одного знатного иудея, родившегося и жившего почти всю жизнь в Афинах, такую
речь: "Я, Никодим, могу указать вам, философы, на одного странного человека.
Живет он в пещере на берегу Иордана. Полите к нему и задайте нужные вам
вопросы. Он гол и нищ. Идите скорее, а то я слышал, будто отдано приказание
заточить его под стражу за непристойные нападки на жрецов и даже на самого
царя. Однако, философы, - с улыбкой добавил он, - едва ли вы найдете в нем
нужное. Но почему вам, мудрецам, не познакомиться с тем, кого наш народ
называет пророком?"
И мы увидали этого Иоанна. Он был поистине странен: лишенное покрова
изможденное тело, худое лицо, черные ногти, пучки никогда не чесанных темных
волос и бороды ниспадали на его плечи и грудь, голос был хриплым и
крикливым. Мы узрели его сидевшим на камне на берегу реки перед толпой
коленопреклоненного народа. Он размахивал руками и неистово с пеной у рта
изрыгал проклятия и ругательства. Он призывал на несчастное людское стадо
гнев Божий, он грозил ему, жалкому, грязному, голодному - страшными муками.
Покорно, рабски слушал его народ. Но мы, на чьем челе горел маяк Вечности,
видели и его отчаянные глаза, в которых узнали священный огонь Сынов Жизни,
видели его флюидическое истечение, в котором не было ничего похожего на
флюиды человека. И я, Фалес Аргивинянин, и Клодий Македонянин поникли
головами, размышляя о неведомых путях, какими Единый и совершенный шлет свои
токи материи - ибо вот перед нами под грязной оболочкой был, несомненно. Сын
Жизни, а не человек.
"Мы приблизились, Аргивинянин, - сказал мне Клодий, - это ли цель наших
скитаний?" Но я, Фалес Аргивинянин, был холоднее и спокойнее Клодия - и мой
не столь горячий и быстрый разум был земным, и потому - увы! - более мудрым.
"Учитель может быть только человек, Клодий, - ответил я, - а это Сын Жизни".
Мы дождались, пока тот, которого называли Иоанном, погрузил всю толпу в воды
Иордана, и она, обруганная и оплеванная телом, но счастливая духом, пошла с
пением каких-то негармоничных песнопений к городу. Мы спокойно подошли к
пророку, оставшемуся в одиночестве мелководной и грязной реки.
Я, Фалес Аргивинянин, поднял руку и обдал затылок и спину Иоанна
потоками приветственного тепла святилища и произнес на таинственном языке
сокровенной мудрости формулу, призывающую Сынов Жизни. И он медленно
обернулся к нам. Несказанным добром светились нам за минуту перед тем
грозные глаза. Не выявил он ни удивления, ни неожиданности.
- Что нужно от раба Господня сынам земной мудрости? - прозвучал тихий и
гармонический голос, только что неистово и страшно гремящий проклятиями и
ругательствами.
- Мы ищем Великого Учителя, - ответил я, Фалес Аргивинянин, - мы несем
ему привет святилища и убежища. Где найти нам его?
Кротко и любезно взглянул на нас Сын Жизни в человеческой оболочке -
Иоанн.
- А знаете ли вы, что потеряете все, когда увидите ЕГО? - сказал он.
- Да, - сказали мы, - но мы пришли. Мы лишь послушные ученики
святилища. И затем: редко плачет вода, когда, выжаренная лучами солнца,
поднимается кверху, теряя свои водные качества.
Ласково улыбнулся Иоанн: "Воистину мудры вы, благородные греки, -
ответил он. - Как вам найти Учителя? Идите в Галилею, пусть всеблагой
благословит вас встречей с Иисусом Назарянином". И он, возвратив мир нам,
ушел. И я, Фалес Аргивинянин, сказал Клодию Македонянину: "Сдержи полет
своего ума, Македонянин, ибо вот - раз Сын Жизни принимает грязное и
отвратительное обличие иудейского прорицателя, то чем должен явить себя
Учитель? Не смотри на звезды - смотри на землю. И вот мы приблизились
просто, ибо все в мире всевышнего просто. Был вечер - и была полная луна.
Нам сказали: "Иисус Назарянин, которого вы ищете, прошел в дом воскрешенного
им от смертного сна Лазаря, вот дом этот".
