протирать емкости нельзя, вино, как правило, плохо переносит тряску. Именно
поэтому в наших магазинах торгуют поголовно "убитым" вином. Настоящее
"Божоле", "Бордо" и иже с ними путешествуют только лежа и в торговой точке
никогда не принимают стоячего положения. Хотите полакомиться настоящим
вином, поищите магазин, где оно уложено в подставку.
Следующая комната оказалась гардеробной, но тут, в месте, где было
достаточно холодно, висела в специальных антимолевых мешках лишь теплая
одежда: пальто, шубы, дубленки, куртки, плащи. На одной стене на полках
покоились шапки, шарфы, перчатки, шерстяные носки. Лариса Викторовна
дотошно следила за порядком. Все было вычищено и аккуратнейшим образом
сложено. Естественно, никакого платья тут не нашлось.
Я постоял в прохладном, сильно пахнущем апельсинами помещении и пошел
в покои Сергея Петровича.
Его личная гардеробная представляла собой двадцатиметровую комнату, а
набору одежды могла позавидовать любая кинозвезда. Костюмы висели в
идеальном порядке, обувь хранилась на специальных распорках, галстуков было
столько, что я даже растерялся, а еще куча белья, рубашки всевозможных
расцветок, носовые платки, майки, футболки, спортивные брюки и куртки... Но
платья, серо-жемчужного, с воланами и кружевами, не было.
Я вышел в сад и закурил. Куда подевался наряд? Я облазил весь дом! Но
тут взгляд упал на длинное окошко подвала, и я мигом сообразил, что не
посетил цокольный этаж.
Вниз вела узкая лестница. Осторожно ступая, я спустился в ярко
освещенное помещение. Так, что мы тут имеем? Во-первых, бассейн, затем
комната с выключенным летом отопительным котлом, потом каморка, забитая
всякими непонятными мне трубами, вентилями и никелированными штуками.
Следующей шла баня, вернее, их было две: сауна и так называемая турецкая;
зал для отдыха, бильярдная... Ни на что не надеясь, я толкнул последнюю
дверь и увидел очередную кладовку, забитую всяким хламом: тут лежали,
по-видимому, абсолютно ненужные вещи, которые у хозяина рука не поднималась
выбросить.
У стены громоздился ящик, из которого торчали куклы, которыми в свое
время, очевидно, играла Беллочка. Здесь же стоял сильно поцарапанный
детский велосипедик, лежали какие-то помятые кастрюли с отбитой эмалью. И
уж совсем удивило меня огромное цинковое корыто, совершенно не нужное в
нынешнее время. Зачем Кузьминский хранит его? В доме стоят три стиральные
машины. Хотя бывшему советскому человеку свойственна запасливость, он в
любой ситуации, даже самой благоприятной и сытой, скопидомничает. В наших
людях твердо живет уверенность: спички, соль, масло - все может исчезнуть,
как уже бывало не раз.
Одна из моих знакомых, Регина Кутепова вышла замуж за иностранца и
отбыла в маленький городок, расположенный в горах Швейцарии. Войны и голода
в этой стране не знали несколько столетий, и население стало посмеиваться
над русской, которая велела пристроить к своему дому кладовку, где хранила
свечи, стратегический запас консервов, муки, растительного масла, чая, кофе
и сахара.
- Регина, - увещевали ее соседки, - не занимайся глупостями, это в
вашей Москве может начаться голод, а у нас никогда.
Но Кутепова только пожимала плечами.
- Запас карман не тянет, - отвечала она. Естественно, на нее
посматривали как на сумасшедшую и жалели бедную.
А потом произошло совершенно непредвиденное событие. С гор сошла
мощная лавина и полностью отрезала крохотный городок от окружающего мира на
три недели! В связи с сильным снегопадом к населенному пункту не могли
пробиться спасатели, невозможно было и сбросить продукты с вертолета: над
домиками с красными крышами плотно стояли тучи. Местный супермаркет,
продукты в который каждое утро доставляли трейлеры, мигом опустел, в
селении бы точно начался голод, но тут наступил звездный час Регины. Все
население, от мала до велика, превознося ее хозяйственность, ело
припасенные ею харчи и жгло свечи: электростанция у них тоже вырубилась.
