- Пожри, - сказал импресарио. - Потом посмотрим... А пока будешь
жрать, ознакомься... Друг хозяина дома балуется... Пописывает...
И он положил перед Гайским тетрадь в мерном кожаном переплете, кивнув
в сторону блондина с голубыми глазами, на коленях которого уже сидела одна
из девочек.
- А кто он? - шепнул Гайский.
- Это тебе знать не обязательно, - сказал импресарио. - Ясно?..
Пока писатель жевал бутерброды и листал тетрадку, все танцевали,
предоставив Гайского самому себе. А он, наскоро перелистывая тетрадь,
ничего не улавливая, выхватывая отдельные бессмысленные слова, прикидывал:
"Не хочет называть фамилию автора. Значит, автор - сын кого-то крупного...
Как пить дать. Меня на мякине не проведешь... Надо хвалить..." И Гайский
сказал:
- Талантливо!
Девочка, танцевавшая с блондином, щелкнула его по носу, а импресарио
улыбнулся:
- А как же!
- Кофе будете? - спросил хозяин дома.
- Потом, - вежливо ответил Гайский. - Я еще кое-что прочту.
Девочка хозяина дома поморщилась, а импресарио стал делать Аркану
Гайскому отчаянные знаки, указывая в сторону двери. Когда Гайский вышел,
импресарио довел его до прихожей и протянул конверт.
- Вот здесь тридцатка, - быстро произнес он, - а в конце квартала
стоянка...
- А девочки? - с отчаянием в голосе спросил Гайский.
- Пальчики оближешь! - отрезал импресарио и открыл дверь в подъезд.
- Передай мой телефон в гостинице, - сказал Гайский, поправляя
красный берет. - Если кто захочет, я в гостинице почитаю. - И он подмигнул
импресарио.
- Не захотят, - бросил импресарио и захлопнул дверь.
Аркан Гайский сорок минут шел пешком до метро, потому что такси в
конце квартала не оказалось.
"Дети таких высоких людей, - думал он - а все равно завидуют!"
Конверт с тридцаткой несколько скрашивал не совсем удачно сложившийся
творческий вечер...
Сейчас, сидя в комнатке Ольги Владимировны, Аркан Гайский узнал ту
самую тетрадь в черном кожаном переплете, и его охватила злость... Все
шушукаются, носятся с этой рукописью... Оля весь день печатала, устала да
еще сказала, что ему, Аркану Гайскому, это будет полезно почитать... Ух,
графоманы высокопоставленные, завистники чертовы! Что вы можете написать?
Что вы понимаете в настоящей литературе?.. И он с ненавистью углубился в
чтение...
"Единственный, а потому и знаменитый "Альманах" Чикиннита Каело
занимал каменную постройку с верхней и нижней частью. В верхней части,
скрытой от города густой вьющейся зеленью, находился обычно Чикиннит
Каело, принимавший здесь посетителей и вершивший отсюда судьбы
"Альманаха". В нижней, наполовину расположенной под землей, за ровными,
отшлифованными столами из черного камня сидели переписчики.
"Альманах" появлялся на следующее утро после каждой Новой луны. В нем
помещались указы мадранта и совета ревзодов, итоги сухопутных и морских
баталий, данные об улове рыбы и сборе ценнейших плодов миндаго, описание
казней и экзекуций, сведения о состоянии здоровья мадранта, а также
стихотворные оды, философские сочинения и предсказания судьбы и погоды.
Появлялся он с каждой Новой луной в трех вариантах. Один - написанный
черной гуашью - вывешивался на городской площади и предназначался
горожанам (рабы не имели права читать "Альманах"), второй - в зеленой
гуаши - доставлялся Первому ревзоду, который и зачитывал его на совете.
Третий создавался специально для мадранта на дорогой бумаге и выполнялся
красной гуашью с позолотой.
Читая на городской площади свой "Альманах", горожане узнавали, что
они живут хорошо.
Ревзоды, читая свой, убеждались в очередной раз в том, что горожане
живут превосходно.
В красном же "Альманахе" горожане обращались к мадранту с
предложениями быть с ними построже, ибо живут они замечательно, но
чересчур.
