считай внимательно! Разбойник из Финикии, солдат из Рима и грубый кузнец из
Египта! Что скажешь ты о великом посеве скромного плотника из Галилеи?
Вдруг толпа женщин была раздвинута чьей-то белой, но властной рукой и
около Назаретянина очутился пожилой, высокий, худощавый иудей в роскошной
одежде богатого саддукея. Глаза его блистали дикой злобой, он гневно ухватил
Галилеянина за плечо и толкал его вперед.
- Иди! Иди! - только и мог он говорить, задыхаясь от злобы и ярости.
Кротко, тихо глянул на него Спаситель.
- Привет тебе, Агасфер, - чуть слышно прошептали его окровавленные губы
и он, медленно поднявшись из праха, пошел за Симонием, несшим его крест.
Пошел тихо, опершись на руку второго разбойника, приветливо протянутую ему.
Шумя и крича, двинулась за ними толпа, двинулась и группа женщин. Около
калитки своего роскошного дома остался один Агасфер, продолжая изрыгать хулу
и проклятия вслед осужденному.
В одну минуту очутился перед ним Арраим. Я не узнал его. Это не был уже
скромный паломник, это не был ученый, поучающий мудрости мудрых халдеев, -
это был великий первосвященник Люцифера, его огненный слуга, собравший в
себе все великое магическое могущество планеты. Неотразимой силой хаоса
сверкали его глаза и непередаваемый леденящий ужас сковал тело злобного
Агасфера. Медленно, медленно поднялась рука Арраима:
- Агасфер! - как стальная полоса звучал его голос. - Тебе говорю твои
же слова: Иди! Иди! Иди! Доколе Он не вернется - вновь иди! От востока на
запад лежит путь твой! Иди! Каждое столетие даю тебе три дня на отдых. Пусть
вечно работает мозг твой! Иди! Рассматривай, познавай, раскаивайся! Иди! Вот
тебе мое проклятье - Арраима, Царя и Отца Черных! Иди! Именем того, чье имя
- Молчание, кто есть Великий Первосвященник Неизреченного, говорю тебе -
Иди!
И вот Агасфер, как будто во сне, вздрогнул, покачнулся и пошел. Он идет
до сих пор, Эмпидиокл, я видел его в тайге Сибири и на улицах Парижа, и на
вершинах Анд, и в песках Сахары, и во льдах Северного полюса. Сгорбленный, с
длинной развевающейся бородой и горящими глазами, с Востока на Запад идет,
умудренный великой мудростью и не менее великим раскаянием.
Иногда он ходит теперь не один. Глаза посвященного могут рассмотреть
около него белую, сияющую нежно-голубым светом фигуру с кроткими глазами,
ведущую старика Агасфера как бы под руки. Что-то тихо и нежно шепчет ему
фигура на ухо, и глаза старика, вечного жида, орошаются тогда жгучими
слезами, и бледные, иссохшиеся уста его шепчут:
- Господь мой и Спаситель мой!!! Чудные дела поведал я тебе, Эмпидиокл,
друг мой. Когда-нибудь, если огонь святой жизни будет тлеть в тебе и мое
стихийное сердце будет в состоянии без трепета вспоминать минуемое, я
поведаю тебе о последних минутах Бога в образе человеческом.
Мир мой да будет с тобой, друг Эмпидиокл!
Фалес Аргивинянин
КУБОК ВТОРОГО ПОСВЯЩЕНИЯ
ФАЛЕС АРГИВИНЯНИН О ПРЕМУДРОСТИ ВЕЧНО ЮНОЙ
ДЕВЫ-МАТЕРИ, ПРИСУТСТВУЮЩИМ РАДОВАТЬСЯ!
Девять тысяч лет тому назад рек мудрый Гераклит Темный:
- Фалес Аргивинянин! Пробил твой час! Нынче, когда закатится святой Ра,
ты снизойдешь в священный храм богини Изиды и примешь кубок Посвящений из
рук Божественной Матери, Фалес Аргивинянин! Сильна ли душа твоя? Фалес
Аргивинянин! Чисто ли сердце твое? Фалес Аргивинянин! Мудр ли разум твой?
Ибо, если у тебя не будет трех качеств, смертный, не выдержишь ты взгляда
Великой Богини - Матери.
- Учитель, - ответил я ему - сильна душа моя, велико сердце мое и велик
разум мой, внушенный тобой. Бестрепетно сойду я в подземное вместилище
храма, и ученик не посрамит своего Учителя.
- Иди, Фалес Аргивинянин! - молвил Гераклит. И когда ночные тени
покрыли великую голову Нила, когда ночные ветерки задышали из пустыни,
охлажденные от зноя, я, Фалес Аргивинянин, завернувшись в плащ и взяв с
собой фонарь с зажженным в нем огнем Земли, опустился в подземный храм
Изиды. Долго я шел узким коридором, который порой понижался до расщелины, в
которой я полз на коленях, не зная, будет ли выход впереди и можно ли мне
будет выбраться обратно. Я шел по сырым лестницам, шел по гигантским
катакомбам, со сводов которых капала вода, и вот... сорок девять ступеней.
Вошел. Дверь, обитая железом, и на ней горящие знаки, означающие: "Смертный,
остановись!".
Но я, Фалес Аргивинянин, шел за бессмертием - и что мне были эти
предостережения! Твердой рукой распахнул я дверь и вошел. На меня пахнуло
сыростью какого-то гигантского подземелья. Долго я шел. Глухо раздавались
шаги мои по каменным плитам. И вдруг над моей головой, где-то в вышине
блеснул свет, и больше, шире, голубее...
Трепетно побежали во все стороны тени, стали вырисовываться колонны,
ниши, статуи, и я увидел себя стоящим в центре огромного храма. Впереди был
алтарь, простой из белого мрамора. На нем стояла золотая чаша, а там за
алтарем высилась статуя женщины с завешенным покрывалом лицом. В одной руке
женщина держала сферу, а в другой треугольник, опущенный вершиной вниз. Пуст
был храм. В нем были только я, Фалес Аргивинянин, лицом к лицу со статуей
богини Изиды. Ни звука... Ни шороха... Мертвая тишина. А ведь сюда приходит
требующий второго Посвящения, не зная, что делать, не зная, как вопрошать,
не зная, как вызывать!!!
Он приходит сюда один со своей мудростью, со своей чистотой сердца и
силой души. И я, Фалес Аргивинянин, мудрый сын светоносной Эллады, потомок
Божественной Династии Города Золотых Врат, смелыми шагами подошел к
жертвеннику. Я поднял руки и властно призвал того, кто всегда отвечал мне на
мой вызовы, как владыка воздушной стихии. Легкое дыхание пронеслось по храму
и я услышал:
- Я здесь, Аргивинянин! Чего ты хочешь от меня в этом страшном и
непривычном для меня месте?
- Помощи и совета, - сказал я ему, - как мне вызвать великую богиню
Изиду?
- Увы, Аргивинянин, я этого не знаю.
- Тогда уйди, - сказал я.
И я, Фалес Аргивинянин, остался один со своей мудростью. Я углубился в
мое прошлое, вспомнил все, что было в великой Атлантиде. Я смело воспарил в
высочайшие планы разума. Я дерзновенно брался за все тайны Учения. Я знал,
что если я не вызову Богиню, то из этого храма не выйду, как не вышли все
те, кто спустился в этот храм до меня, и мне это было известно.
Вся моя мудрость подсказала мне как быть. Смело стал я произносить
Великие Тайны Моления, которые звучали в Атлантиде, в храме вечно юной
ДЕВЫ-МАТЕРИ.
- Мать Изида, - взывал я, - открой покрывало лица твоего! Я знаю тебя!
Я молился тебе в великой Атлантиде! Открой свое покрывало! Я знаю тебя под
именем вечно юной ДЕВЫ-МАТЕРИ! Великая Мать, открой покрывало жрецу твоему!
И тихо-тихо из отдаленных уголков храма потянулись серебряные звуки
систрума, где-то вверху зазвенели светлые колокольчики, послышалось какое-то
далекое пение, и храм начал наполняться голубовато-серебряным туманом, а
облака этого тумана сгустились над алтарем. И вспыхнули среди тумана два
глаза. Если бы вы, подобно мне, ныне подлетающему к границам Вселенной,
видели глубины бездны Хаоса, вы только тогда могли бы составить себе понятие
о глубине этих очей. Вот и очертания в клафте, черты небесной красоты. Вот
гигантский торс непостижимой прелести линий. А вот и ангельские хоры... Нет,
это голос Богини и я слышу:
- Аргивинянин! Велика мудрость твоя! Аргивинянин, велико дерзновение
твое! Аргивинянин, велика будет награда твоя! Я пришла к тебе, Аргивинянин.
Я пришла к тебе, старый жрец мой, молившийся мне в храмах Атлантиды. Я
пришла к тебе, великий светоч Фиванского святилища, ныне как покровительница
твоя - Изида! Подойди ближе, Сын мой! Дай я дохну на тебя дыханием моим.
