– Где мое письмо? – выпалил Гарри, едва только дядя Вернон
протиснулся в дверцу. – Кто это мне пишет?
– Никто. Это письмо попало к тебе по ошибке, - коротко объяснил
дядя Вернон. – Я его сжег.
– Ничего не по ошибке, - сердито буркнул Гарри, - там был
написан мой буфет.
– ТИХО! – рявкнул дядя Вернон, и с потолка свалилась пара
пауков. Дядя несколько раз глубоко вдохнул, а затем заставил себя
улыбнуться, что вышло у него довольно неудачно.
– Кстати, Гарри…по поводу буфета. Мы с твоей тетей считаем… ты
уже такой большой… тебе тут неудобно… мы думаем, будет хорошо, если ты
переедешь во вторую спальню Дудли.
– Зачем? – спросил Гарри.
– Не задавай лишних вопросов! – гаркнул дядя. – Собирай свои
вещи и побыстрее!
В доме было четыре спальни: одна принадлежала дядя Вернону и
тете Петунии, вторая служила комнатой для гостей (чаще всего в ней
останавливалась Маржи, сестра дяди Вернона), в третьей спал Дудли, а в
четвертой хранились вещи и игрушки Дудли, не вмещавшиеся в его первую
комнату. Гарри потребовалось одно-единственное путешествие на второй
этаж, чтобы перенести туда всё своё имущество. Он присел на кровать и
осмотрелся. Практически все вещи в комнате были поломаны или разбиты.
Всего месяц назад купленная видеокамера валялась поверх игрушечного
танка, которым Дудли как-то переехал соседскую собаку; в углу пылился
первый собственный телевизор Дудли, разбитый ногой в тот день, когда
отменили его любимую передачу; здесь же стояла большая птичья клетка,
где когда-то жил попугай, которого Дудли обменял на настоящее помповое
ружье, лежавшее на верхней полке с погнутым дулом – Дудли неудачно
посидел на нем. Остальные полки были забиты книгами. Книги выглядели
новыми и нетронутыми.
Снизу доносился рев Дудли: "не хочу, чтобы он там жил… мне
нужна эта комната… выгоните его…".
Гарри вздохнул и растянулся на кровати. Еще вчера он отдал бы
что угодно, лишь бы получить эту комнату. Сегодня он скорее согласился
бы снова оказаться в буфете, но с письмом, чем быть здесь наверху без
письма.
На следующее утро за завтраком все вели себя неестественно
тихо. Один Дудли кричал, вопил, колотил отца палкой, пинал мать
ногами, притворялся, что его тошнит, и даже разбил черепахой стекло в
парнике, но так и не получил назад своей комнаты. Гарри в это время
вспоминал вчерашний день и проклинал себя за то, что не прочитал
письмо в холле. Дядя Вернон и тетя Петуния бросали друг на друга
мрачные взгляды.
Когда пришла почта, дядя Вернон, явно старавшийся угодить
Гарри, послал за ней Дудли. Они слышали, как Дудли по дороге
колошматит по чем попало своей смылтингсовой палкой. Потом раздался
крик: "Еще одно! Бирючиновая аллея, дом №4, Малая Спальня, М-ру Г.
Поттеру …"
С задушенным хрипом дядя Вернон выпрыгнул из-за стола и понесся
в холл, по пятам преследуемый Гарри. Дяде Вернону пришлось повалить
Дудли на пол и силой вырвать письмо, причем Гарри в это время изо всех
сил тянул дядю за шею, стараясь оттащить его от Дудли. После
нескольких минут беспорядочной драки, в которой каждому перепало
множество ударов палкой, дядя Вернон выпрямился, хватая ртом воздух и
победно сжимая в руке письмо.
– Иди к себе в буфет – то есть, в комнату, - свистящим от
удушья голосом приказал он Гарри. -– Дудли – уйди – говорю тебе, уйди.
Гарри кругами ходил по новой комнате. Кто-то знает не только о
том, что он переехал, но и о том, что он не получил первого письма.
Наверное, они попробуют написать еще раз? И уж на этот раз он
постарается, чтобы письмо дошло по назначению. У него созрел план.
На следующее утро потрепанный будильник зазвенел в шесть часов
утра. Гарри поскорее выключил его и бесшумно оделся. Главное никого не
разбудить. Не зажигая света, Гарри прокрался вниз.
Он решил подождать почтальона на углу Бирючиновой аллеи и взять
у него почту для дома №4. Он пробирался по темному холлу, и сердце его
колотилось как сумасшедшее…
– ААААААААА!
От ужаса Гарри высоко подпрыгнул и приземлился на что-то
большое и скользкое, лежавшее на коврике у двери – что-то живое!
Наверху зажегся свет, и Гарри, к своему ужасу, понял, что
большим и скользким было дядино лицо! Дядя Вернон ночевал под дверью в
спальном мешке, очевидно, пытаясь воспрепятствовать Гарри именно в
том, что тот собирался предпринять. В течение примерно получаса дядя
орал на Гарри, после чего велел ему пойти и принести чашку чая. Гарри
безутешно поплелся на кухню, а вернувшись, обнаружил, что почта уже
пришла и лежит у дяди на коленях. Гарри разглядел три конверта,
надписанных изумрудными чернилами.
– Это мои… - начал было Гарри, но дядя Вернон демонстративно
изорвал письма на мелкие кусочки.
В этот день дядя Вернон не пошел на работу. Он остался дома и
заколотил прорезь для писем.
– Увидишь, - объяснял он тете Петунии сквозь гвозди во рту, -
если они не смогут доставить их, они прекратят.
– Я в этом не уверена, Вернон.
– О, ты не можешь знать, Петуния, как поведут себя эти люди,
мозги у них устроены иначе, чем у нас с тобой, - сказал дядя Вернон и
ударил по гвоздю куском торта, который подала ему тетя Петуния.
В пятницу пришло немного-немало двенадцать писем. Поскольку их
не смогли опустить в прорезь, то просунули под дверь, а также в
боковые щели, и еще несколько забросили в окошко ванной на нижнем
этаже.
Дядя Вернон снова остался дома. После сожжения писем он
вооружился молотком и гвоздями и забил дощечками все щели во входной
двери и на заднем крыльце, так что никто уже не мог выйти наружу. Во
время работы он напевал "и враг бежит, бежит, бежит" и вздрагивал от
малейшего шороха.
В субботу ситуация стала выходить из-под контроля. Двадцать
четыре письма для Гарри пробрались в дом, будучи вложены внутрь
каждого из двух дюжин яиц, которые тетя Петуния приняла из рук крайне
озадаченного молочника через окно гостиной. Пока дядя Вернон
возмущенно звонил на почту и в молочную лавку, пытаясь отыскать
виновных, тетя Петуния пропускала письма через мясорубку.
– Кому это так приспичило пообщаться с тобой? – спрашивал
озадаченный Дудли.
С утра в воскресенье дядя Вернон спустился к завтраку с видом
усталым и даже больным, но все-таки счастливый.
– По воскресеньям не носят почту, - весело пропел он, намазывая
мармелад на газету, - так что этих чертовых писем…
При этих его словах что-то со свистом вылетело из трубы и
стукнуло дядю по затылку. Следом из камина как пули полетели письма,
тридцать, а может быть, сорок штук. Все пригнулись, один Гарри
бросился, стремясь поймать хотя бы одно…
– ВОН! ВОН!
Дядя Вернон ухватил Гарри поперек туловища и выбросил его в
холл. Тетя Петуния и Дудли вылетели из кухни, закрывая лица руками, и
дядя Вернон захлопнул дверь. Слышно было, что письма продолжают
сыпаться из трубы, отскакивая от пола и стен.
– Значит, так, - сказал дядя Вернон, стараясь сохранять
спокойствие, но в то же время выдирая клочья из усов, - чтобы через
пять минут все были собраны. Мы уезжаем. Возьмите только самое
необходимое. Без возражений!
С ободранными усами он выглядел так страшно, что никто и не
решился возражать. Через десять минут они уже проломили себе путь
сквозь заколоченные двери и мчались в машине по шоссе. На заднем
сидении всхлипывал Дудли, получивший от отца подзатыльник за то, что
задержал отъезд, пытаясь упихнуть в рюкзак телевизор, видеомагнитофон
и компьютер.
Они мчались и мчались. Даже тетя Петуния не осмеливалась
спросить, куда же они едут. Время от времени дядя Вернон резко
разворачивался и некоторое время ехал в обратном направлении.
– Избавимся от погони… от хвоста… - бормотал он в этих случаях.
Целый день они не останавливались даже для того, чтобы
перекусить. К вечеру Дудли уже выл в голос. Это был самый кошмарный
день в его жизни. Он проголодался, пропустил целых пять передач по
телевизору и вообще еще ни разу не проводил так много времени, не
взорвав ни одного компьютерного пришельца.
Наконец, на окраине большого города дядя Вернон затормозил у
какой-то угрюмой гостиницы. Дудли и Гарри спали в одной комнате на
стоящих рядом кроватях, застеленных сырыми простынями. Дудли храпел, а
Гарри сидел на подоконнике, смотрел, как светят фарами проезжающие
машины и напряженно думал…
Завтракать пришлось лежалыми хлопьями и бутербродами с
маринованными помидорами. Не успели они доесть, как подошла хозяйка
гостиницы.
– П’рстите, к’торый тут будет м-р Г. Поттер? Тут пр'шло ‘коло
сотни вот таких вот…
И она показала письмо, держа его так, чтобы они могли прочитать
изумрудный адрес:
Коксворт
Гостиница "Мертвая тишина"
Номер 17
М-ру Г. Поттеру
Гарри потянулся было за письмом, но дядя Вернон стукнул его по
руке. Женщина безучастно наблюдала.
– Я возьму их, - сказал дядя Вернон, быстро поднимаясь и выходя
из столовой следом за хозяйкой.
* * *
– Может быть, лучше поехать домой? – осторожно спросила тетя
Петуния много часов спустя, но дядя Вернон, похоже, не слышал ее. Чего
он вообще хотел добиться, никто понять не мог. Он заехал в лес, вышел,
осмотрелся, затряс головой, снова влез в машину, и они поехали дальше.
То же самое произошло и посреди вспаханного поля, и на подвесном
мосту, и на крыше многоэтажной стоянки.
– Папа сошел с ума, да? – скучно спросил Дудли у матери вечером
того же дня. Дядя Вернон привез их на берег моря, запер в машине и
исчез.
Начался дождь. Крупные капли барабанили по крыше. Дудли хлюпал
носом.
– Сегодня понедельник, - сообщил он тете Петунии, - сегодня
будет "Великий Умберто". Я хочу, чтобы в номере был телевизор.
Понедельник. Это Гарри кое о чем напомнило. Раз сегодня
понедельник – уж что-что, а дни недели Дудли знал хорошо, иначе как бы
он смотрел телевизор – значит, завтра, во вторник, Гарри исполнится
одиннадцать. Конечно, для Гарри день рождения никогда не был ничем
таким особенным. В прошлый раз, например, ему подарили вешалку для
пальто и старые носки дяди Вернона. Но все же не каждый день тебе
исполняется одиннадцать.
Дядя Вернон вернулся, улыбаясь. В руках он нес длинный плоский
пакет, но не ответил, когда тетя Петуния спросила, что это он купил.
– Я нашел замечательное место! – объявил он. – Вылезайте!
Пошли!
На улице было очень холодно. Дядя Вернон показывал куда-то
довольно далеко в море, где высилось нечто, похожее на скалу. На
вершине скалы ютилась жалкая крохотная лачужка. Можно было с
уверенностью сказать, что там нет телевизора.
– Сегодня ночью обещают шторм! – воскликнул дядя с застывшей
улыбкой помешанного и захлопал в ладоши. – А этот джентльмен любезно
согласился одолжить нам свою лодку!
К ним бочком приблизился беззубый старикашка и с довольно
недоброй ухмылкой показал на старую утлую лодчонку, прыгавшую внизу в
серо-стальных водах.
– Я взял кое-что сухим пайком, - сказал дядя Вернон, - так что
– все на борт!
В лодке было смертельно холодно. Ледяные брызги морской воды и
капли дождя заползали за воротник, пронизывающий ветер хлестал по
лицу. Казалось, прошло много часов, прежде чем они добрались до скалы,
где дядя Вернон, спотыкаясь и соскальзывая, проложил путь к
полуразвалившемуся пристанищу.
Всё в доме вызывало отвращение. Пахло гниющими водорослями,
ветер со свистом врывался в огромные щели между дощатыми стенами, а в
камине было пусто и сыро. В лачуге имелось всего две комнатки.
Сухой паек дяди Вернона обернулся четырьмя бананами и пакетиком
чипсов каждому. При помощи пустых пакетов дядя попытался развести