Когда состоялась в городе казнь ста пойманных горных разбойников,
горожане из своего "Альманаха" узнали, что казнили не сто, а всего девять,
и не разбойников, а воров, похитивших у бедного торговца лепешку.
Первый ревзод на совете зачитал что казнен был один человек,
пытавшийся украсть сеть у рыбака.
В "Альманахе" мадранта писалось, что казненный неоднократно обращался
к мадранту с просьбой казнить его, так как чувствовал, что может
произвести кражу, и вот теперь его просьба удовлетворена, за что и
благодарит мадранта со слезами преданности и умиления семья казненного.
И за всем этим должен был следить и никак не перепутать (даже и
подумать-то страшно!) бедный, бедный Чикиннит Каело, поставленный на
важное государственное дело советом ревзодов с согласия самого мадранта.
Бедный, старый, больной, несчастный Чикиннит Каело! Зачем ему все это?
Зачем ему полагающиеся по разрешению мадранта пять жен, когда и с одной он
уже давно не имеет сил сделать нового подданного? К чему ему ежедневная
чашечка миндаго, от которого только сердце начинает выпрыгивать из груди?
Почему он должен читать эти горы бумаг, испещренных буквами, цифрами и
рисунками? Для чего? Чтобы дрожать после каждой Новой луны: а вдруг
что-либо вызовет неудовольствие у ревзодов или у самого (и подумать-то
страшно!) мадранта? И полетит тогда с дряхлых плеч его лысая, покрытая
жилами, как червями, голова. Па-па-па... Пе-пе-пе..."
Гайский почувствовал в животе, где-то внизу, острый спазм, подобно
тому, который возникает, когда после стакана, например, кислого крыжовника
выпиваешь парного молока. Схватив тетрадку, он бросился в коридор. "Что-то
я, наверное, съел", - подумал сатирик, едва успев добежать до цели. Здесь
он и продолжал внезапно прерванное чтение.
"...Па-па-па... Пе-пе-пе... Бедный Чикиннит Каело. Оставался бы он
лучше до сих пор учетчиком урожая миндаго, имел бы не пять, а всего две
жены, сохранил бы молодость и здоровье, до сих пор делал бы дня мадранта
новых подданных... Так нет же! Па-па-па... Пе-пе-пе... Зачем надо было
попадаться на глаза мадранту, когда тот посетил поля с драгоценным
миндаго? Зачем было бросаться в ноги мадранту и восхвалять его, и
говорить, что это он, Чикиннит Каело, не жалеет себя и жизни своей, чтобы
мадрант мог каждое утро принимать тонизирующий миндаго, который придает
мадранту силу, мудрость и красоту? Перестарался Чикиннит Каело... Да и что
проку в этом чертовом миндаго? Ничего же и не изменилось в организме с тех
пор, как по велению мадранта стали доставлять ему из дворца чашечку этой
оранжевой жидкости. Ни сил, чтобы делать подданных, не прибавилось, ни
волос, ни красоты... Па-па-па... Пе-пе-пе... Скорее наоборот, жены
жалуются, особенно Жеггларда. И понятно. Ей всего тридцать лет. А ведь
Чикиннит Каело взял ее еще девочкой... О, какая это была умелица!
Па-па-па... Что за гибкость! Что за кожа! Бывало, стоило только произнести
вслух имя Жеггларды, и никакого миндаго не надо! Куда там!.. Пе-пе-пе...
Цепями сдерживать, за уши оттаскивать надо было Чикиннита Каело от
Жеггларды... Правда, если по справедливости, то, не возьмись он за этот
"Альманах", не стал бы он знатен и богат, не получил бы он к своим двум
еще трех, в том числе и Жеггларду... О небо! Что это с Чикиннитом Каело?!
Неужели?! Нет, показалось... Спали огнем этот "Альманах", Священная
Карраско! Бедный, несчастный, старый, больной Чикиннит Каело!..
Чикиннит Каело вздрогнул. Что за крамольные мысли посетили его лысую
голову! Горе и позор Чикинниту Каело! Какое кощунство позволил он себе по
отношению к делу, которое дал ему в управление совет ревзодов с согласия
самого мадранта! Прости и помилуй, высокий мадрант! Прочь, грязные мысли!