Нашлись у Регины и нужные лекарства, а когда она, вспомнив уроки
гражданской обороны, лихо сделала укол соседу, у которого заболело сердце,
то просто стала национальной героиней. Так что не спешите расставаться со
старыми привычками, вступая в новую жизнь, всякое может случиться, и в
благословенной Швейцарии пригодится запас керосина со спичками.
Я молча бродил среди хлама и в самом темном углу наткнулся на кованый
сундук. Сверху было окошко, в нем желтела бумажка, на которой выцветшими от
времени фиолетовыми чернилами было выведено: "Вещи моей бедной жены
Глафиры". Очевидно, Сергей Петрович, как и Петр Фадеевич, не смог вынести
на помойку одежду несчастной сумасшедшей. Я осторожно поднял тяжелый
"язык", сундук оказался незапертым. Крышка со скрипом подалась вверх, в
лицо мне пахнуло тлением, и я увидел тряпье.
Сказать, что я не хотел в нем копаться, - это не сказать ничего. С
огромным трудом я заставил себя дотронуться до хлама и начал перебирать
старье. Спустя некоторое время мне стало понятно, что здесь сложены еще и
вещи Варвары. Одна часть платьев была сшита на женщину высокого роста,
худощавую, с плоским бюстом, другая - на невысокую, полную даму с пышной
грудью. Бог знает, почему Сергей Петрович не захотел избавиться от сундука.
Я бы лично отволок его на свалку, чтобы поскорей забыть о мрачных семейных
историях. Гора слежавшихся, издававших запах нафталина вещей росла на полу.
В самом конце мне попалось несколько детских ситцевых платьиц, а последней
обнаружилась совершенно измятая, почти пришедшая в негодность соломенная
шляпка. Я поднял ее, на дне белел довольно толстый пакет. Серого платья не
было и в помине.
Кое-как запихав назад тряпье, я, прихватив с собой пакет, отправился в
свою спальню. Там, развернув плотную бумагу, обнаружил письма, написанные
детским, неровным почерком.
"Дорогой папа Петя!
Я живу хорошо, в нашей комнате шесть девочек. Тут кормят три раза в
день, дают завтрак, обед и ужин. А конфеты и яблоки не покупают.
Пожалуйста, привези мне ирисок. Очень прошу! Может, заберешь меня на
каникулы ?
Лисочка".
"Дорогой папа Петя!
Я живу хорошо и учусь отлично, на одни пятерки, поведение мое
примерное. Здесь нас кормят, но конфет не дают, очень хочется шоколадку.
Возьми меня домой хоть на недельку, я буду стирать, убирать, готовить.
Лисочка".
"Дорогой папа Петя!
Я живу хорошо, нас кормят три раза в день. Может, кто-нибудь привезет
мне пряников или печенья? А еще изорвалось платьице, и придется Новый год
встречать в драном, новое дадут только весной. Пожалуйста, возьми меня на
зимние каникулы, я никогда не буду ругаться с Сережей. Миленький папа Петя,
ну пожалуйста, хоть на два денечка. Забери меня отсюда! Я отлично учусь.
Лисочка".
"Папочка Петя!
Я живу хорошо. Почему ты не отвечаешь на мои письма ? Желаю тебе
счастливых первомайских праздников, здоровья и радости. У меня все хорошо,
а конфет уже не хочется. Ну пожалуйста, забери меня на лето.
Лисочка".
"Уважаемый Петр Фадеевич, пишет Вам директор детского дома имени
Надежды Крупской Власихина Антонина Ивановна. Мне кажется, вам следует хотя
бы один раз приехать к нам и поговорить с Лисочкой. Девочка очень скучает.
В нашем доме много детей, у которых имеются родственники, которые привозят
сладости, книги, игрушки, правда, не часто и не всем.
За те два года, что Лисочка живет у нас, вы не написали ей ни одного
письма. Если сумеете выкроить время и приехать, ребенок будет счастлив.