Сильна была душа моя. Я смело подошел к алтарю и преклонил колено. И
здесь я получил дыхание Богини-Матери!
- Фалес Аргивинянин! - сказала она мне, - в бесконечности Вселенной
являюсь я под многими образами. Но только мудрые, такие, как ты, Фалес
Аргивинянин, могут узнать меня в бесконечных проявлениях моих. Я знала, что
ты узнаешь меня. Я знала это потому, что когда ты, мудрый, получил первое
посвящение, разговаривая в Элладе со светлой дочерью моей, которую вы
называете Богиней Афиной Палладой, я и тогда прочла в твоих мыслях, что все
это. одно, разум, пошедший навстречу Великому Откровению. Я тогда же
отметила тебя перстом моим.
Я знала, что и сегодня твоя мудрость останется победительницей. Чем же
я вознагражу тебя, великий сын мой? Вижу твой ответ: "Ничем, Великая Мать!"
Но я вознагражу тебя словами моими! Странна, необыкновенна будет судьба
твоя! Ты будешь человеком, будешь нечеловеком. Могущество твое будет
необходимо. Но, Аргивинянин, это могущество тобой будет принесено к ногам
моим. Пройдут тысячелетия, пробегут они над головой твоей, и только тогда
ты, даже ты, великий в мудрости своей, поймешь то, что я сказала тебе в этом
храме.
Богиня подняла чашу, поднесла ее к правой груди своей и из ее груди
хлынула струя в чашу. Когда она наполнилась. Богиня подошла ко мне.
- Пей, сын мой! Пей молоко твоей Матери!
И я выпил... Удар грома раздался в груди моей, грохот сотни тысяч
космосов пронесся над моей головой, как будто бесконечность. Я падал в
бездну, я возносился к завесе огненной. Когда я очнулся, то увидел над собой
озабоченное, но ласковое лицо своего учителя Гераклита.
- Встань, сын мой! Встань, новый светоч Фиванского святилища.
Фалес Аргивинянин
БЕСЕДА С МАТЕРЬЮ БОГА
ФАЛЕС АРГИВИНЯНИН, ЭМПИДИОКЛУ, СЫНУ МИЛЕСА АФИНЯНИНА -
О ПРЕМУДРОСТИ ЮНОЙ ДЕВЫ-МАТЕРИ - РАДОВАТЬСЯ.
В свое время, Эмпидиокл, я не нашел нужным сообщить тебе, что я не
сразу покинул Палестину после того, как свидание в саду Магдалы наполнило
сердце мое великим холодом страшного видения.
Я, Фалес Аргивинянин, чувствовал всем существом своим, что глубинные
тайны сочетания Завесы Огненной с проявленным в Космосе бытием еще не
полностью усвоены моей мудростью, что загадка явления Бога в образе
человеческом не может быть постигнута мной, пока я не пойму Источника Жизни,
явившего в бытие плоть БОЖЕСТВЕННУЮ. А постичь это я должен был, ибо
понимал, что как ни страшен был холод великого видения, оледенивший мое
мудрое сердце, но бездна премудрости, лежавшая на моем космическом пути,
должна быть исследована полностью. Великий Посвященный не мог остановиться
на половине дороги.
Тихи и пустынны были запутанные, кривые и пыльные улицы маленького
Назарета, когда я, Фалес Аргивинянин, вступил на них при таинственном свете
восходившей Солены. Крошечные домики, скрывавшие мирное население, были
обсажены масляничными деревьями. Мне, Фалесу Аргивинянину, не нужно было
спрашивать пути - ибо вот я видел столб слабого голубоватого света,
восходивший от одного из домиков прямо к небу и терявшийся там, в Звездных
дорогах.
Это был свет особого оттенка, свойственный источнику Великой Жизни,
свет божеств женских, свет, осенявший славу вечно юной ДЕВЫ-МАТЕРИ в
Атлантиде и окруживший явление Божественной Изиды в святилищах Фиванских.
Тихо, но уверенно постучал я в дверь одного из таких домов. Дверь
тотчас раскрылась, и на пороге появилась высокая женщина, стройность форм
которой терялась в широких складках простого, грубого хитона. Лицо ее было
скрыто под грубой же кисеей фиванского изделия.
- Что ты хочешь, путник? - на низких грудных нотах прозвучал тихий
голос, сразу воскресивший во мне память о дрожащих серебряных струнах