Прочь! Чикиннит Каело на посту! Он работает, он читает, он сочиняет, он
исправляет, и слова сами по себе ложатся на бумагу... Нет сильнее и
могущественнее страны мадранта! Нет умнее и здоровее нашего мадранта!..
Вяло! Слабо!.. Усилим, мой мадрант! Нет наисильнее и наимогущественнее
страны мадранта! Нет наиумнее и наиздоровее нашего мадранта!.. Пе-пе-пе...
Но подожди, Чикиннит Каело! Если все это идет в черный "Альманах" то какие
высокие слова найдешь ты для красного? Не было, нет и не будет наисильнее
и наимогущественнее страны мадранта! Нет наиумнее и наиздоровее молодой
Жеггларды...
Холодный пот прошиб Чикиннита Каело. Испуганно озираясь, он схватил и
проглотил только что исписанный листок бумаги... так можно попасть и к
священным куймонам... Вовремя, ох как вовремя проглотил злосчастный листок
Чикиннит Каело!
На террасе появился посетитель, который мог случайно заметить
чудовищные строки, еще мгновение назад лежавшие перед Чикиннитом Каело...
Па-па-па... Чем может служить Чикиннит Каело любезному посетителю! Ох, как
надоели Чикинниту Каело любезные посетители! Ох, как мучают они его,
заставляя читать их жалкие творения и давать на них ответы... Неразумные!
Чем они могут удивить Чикиннита Каело? Стихами? Фактами? Предсказаниями
погоды? В стране есть стихотворцы, сборщики фактов и предсказатели погоды.
Они все на учете и все получают свое вознаграждение. И этих стихотворцев,
и сборщиков фактов, и предсказателей погоды вполне хватает
Чикинниту Каело. Даже много!.. Так чем может служить... пе-пе-пе...
любезному посетителю Чикиннит Каело?
Любезный посетитель был одет бедно и неряшливо. Имел гладко выбритую
голову, округлую черную бороду и бесстрастные, ничего не выражающие глаза.
Он молча протянул Чикинниту Каело свернутый в трубочку лист дорогой, как
успел заметить Чикиннит Каело, бумаги... Чикиннит Каело взял рукопись и,
не разворачивая, положил в корзину рядом с собой. Любезный посетитель
может идти, потому что Чикиннит Каело занят и прочтет рукопись после Новой
луны. И если любезный посетитель желает выслушать приговор Чикиннита
Каело, то он может прийти за ответом через три дня после Новой луны...
Па-па-па... Пе-пе-пе... Любезный посетитель имеет нахальство требовать
ответа сейчас же?.. А чем же данный любезный посетитель отличается от
других любезных посетителей, творения которых дожидаются своей очереди в
этой корзине?..
Но любезный посетитель будто и не понимал слов Чикиннита Каело. Он
только безразлично пожал плечами и не думал трогаться с места...
Пе-пе-пе... Уж на подозрительно дорогой бумаге принес свои творения
любезный посетитель... Мало ли кто он? Для чего старому Чикинниту Каело
неприятности на его лысую голову?.. Чего не бывает? В последнее время даже
дети ревзодов занимаются стихотворством. Ну, что же, Чикиннит Каело
сделает исключение для любезного посетителя, раз он так настаивает...
Чикиннит Каело достал из корзины, развернул лист дорогой бумаги и...
па-па-па... пе-пе-пе... углубился в чтение... "Ты ненавистна мне, ставшая
доброй, собака! Рабски покорною сделал тебя твой хозяин и, усмехаясь
довольно, зовет своим другом. Жалко виляя хвостом, ты его ненавидишь,
мерзко скуля, со стола принимая объедки...". Па-па-па... Чикиннит Каело
мельком взглянул на любезного посетителя, но тот всем своим видом
изображал полное безразличие... "Да и раба своего в человечьем обличье,
как и тебя, господин называет собакой. Встань ото сна, напряги свои лапы,
собака! Ночью к обрыву Свободы сбеги незаметно, там о скалу наточи свои
зубы и когти..." Пе-пе-пе... Это что же за намеки?.. "И доберись ты до
самого края обрыва, чтобы оттуда пантерой на грудь господина прыгнуть - и
вмиг разодрать его горло клыками..." Чикиннит Каело снова взглянул на
любезного посетителя и совершенно отчетливо представил себе его бритую с