Если не способны найти пару часов, пришлите ей посылку. Мы не ограничиваем
набор еды, только не следует класть рыбные консервы и майонез, лучше
пряники, конфеты, печенье. Детей хорошо кормят, но лакомства на столах
бывают только на праздники или когда приезжают шефы. Лисочка беспроблемный
ребенок, она может стать вашей помощницей по домашнему хозяйству. Девочка
отлично учится, ведет общественную работу, она живо интересуется
политическими новостями, помогает младшим. Лисочка старшая по спальне.
Прилагаю листок успеваемости.
"Русский язык - отлично. Литература - отлично. Математика - хорошо.
История - отлично. Иностранный язык - хорошо. Ботаника - отлично. Труд -
отлично. Физкультура - отлично. Поведение примерное".
С глубоким уважением А. Власихина".
Глава 27
Мне стало очень грустно. Маленькая наивная Лисочка, любимая,
балованная мамой девочка, оказавшись в приюте, наверное, заболела от тоски.
В детском доме, даже самом хорошем, ребенку не хватает тепла, ласки,
сладостей, в конце концов, простых, копеечных карамелек и ирисок, которые
можно есть, не считая. Неужели Петр Фадеевич был настолько жесток к
девочке? У него же имелся собственный сын! Как правило, мужчины с детьми
более мягкосердечны, чем те, у кого их нет.
Я продолжал читать письма. Лисочка прислала их штук тридцать. Потом,
наверное, поняла, что у "папы Пети" каменное сердце, и оставила надежду
вернуться в семью Кузьминских. Собственно говоря, тут все письма были от
девочки, кроме двух: послания от директрисы и еще одной записки.
"Уважаемый Петр Фадеевич,
понимаю ваш страх, но при условии определенной воспитательной методики
и неких, очень слабых успокоительных возможно стойкое улучшение. Личностные
качества вполне поддаются корректировке. К сожалению, я не являюсь
специалистом в области детской психологии, могу посоветовать обратиться к
Бекасову Артему Ивановичу, его адрес прилагаю. Пусть вас не смущает
молодость психолога, он очень талантливый человек, его ждет яркое будущее.
Профессор Талызин С.И.".
Я сложил письма в пакет, поколебался пару минут, затем сунул в свой
портфель. Дам завтра почитать Норе, потом верну их на место. Странно, что
такой жестокий человек, как Петр Фадеевич, не выбросил письма. Отчего он их
хранил?
Утром я встал около десяти и пошел на кухню. Лариса Викторовна
топталась у плиты. Увидав меня, она бросила нож, которым резала хлеб, и
заголосила:
- Что делать теперь, а?
- Вы о чем? - делано спокойно спросил я.
- Так Сергей Петрович в больнице, - причитала экономка, - а что с
похоронами будет? Анну-то упокоить надо! Кларочка, бедная, на тень похожа!
Лежит у Беллочки в мансарде.
- У Анны есть муж, - тихо сказал я, - Валерий. Наверное, он уже
занялся похоронами.
Лариса всплеснула руками.
- Ой, не знаю! Он утром, как всегда, молчком влез в машину и отбыл,
ничего не сказал, ни словечка!
- Значит, сам займется похоронами. - Я попытался успокоить напуганную
экономку.
Лариса раскрыла было рот, но тут в кухню вошел садовник.
- С ума сошел, - наскочила она на него, - здесь еду готовят, а он в
грязной обуви приперся!
- Так пуговицы отдать, - объяснил мужик, - все погорело, а они
остались!
С этими словами он протянул к ней грязную руку и разжал кулак. На
широкой ладони лежала куча кругляшков черного цвета.
- Если помыть, - гудел садовник, - вполне еще сгодятся.
- Ступай отсюда, - Лариса замахнулась на него посудным полотенцем, -
выкинь дрянь от греха подальше.
- Хорошие же пуговки!
- Давай сюда, - обозлилась экономка, - высыпь на мойку и убирайся с
глаз долой!
Садовник, сопя, ссыпал на нержавейку содержимое ладони и. качая
головой, исчез.
Лариса Викторовна в сердцах воскликнула:
