они повторяли одну и
ту же либо все разом, либо по очереди, так что по бухте взад и вперед
проносились одинаковые комбинации вспышек.
В бухту заплывали только относительно крупные животные с щупальцами
примерно одной длины, так что они друг другу не угрожали. Прочие
псевдосифонофоры - их были сотни - плавали в океане за входом в бухту,
привлекаемые чем-то (возможно, каким-то феромоном), но не решаясь свернуть
в пролив.
- Никаких признаков интеллекта, - заявила Мария. - Маленькие боятся
больших, как заведено в природе. И всех влечет желание спариться, что
также диктуется природой.
Анна не стала спорить: она была поглощена работой и очень утомлена.
Она знала, что переговоры продолжаются - самолет регулярно пролетал над
бухтой, но давно потеряла всякое представление, как могут обстоять дела.
Как-то утром после дежурства она поднялась на холм за станцией. Небо
было темным и прозрачным, а над водой сияла утренне-вечерняя звезда - две
ярко сверкающие точки.
Псевдосифы принялись сигналить перед самым концом ее смены и теперь
разошлись вовсю. Пульсирующие синие и зеленые огни метались по бухте,
передавались через пролив в океан. Ритм и чередование оставались
неизменными, но цвета там выглядели бледнее. Кое-где она замечала
оранжевые вспышки. В такой ситуации этот цвет мог означать сексуальную
фрустрацию. По какой-то причине, остававшейся пока не разгаданной,
псевдосифы спаривались только в бухте. А в открытом океане - никогда. (Еще
одно доказательство, что их нельзя считать разумными. Отсутствие гибкости
в поведении, общепринятого признака разумности, заметила Мария.) Маленькие
знали, что в этом году размножаться не будут, и все-таки устраивали
настоящую иллюминацию. Вдали от берега их было заметно меньше, но и там
они усеивали темную воду до самого горизонта, вспыхивая одновременно с
большими в бухте.
Изумительное зрелище.
Спустя несколько минут из лагеря вышли двое очень вежливых солдат.
Морские пехотинцы. Название не изменилось, хотя теперь их корабли
бороздили космос. Они были в форме, головы выбриты, если не считать узкого
гребешка волос ото лба до затылка. Волосы мальчика были
светло-золотистыми, прямыми и тонкими, темные волосы девушки курчавились
тугими завитками.
- Холм входит в запретную зону, мэм, - сказала девушка. - Вы должны
вернуться.
Ее товарищ посмотрел вниз на бухту и океан.
- Что это там? - спросил он.
- Животные, - ответила она. - Сейчас у них брачный сезон. Это как
пение лягушек или как Верди. Мы пока не знаем, разумны ли они.
- А почему бы и нет? - сказал мальчик. - Киты ведь разумны. И
дельфины.
Он ошибался, но ей не хотелось спорить.
- Я поднялась сюда, чтобы вести наблюдения.
- Да, посмотреть стоит!
- И так будет еще много недель.
- Ого! - воскликнул он радостно.
- Мэм, вы должны уйти отсюда, - сказала девушка.
На следующий день самолет не улетел в обычный час. Хвархатов
пригласили на званый вечер, объяснила Катя.
- Этьен говорит, что они пытаются установить менее формальные
отношения, поскольку вопрос о мебели был улажен.
- О мебели? - переспросила Анна.
- Меня не спрашивай, - сказала Катя. - Этьен сразу прикусил язык. Это
засекреченные сведения.
- Хм! - буркнула Анна и отправилась на дежурство. Иоши ушел с катера,
когда уже стемнело. Анна поднялась на палубу. Вода в бухте была
зеркальной. В ней неподвижно висели инопланетяне, не обмениваясь
сигналами.
По причалу к ней шли трое. Один впереди, двое следовали за ним.
Толком она разглядела их, лишь когда они вошли в свет фонаря у края
причала рядом с катером.
Первый был человек, но она, едва взглянув на него, впилась глазами в
одного из его спутников - плотного, в серой одежде. Его плоское широкое
лицо покрывал серый мех, а глаза были сплошь синими - ни намека на белки -
с горизонтальными полосками зрачков, в первый момент широкими, но тут же
сузившимися на свету.
Инопланетянин секунду смотрел на нее, потом опустил взгляд. Третьим
был морской пехотинец, мальчик, с которым она говорила на холме. Он нес
винтовку, как и инопланетянин.
Человек впереди вооружен не был, во всяком случае она не увидела
ничего, похожего на оружие. Его руки были засунуты в карманы куртки,
простой, сшитой из коричневатой ткани и чуть странного покроя, словно ее
сшил кто-то, имеющий лишь смутное представление о человеческих фасонах.
Остальная его одежда тоже была простой, коричневатой и какой-то не такой.
Одно из вознаграждений за измену? Скверно сшитая одежда неуклюжего
покроя?
А он сказал:
- Прямой взгляд означает вызов. Одинаково у обеих рас. Вот почему он
опустил глаза. Показывая, что не хочет боя.
- Прекрасно, - сказала Анна.
- Мне назвали вас как специалиста, от которого я могу узнать про огни
в океане.
Она кивнула, все еще глядя на серую фигуру.
- Можно мне подняться на борт? Боюсь, они пойдут со мной и устроят
проверку, нет ли тут чего-нибудь, чему могу повредить я или что может
повредить мне.
Она взглянула на него. Он был таким же непримечательным, как и на
ком-экране, когда она увидела его в первый раз. Только волосы были сухими
и вились - рыжевато-каштановые с заметной проседью. Лицо у него было очень
бледным, словно годы и годы его не касались солнечные лучи.
- Вы переводчик, - сказала она. Не называть же его предателем!
Он кивнул.
Какого черта? Почему бы и нет? Когда еще ей выпадет случай
рассмотреть хвархата вблизи? Она указала на трап.
Он что-то сказал инопланетянину. Оба солдата поднялись на катер и
занялись обыском.
- Поосторожнее! - крикнула Анна им вслед. Никлас добавил что-то на
непонятном языке, шагнул на борт и оперся о поручень, оглядывая бухту.
Кто-то из псевдосифонофор начал сигналить: желтый, зеленый, белый, желтый
- почти наверное имя. "Я это я. Я это я".
- Ну, так что же они такое? - спросил он.
Она объяснила и затем добавила:
- Беда в том... Мы знаем, что степень разумности у них связана с
размерами. К такому выводу мы пришли, изучая маленьких. Эти ребята там еще
подростки и не слишком сообразительны. А большие не покидают открытого
океана, и мы еще не нашли способа подобраться к ним.
Солдаты вышли из каюты и остановились, поглядывая на Никласа и друг
на друга. Мальчик (морской пехотинец) как будто нервничал. Выражение лица
инопланетянина ей ничего не сказало. Да и выражение ли это вообще? Поза
указывала на настороженность, но без тревоги. Он не боялся, но ничего не
упускал, хотя и не смотрел никому прямо в лицо.
- Все это очень интересно, - сказал Никлас. - Но я не понимаю, почему
вы полагаете, что эти животные могут быть разумными существами.
Теперь сигналили шестеро-семеро. И все вести были разными. Нет, не
хор. Может быть, секстет. Или просто какофония.
