больнице, тебе никто не помешает!
Я хотел рассказать Норе об аварии, но вовремя прикусил язык. Тогда
придется сообщить и об утерянных документах, она начнет расспрашивать: где,
когда, как посеял... Нет уж, пока промолчу.
- Ты заснул? - с горящими глазами осведомилась Нора. - А ну, дуй живо
к Кузьминскому. Я не могу спать, как только найдешь нужное, сразу звони.
В особняк я доехал без особых приключений, слава богу, представителей
ГИБДД больше на дороге не попалось. Дом был заперт, но у меня имелся ключ,
и внутрь я тоже проник беспрепятственно.
Все мирно спали, в холле горела маленькая, двадцативаттная лампочка,
такая же освещала и лестницу. Я вымыл руки и поднялся в кабинет хозяина.
Там резко пахло табаком. Как вы знаете, я сам курю, но очень не люблю
запаха окурков. Поискав полную пепельницу, я не нашел ее и распахнул окно.
Повеяло упоительно свежим ночным воздухом. Очевидно, после того как Сергея
Петровича уложили в больницу, Лариса ни разу не заглянула сюда. Впрочем,
экономку можно понять: ей одной очень трудно справиться с огромным домом:
уборка, стирка, готовка, вот и решила не трогать пока кабинет, все равно
хозяин отсутствует.
Постояв пару минут у окна, я оглядел гигантский кабинет, заставленный
книжными шкафами. Да уж, тут можно полжизни провести, исследуя содержимое
полок. С чего начать? Может, Кузьминский держит бумаги в столе?
Я приблизился к огромному, двухтумбовому сооружению и вздрогнул:
кожаное покрытие столешницы кто-то аккуратно срезал. Мигом перед глазами
возникла картина: тело Анны, лежащее головой в луже из пролитого кофе и
крови. Меня передернуло, огромным усилием воли я заставил себя сесть в
большое вертящееся кресло.
Очевидно, хозяин велел заменить зеленую кожу. Это понятно, кому
приятно пользоваться мебелью с такой историей. На месте Кузьминского я бы
избавился от этого стола и купил новый. Массивный письменный прибор,
календарь, часы и прочие мелочи были составлены на деревянные края стола.
Тут же был и знакомый мне красный баллончик.
Я взял его в руки. На нем изображена женщина, держащая в руках
лопаточку и тубу, из которой лезет пена. Герметик, или "отвердитель", по
выражению Нюши. Как он попал на стол Сергея Петровича?
Отставив баллончик, я открыл первый ящик и углубился в изучение его
содержимого. Штук тридцать дешевых прозрачных ручек "Корвина", ластики,
скрепки, дырокол, куча визиток...
Во втором в безукоризненном порядке лежали счета и расписки прислуги в
получении зарплаты. Ничего похожего на дневник не было и в помине.
Я выдвинул третий ящик, увидел стопку потрепанных тетрадей в
выцветших, похоже, кожаных переплетах, взял первую, раскрыл...
- Чем вы тут занимаетесь? - прогремел над ухом голос.
От неожиданности я выронил тетрадку, пожелтевшие листочки выпали из
обложки. Дверь, ведущая в спальню Кузьминского, была открыта, на пороге
стоял сам Сергей Петрович в халате.
Я растерялся:
- Э... Вы уже дома?
- Чем вы тут занимаетесь? - сурово повторил Сергей Петрович.
- Ну... так... в общем... бессонница замучила, решил поискать
какую-нибудь книгу!
- В столе? Так вот кто крадет у меня деньги!
- Что вы! Я никогда...
- Врешь!
- Но вы же наняли меня искать доллары, - пытался я оправдаться.
- Ты вор, - отчеканил Сергей Петрович, - и должен быть наказан.
Мне стало не по себе. Лицо у мужика имело самое безумное выражение, на
лбу блестели капли пота, глаза смотрели на меня, словно... не могу
подобрать нужного сравнения. Они походили на две медные пуговицы, в них
совсем не было жизни.
- Сейчас принесу вам валокордин, - сказал я, чувствуя, как по спине
течет пот.
- Сидеть! - рявкнул Кузьминский, потом он перевел глаза влево и
воскликнул: - Ага! Значит, и это тоже делал ты!