Густой сад окружал дом. Когда мы вошли в сад, нам преградили дорогу два
человека - один во цвете мужской силы, другой - юноша кроткий с длинными,
льняными волосами, ниспадающими на плечи его.
- Что вам нужно, иноземцы? - грубо спросил первый.
- Видеть Великого Учителя, - ответил Клодий Македонянин.
- Учитель пришел не для вас, язычники, - сердито сказал иудей, - вы не
достойны видеть его. Идите прочь отсюда.
- Я вижу, муж, что ты человек святой и правдивый, ответил я, Фалес
Аргивинянин, - что к твоей святости и правдивости даст Учитель? А мы -
язычники и бедные невежественные грешники, мы и хотим поучиться у Учителя.
Хотя бы затем, чтобы стать такими святыми и правдивыми, как ты, муж великий
и благой...
Тогда юноша быстро дернул за рукав хитона растерявшегося и глядевшего
на меня сердито иудея. Он шепнул ему что-то и затем, ласково улыбаясь,
сказал мне: "Не трать, благородный чужестранец, стрел твоего этического
остроумия, утешая бедного иудея. Присядьте на эту скамью, я сейчас приглашу
вам одного нашего товарища, ему скажете все, что вам надо". Мой, Фалеса
Аргивинянина, мозг не покидала мысль: мы знали, что нашли Учителя, ибо вот -
разве мог скрыться от глаз посвященного поток Вечности, разливающейся над
скромным масляничным садом в Магдале. И вот предстал перед нами муж в
скромной, белой, чистой одежде с печатью тихого разума на челе, а над этим
челом таинственно горел знак Посвященного Красной Расы, чьи святилища таила
в себе далекая Азия, откуда пришел к нам трижды Величайший, где мудрые
обитают города и где установлено владычество треугольника.
И увидели мы, что для него не тайна - наши знаки Маяка Вечности. Он
поклонился нам и сказал: "Привет вам, братья из Фив. Я - Фома, смиренный
ученик Того, кого вы ищете. Поведайте цель вашего путешествия. Кто послал
вас?"
И полился разговор, ведомый на языке Святилища Мира. В какой-нибудь час
мы узнали от брата Фомы все то, что предшествовало появлению Учителя; и как,
и чем угодно было ему открыться в мире... Великое, благоговейное недоумение
охватило нас: ибо вот мы, приученные искать малое в великом, как могли мы
вместить Малое в Великом?
- Поистине, - воскликнул Клодий Македонянин, - Учитель этот вместил в
себя все сказания и мифы мира!!
- И претворил их в истину, - сказал я, Фалес Аргивинянин, - или ты,
Клодий, забыл, что сказал нам великий Гераклит? Или забыл ты, как жрец
Неизреченного, чье имя - Молчание, поведал нам о поклонении Учителю при Его
рождении? Готовься увидеть Самое Истину, Македонянин".
Фома встал и поклонился мне, Фалесу Аргивинянину. "Я более не имею
ничего сказать вам, братья, - промолвил он. - Ваша мудрость служит воистину
вам маяком. Я иду предварять Учителя".
Как только он ушел, я, Фалес Аргивинянин, призвав таинственное имя
Неизреченного, погрузил себя в созерцание Грядущего, и мне дано было увидеть
нечто, что легло в основу того, что время принесло мне.
Когда я открыл глаза, передо мной стояла женщина, еще молодая, красивая
и с печатью Великой Заботы на лице.
- Учитель призывает вас, иноземцы, - тихо молвила она. Мы последовали
за ней, Клодий Македонянин - торопливо, не умея сдерживать порывы горячего
сердца, а я, Фалес Аргивинянин, спокойно, ибо разум мой был полон великого
холода Ужасающего Познания, данного мне в коротком созерцании грядущего.
Холод всего мира нес в себе я - откуда же было взяться теплоте?
Так вступили мы на террасу, освященную луной. В углу ее, в полумраке от
тени маслин сидел ОН, УЧИТЕЛЬ. Вот что я видел, Фалес Аргивинянин: Он был
высокого роста, скорее худ, простой хитон с запыленным подолом облегал его
плечи, босые ноги покоились на простой циновке из камыша, волосы и борода
темно-каштанового цвета были расчесаны, лицо худое и изможденное Великим
Страданием Мира, а в глазах я, Фалес Аргивинянин, увидел всю Любовь Мира. И
понял все, независимо от того, что открыло мне, как посвященному, духовное
окружение Учителя.
А Клодий Македонянин уже лежал у ног Учителя и, лобызая их, огласил
рыданиями сад и террасу. Рука Учителя ласково покоилась у него на голове. А
приведшая нас женщина полуиспуганно глядела на меня, Фалеса Аргивинянина,
спокойно стоявшего перед лицом Учителя.
Тихой небесной лаской обнял меня взгляд Учителя Любви воплощенной.
Голос, подобно голосу всех матерей мира, сказал мне:
- Садись около, мудрый Аргивинянин. Скажи, зачем ты искал меня? Я не
спрашиваю об этом твоего друга... Его рыдания говорят мне все. А ты?
И я, Фалес Аргивинянин, сел одесную Бога, ибо холод всего мира был в
разуме моем.
- Я пришел к тебе, Неизреченный, - спокойно сказал я, - и принес тебе
привет от того, чье имя - Молчание. Я принес тебе привет от Святилища и
Убежища. Я пришел к тебе, дабы потерять все, ибо вот - я ношу в себе холод
Великого познания...
- А почему же товарищ твой, потеряв все, несет в себе любовь Великой
любви? - спросил меня тихо ОН.
- Он не видел того, что видел я, Неизреченный, - ответил я спокойно.
- И ты, мудрый Аргивинянин, узнал меня, если называешь меня так?
- Тебя нельзя узнать, - ответил я, - узнать можно только то, что тебе
угодно явить нам. И вот я ничего не прошу у тебя, ибо я потерял все - и не
хочу иметь ничего.
И тихо коснулась моей головы рука ласковая его. Но холод Великого
предвидения парил в сердце моем, и я, Фалес Аргивинянин, сидел спокойно.
- Мария, - раздался голос его, - пусть цветом любви божественной,
распустившейся в сердце твоем, скажет тебе, кто из сих двух больше любит и
знает меня? Глаза женщины вспыхнули.
- Учитель! - едва слышно сказала она. - Любит больше этот, - указала
она на Клодия, - а этот... этот... мне страшно, Учитель!
- Даже божественная любовь испугалась твоего великого страдания,
Аргивинянин, - сказал Он. - Блажен ты, Аргивинянин, что полно мужества
сердце твое и выдержало оно вечный холод познания, имя которому - Великое
страдание.
- Учитель! - страстно прервала его женщина. - Но этот, этот, кого ты
называешь Аргивинянином, он ближе к тебе!!! Улыбка тронула уста Назарянина.
- Ты верно сказала, Мария, - промолвил Он, - Аргивинянин ближе ко мне,
ибо вот ныне он предвосхитил в сердце своем то, что скоро перенесу я. Но он
- только человек...
- Итак, Клодий, - обратился Он к Македонянину, - ты идешь за мной?
- Я твой, Учитель! - ответил радостно Клодий.
- Я беру тебя к себе... - И рука Неизреченного властно загасила горящий
над челом Клодия Маяк Вечности. - Я загасил крест над челом твоим и возлагаю
его тебе на плечи. Ты пойдешь и понесешь слово мое в неведомые страны. Люди
не будут знать и помнить тебя: мудрость твою я заменю любовью. Под конец
жизни твоей крест, который я возлагаю на тебя, будет твоим смертным ложем,
но ты победишь смерть и придешь ко мне. Отныне я разлучаю тебя с твоим
товарищем - ваши пути разделены. А ты, Аргивинянин, - обратился ко мне
Неизреченный, - ты тоже потерял все... Что же дать тебе взамен?
- Я видел тебя и говорил с тобой - что можешь дать ты мне еще?
С великой любовью покоился на мне взгляд НЕИЗРЕЧЕННОГО.
- Воистину освящена мудрость людская в тебе, Аргивинянин, - сказал ОН
ласково, - ты тоже идешь за мной.
- За тобой я не могу не идти, - сказал я, - но я никогда не пойду за
теми, кто идет за тобой.
- Да будет, - печально сказал Назарей, - иди, Аргивинянин. Я не гашу
Маяка Вечности над челом твоим. Я только возвращаю тебе срок человеческой
жизни. Я не беру мудрости твоей, ибо она освящена великим страданием. Носи
ее в бездны: куда ты, мудрый, понесешь свой Маяк. Возвратись к Учителю
своему и скажи ему, что я повелеваю ему ждать, доколе не приду опять. Не
