– Да тут всякую ерунду передают в новостях, - промямлил мистер
Дурслей. – Совы… метеоритный дождь… а еще сегодня в городе было много
чудных людей…
– И что? – оборвала миссис Дурслей.
– Ну, я подумал… вдруг… вдруг это связано с … ну, ты понимаешь…
с ее окружением.
Миссис Дурслей сквозь поджатые губы тянула из чашки чай. Мистер
Дурслей никак не мог осмелиться рассказать ей, что сегодня на улице
слышал имя Поттеров. Так и не решился. Вместо этого он спросил,
постаравшись придать своему голосу как можно больше беззаботности:
– А их сын – он ведь примерно того же возраста, что и Дудли,
верно?
– Вероятно, - процедила миссис Дурслей.
– А как бишь его? Говард?
– Гарри. Мерзкое, простонародное имя, если кому-то интересно
мое мнение.
– О, разумеется, - сказал мистер Дурслей, и его сердце
укатилось в живот, - совершенно с тобой согласен.
Больше он ничего не сказал, и супруги отправились спать. Пока
миссис Дурслей принимала ванну, мистер Дурслей на цыпочках подкрался к
окну и поглядел на садовую ограду. Кошка все еще сидела там. Она
внимательно смотрела на Бирючиновую аллею, как будто чего-то
дожидаясь.
Все-таки у него разыгралось воображение. Каким образом это
может быть связано с Поттерами? Но если связано… если выяснится, что
они в родстве с… – нет, он просто не может этого вынести.
Чета Дурслеев легла в постель. Миссис Дурслей немедленно
уснула, а мистер Дурслей лежал, вперившись в темноту широко открытыми
глазами и думал, думал. Последней, успокоительной для него, мыслью
перед отходом ко сну стала та, что, даже если Поттеры и имеют
отношение к происходящему, вовсе не обязательно, что они станут
впутывать в это дело его с миссис Дурслей. Поттеры прекрасно знают их
с Петунией отношение к ним самим и им подобным… Он не мог себе
представить, что Петуния или он сам могут иметь общего с тем, что
происходит, если что-то происходит, конечно – он зевнул и повернулся
на бок – их это не касается…
Как же он ошибался.
Мистер Дурслей уже погрузился в беспокойный сон, а кошка на
каменной ограде вовсе не выглядела сонной. Она сидела неподвижно как
статуя, неотрывно следя глазами за дальним поворотом на Бирючиновую
аллею. Кошка не шелохнулась ни тогда, когда на соседней улице с
грохотом захлопнулась дверца машины, ни тогда, когда мимо пролетели
две здоровенные совы. На самом деле, когда кошка первый раз
пошевелилась, уже почти наступила полночь.
На углу улицы, за которым наблюдала кошка, появился человек,
появился так внезапно и неожиданно, как будто выскочил из-под земли.
Кошка повела хвостом и сузила глаза.
Ничего подобного этому человеку еще ни разу не появлялось на
Бирючиновой аллее. Человек был высокий, худой и очень старый, если
судить по серебристым волосам и бороде – причем и то, и другое было
таким длинным, что он вполне мог бы затыкать их за пояс. Одет он был в
длинную рясу, поверх которой ниспадала до земли пурпурная мантия, ноги
были обуты в башмаки с пряжками и на высоких каблуках. Голубые глаза
светились ярким светом из-под очков со стеклами в форме полумесяца,
сидевших на длинном носу, крючковатом настолько, что казалось, будто
бы этот нос переломили по крайней мере в двух местах. Звали этого
человека Альбус Думбльдор.
Альбус Думбльдор, по всей видимости, не осознавал, что его
появление на Бирючиновой аллее вряд ли может приветствоваться здешними
обитателями. Он озадаченно рылся в складках мантии. Но все же
почувствовал, что за ним наблюдают, и взглянул на кошку, по-прежнему
смотревшую с другого конца улицы. Непонятно, почему, но вид кошки
позабавил его. Он хмыкнул и сказал: "Мне следовало догадаться".
Он наконец нашел во внутреннем кармане то, что искал. Это
оказалось что-то вроде серебряной зажигалки. Он зажег огонь, подождал
немного и защелкнул зажигалку. Ближайший уличный фонарь потух с легким
лопающимся звуком. Он снова щелкнул – и следующий фонарь, поморгав,
погас. Двенадцать раз щелкала Выключалка, до тех пор, пока на всей
улице не осталось только два далеких огонька – это светились в темноте
кошкины глаза. Даже остроглазая миссис Дурслей, выгляни она в этот
момент на улицу, и то не смогла бы ничего увидеть. Думбльдор бросил
Выключалку обратно в карман мантии и зашагал по улице к дому №4.
Подойдя, он уселся на каменную ограду рядом с кошкой. Ни разу не
взглянув в ее сторону, он вскоре заговорил с ней.
– Забавно встретить вас здесь, профессор МакГонаголл.
Он повернул голову, рассчитывая улыбнуться полосатой кошке, но
той больше не было. Пришлось улыбнуться женщине довольно свирепого
вида, в квадратных очках той же самой формы, что и отметины вокруг
кошкиных глаз. Женщина тоже была облачена в мантию, изумрудного цвета.
Ее черные волосы были собраны в строгий пучок. И она определенно была
чем-то встревожена.
– Откуда вы узнали, что это я? – спросила она.
– Моя дорогая, я ни разу не видел, чтобы кошки так застывали на
одном месте.
– Застынешь, если просидишь весь день на холодном кирпиче, –
ворчливо сказала профессор МакГонаголл.
– Весь день? Вы что, не стали праздновать? По дороге сюда я
видел по меньшей мере десяток пиршеств.
Профессор МакГонаголл сердито фыркнула.
– О, разумеется, все празднуют, - бросила она недовольно. –
Казалось бы, можно ожидать большей осторожности, но нет – даже муглы
заметили, что что-то происходит. Это было у них в новостях. – Она
кивнула головой в сторону темных окон гостиной дома Дурслеев. – Я
слышала. Стаи сов, метеоритный дождь… А что вы хотели, они же не
полные идиоты. Они не могли не заметить. Метеоритный дождь в Кенте!
Голову даю на отсечение, это работа Дедала Диггла. Такой сумасброд!
– Вы не должны сердиться, – мягко укорил Думбльдор. – За
последние одиннадцать лет нам редко приходилось радоваться.
– Я знаю, – раздраженно сказала профессор МакГонаголл. – Но это
еще не значит, что нужно сходить с ума. Все попросту потеряли
бдительность! Подумать только, разгуливать среди бела дня по улицам,
даже не потрудившись одеться как муглы! Ведь пойдут слухи!
Она бросила пронзительный взгляд на Думбльдора, словно ожидая
возражений, но он ничего не сказал, и тогда она продолжила:
– Лучше не придумаешь – в тот самый день, когда Сами-Знаете-Кто
наконец-то сгинул, муглы узнают о нашем существовании. Полагаю, он и
правда сгинул, как вы считаете, Думбльдор?
– Очень на то похоже, - ответил Думбльдор. – Нам есть за что
быть благодарными. Хотите лимонный леденец?
– Что?
– Лимонный леденец. Это такая мугловая конфетка, мне они очень
нравятся.
– Нет, спасибо, - изрекла профессор МакГонаголл неодобрительно,
как бы показывая, что сейчас не время для лимонных леденцов. – Как я
уже сказала, несмотря на то, что Сами-Знаете-Кто сгинул…
– Моя дорогая профессор, я уверен, что такая разумная дама как
вы может себе позволить называть его по имени. Вся эта чушь, "Сами-
Знаете-Кто"… Одиннадцать лет я пытаюсь заставить людей называть его
настоящим именем: Вольдеморт.
Профессор МакГонаголл вздрогнула, но Думбльдор, который в это
время отлеплял от леденца обертку, ничего не заметил.
– Все только сильнее запутывается, когда мы называем его "Сами-
Знаете-Кто". Я не вижу никаких причин, почему бы мы не могли
произносить имя Вольдеморта.
– Понимаю, - профессор МакГонаголл одновременно и ужасалась, и
восхищалась смелостью Думбльдора, - но вы отличаетесь от остальных.
Всем известно, что вы единственный, кого Сами-Знаете… ну хорошо,
Вольдеморт, боится.
– Вы мне льстите, - спокойно сказал Думбльдор, - у Вольдеморта
есть такие возможности, которых у меня никогда не будет.
– Только потому, что вы слишком – ммм – благородны, чтобы ими
воспользоваться.