Я повернул голову и разинул рот. Дыхание перехватило, словно в комнате
внезапно исчез весь воздух. На портрете Глафиры, у основания шеи, алело
пятно!
- Вот, - Сергей Петрович покачивался, словно дерево под сильным
ветром, - вот! Ты подлец. И сейчас я накажу тебя.
Вымолвив последнюю фразу, он вынул руку из кармана халата. В ней был
зажат маленький пистолет.
- Молись, вор, мерзавец и шутник, - с совершенно безумным видом заявил
Сергей Петрович и шагнул ко мне.
Не дай бог никому из вас оказаться в подобном положении, мысленно я
простился с жизнью. Но рука помимо моей воли схватила баллончик с
герметиком, направила его на Кузьминского и с силой нажала на головку
дозатора.
Вспоминая потом многократно эту сцену, я каждый раз недоумевал, ну
каким образом я ухитрился не промахнуться? Вообще говоря, меткость не
относится к числу моих талантов, не далее как вчера съел яблоко и,
поленившись отнести огрызок в помойное ведро, решил выбросить его в
открытое окно. Не слишком достойный поступок, но все мы люди. Так вот,
швырнул его и попал... в стену, настолько я "кривоглазый". А тут вдруг
ловко угодил толстой белой струей точнехонько в физиономию Сергея
Павловича.
Он вскрикнул, выронил пистолет и, вытянув вперед руки, бабьим голосом
заверещал:
- Ослеп! Ничего не вижу!
Я вскочил из кресла и толкнул в него хозяина. Кузьминский рухнул на
кожаную подушку, бормоча:
- Что со мной, помогите...
Я посмотрел на толстую "маску", покрывавшую его лицо, схватил трубку,
набрал номер и заорал:
- Макс?! Скорей в особняк Кузьминского, я поймал убийцу!
Глава 31
После описываемых событий прошло три дня. В субботу вечером Макс
приехал к нам. Раскрасневшаяся Нора воскликнула:
- Максик, садись ужинать!
- Большое спасибо, - мигом ответил приятель, - я уже поел.
Нора прищурилась.
- Еду готовила не Ленка.
- А кто? - насторожился Макс.
Вообще говоря, он большой любитель поесть, но наша Ленка столь мерзко
готовит, что Макс не хочет даже пробовать ее стряпню.
- Я знала, что ты приедешь, - лебезила Нора, - и заказала кое-что в
кафе "Готти". Вот только доставили.
- Да? - оживился Воронов. - Вообще говоря, я ел на работе лишь лапшу
"Доширак" и с удовольствием бы слопал чего-нибудь вкусненького.
- Пошли, пошли, - засуетилась Нора. Хозяйка, очевидно, заказала весь
ассортимент.
Стол был уставлен яствами. Примерно через полчаса Макс откинулся на
стуле.
- Все, больше не могу. Глазами бы съел все, а в желудке места нет.
- Мы тебе с собой завернем, - пообещала Нора.
Я подавил усмешку: хозяйку мучает любопытство, она рассчитывает, что
объявившийся Макс ответит на ее вопросы. Ага, вот он вытащил сигареты.
Сейчас Нора сочтет, что момент самый подходящий, и...
- Что же будет Кузьминскому? - начала Нора.
- Ничего, - пожал плечами Макс.
- Как?!
- Так!
- Он же убийца!!!
- Кто сказал?
- Ну... это ясно!
- Из чего? - Ну...
- Где доказательства? - ухмылялся Макс.
- В дневниках его отца, Петра Фадеевича, - горячилась Нора, - надо
только прочитать их.
Макс тяжело вздохнул.
- Вкусный был ужин, господа Ниро Вульф и Арчи, прямо восхитительный. Я
так понимаю, что теперь следует отработать его? То бишь рассказать вам...
- Да! - заорала Нора. - Да!
Макс поднял вверх указательный палец.
- Сначала разрешите напомнить вам старую истину: сапоги должен тачать
сапожник, а пироги печь пирожник. Нора, вам не следует заниматься сыскной
деятельностью.
- Это почему? - прошипела она.
- Потому что, имея на руках факты, вы ухитряетесь сделать из них
неправильные выводы, - спокойно объяснил Макс, - хватаетесь за одну версию,
не разматываете ее до конца, бросаете, цепляетесь за другую, строите
неверные предположения. Одним словом, ведете себя непрофессионально. Ну
отчего вы решили, что способны самостоятельно найти преступника?
Я исподтишка глянул на Нору. Хозяйка сидела, закусив нижнюю губу. Зная
ее характер, хорошо понимаю, как ей хочется сейчас накинуться на Макса и
начать вырывать из него перья. Но ей приходится сдерживаться, иначе правды
не узнать.
- Ну что? - ерничал Макс. - Мне приступать? На лице Норы заиграла
самая ласковая улыбка.
- Да, да, конечно, хочешь кофейку?
- Он тоже из "Готти"?
- Нет, велю Ленке сварить.
- Тогда лучше воды, - быстро сказал Макс.
- Не тяни кота за хвост, - не выдержала Нора, - меня сейчас просто
разорвет от любопытства!
- Значит, так, - медленно начал Макс, - вернемся в прошлое.
Жил-был Петр Фадеевич Кузьминский, милый, интеллигентный человек. И
была у него беда - жена Глафира, больная шизофренией.
Петр Фадеевич к супруге относился очень хорошо и в моменты обострения
болезни не сдавал ее в клинику... Потом ему временно повезло: жена
увлеклась живописью и несколько лет вела себя почти нормально.
Как радовался Петр Фадеевич, поймет лишь тот, кто имел дело с
сумасшедшими. Но ликование было недолгим. Вскоре лечащий врач предупредил
несчастного мужа:
- Глафира опять входит в стадию обострения и может стать опасной для
окружающих.
Профессор оказался прав. Однажды вечером жена, сжимая ножницы, вошла в
кабинет к мужу и попыталась убить его. Петр Фадеевич выхватил из ее руки
остро заточенные клинки и... воткнул их Глафире в шею.
- Он убил ее, - прошептала Нора. Макс кивнул:
- Да. Кстати, вы были правы, его дневник содержит много интересного,
но он был тщательно заперт в сейфе, чтобы на записи не наткнулись чужие
глаза. Так вот, в дневнике Петр Фадеевич подробно описывает свои чувства.
Глафиру он убил из жалости. После покушения на мужа ее бы заперли в "желтом
доме". О том, какие там царят порядки, Кузьминский был осведомлен, он
понимал, что лучше лежать в могиле, чем медленно умирать в психиатрической
клинике. Еще он боялся за сына, мальчика нервного, болезненно обидчивого,
отягощенного дурной наследственностью. Ему незачем было видеть, как мать
лишается человеческого облика. Отсюда и решение убить Глафиру. Петр
Фадеевич нарисовал на картине красное пятно и рассказал приехавшим
милиционерам о жене-шизофреничке, покончившей жизнь самоубийством.
Поскольку врачи показали следователю историю болезни, тот поверил
Кузьминскому, и дело было благополучно закрыто.
Петр Фадеевич впервые за многие годы вздохнул свободно. Через
некоторое время, поняв, что в доме требуется хозяйка, он привел новую жену:
Варвару. У той имелась дочка Лисочка.
Но зря Петр Фадеевич надеялся на тихий семейный уют. Сережа,
невзлюбивший Варвару и возненавидевший избалованную Лисочку, решил
избавиться сначала от мачехи.
Подросток достает из сундука платье покойной матери, закрывает вуалью
лицо и принимается изводить Варвару. Она, особа нервная, экзальтированная,
верящая гадалкам и колдунам, моментально "ведется". А Сережа старается изо
всех сил.
В дом снова зачастили психиатры, в ход пошли таблетки. Сережа
рассчитывал, что отец, поняв, что ему на жизненном пути вновь попалась
психически больная, разведется с Варварой. Мальчик подсыпает мачехе в еду
таблетки, она принимает двойную дозу психотропных средств, и у нее
совершенно "съезжает крыша". Врачи вполне определенно ставят диагноз -
быстро прогрессирующая шизофрения, их прогноз неблагоприятный: Варвару ждет
полное безумие. Петр Фадеевич теряет голову. Много страниц дневника
отведено размышлениям, почему судьба решила так наказать его? Отчего именно