– Как хорошо, что сейчас темно. Я не краснел так с тех пор, как
услышал от мадам Помфри, что ей нравятся мои новые пинетки.
Профессор МакГонаголл бросила на Думбльдора острый взгляд:
– Совы – ничто по сравнению со слухами, которые носятся в
воздухе. Вы знаете, что все говорят? О том, почему он сгинул? О том,
что его в конце концов остановило?
Было заметно, что профессор МакГонаголл наконец подошла к теме,
которая волнует ее больше всего и которая была истинной причиной того,
что она весь день просидела на холодной каменной ограде – ни в виде
кошки, ни в виде женщины, она еще ни разу не смотрела на Думбльдора
более пристально. Было ясно, что, независимо от того, что говорят
"все", сама она не собирается верить этому прежде, чем получит
подтверждение от Думбльдора. Думбльдор, между тем, молча разворачивал
следующий леденец.
– Говорят, - настойчиво продолжала профессор МакГонаголл, - что
прошлой ночью Вольдеморт объявился в Лощине Годрика. Он пришел за
Поттерами. По слухам, Лили и Джеймс Поттер – они – они – погибли.
Думбльдор кивнул головой. Профессор МакГонаголл охнула.
– Лили и Джеймс… не могу поверить… я не хотела этому верить… О,
Альбус…
Думбльдор протянул руку и похлопал ее по плечу.
– Я понимаю… понимаю… - сдавленно произнес он.
Профессор МакГонаголл продолжала говорить, но голос ее дрожал:
– Это еще не все. Говорят, он пытался убить сына Поттеров,
Гарри. Но не смог. Не смог убить маленького мальчика. Никто не знает,
как и почему, но говорят, что, когда Вольдеморт не смог убить Гарри,
его чары каким-то образом рассеялись – и поэтому он сгинул.
Думбльдор мрачно кивнул.
– Это… правда? – дрогнувшим голосом выговорила профессор
МакГонаголл. – После всего, что он сделал… после того, как он стольких
убил… не смог убить маленького ребенка? Это просто невозможно… чтобы
его чары разрушило именно это. Но как, во имя неба, Гарри удалось
выжить?
– Нам остается только гадать, - отозвался Думбльдор, - мы этого
никогда не узнаем.
Профессор МакГонаголл достала кружевной платочек и принялась
промокать глаза под очками. Думбльдор громко всхлипнул, вытащил из
кармана золотые часы и посмотрел на них. Это были очень странные часы.
На них было двенадцать стрелок и никаких цифр; вместо цифр по кругу
двигались маленькие изображения планет. Тем не менее, Думбльдор,
видимо, хорошо разбирался в своих часах, потому что вскоре убрал их в
карман и промолвил:
– Огрид запаздывает. Между прочим, это он сказал вам, что я
буду здесь?
– Да, - ответила профессор МакГонаголл, - и, думаю, вы вряд ли
признаетесь, почему именно здесь?
– Я пришел, чтобы отдать Гарри его дяде и тете. Это
единственные родственники, которые у него остались.
– Но это ведь не те… Это не могут быть те люди, которые живут в
этом доме? – вскричала профессор МакГонаголл, вскакивая на ноги и
указывая на №4. – Думбльдор… вы не можете. Я наблюдала за ними весь
день. Невозможно найти людей, которые были бы меньше похожи на нас. И
еще этот их сын!.. Я видела, как он пинал мать ногами, требуя конфет,
всю дорогу, пока они шли по улице. Чтобы Гарри Поттер жил с ними!
– Здесь ему будет лучше всего, - отрезал Думбльдор. – Его дядя
и тетя смогут объяснить ему все позднее, когда он немного подрастет. Я
написал им письмо.
– Письмо? – слабым голосом переспросила профессор МакГонаголл,
снова опускаясь на ограду. – Вы что, Думбльдор, думаете, что это можно
объяснить в письме? Эти люди никогда не поймут его! Он будет
знаменитым – легендой – я не удивлюсь, если в будущем сегодняшний день
назовут Днем Гарри Поттера – о нем напишут книги – его имя будет знать
каждый ребенок!
– Совершенно верно, - Думбльдор серьезно поглядел поверх очков.
– И этого достаточно, чтобы вскружить голову любому. Стать знаменитым
раньше, чем научишься ходить и говорить! Знаменитым из-за чего-то,
