сделали еще до Последних Сражений.
Стоп. Если он отдает зажигалку, значит... Заманивать рейтара пойдет
тоже он? Младший еще не понимает, он горд оказанным ему доверием и
восхищенно вертит в руках металлический корпус зажигалки.
А между нами идет молчаливый спор. Но я не выдерживаю и опускаю
глаза. Когда я их поднимаю, Старшего с нами уже нет. И приходится
объяснять и доказывать Младшему то, что не могу доказать и простить себе
самому.
Тел мутантской семейки уже нет. Дорс настороженно кружится на одном
месте, вынюхивая следы мутантов. И вдруг в стороне мелькает светлое пятно.
Послушный поводу, дорс замирает, нацелившись корпусом на слабо светящийся
силуэт. Турель занимает боевое положение, вымпел подвязан и не шуршит.
Можно стрелять. Но любопытство подталкивает сначала взглянуть на
живого мутанта. Включаю все фары. Дорс коротко переступает передними
лапами, и конус света выхватывает из темноты фигуру чудовища.
Все, что о них говорили, правда. Вид мутанта завораживает. Настолько
отличаются его пропорции, кожа, движения. И в то же время хочется смотреть
и смотреть на него, не отрываясь. Что-то поворачивается внутри.
Боковым зрением замечаю вспыхнувший на мгновение язычок пламени и
медленно летящую ко мне огненную точку. Дорс одним скачком отлетает на
полдюжины метров, но я успеваю автоматически нажать на гашетку, и мутант
падает, разнесенный короткой очередью из пулемета.
В том месте, где я стоял, о развалины разбивается подвешенная на
веревке бочка. Она мгновенно превращается в шар огня. Дорс танцует, сбивая
с лап пламя, растекшийся керосин пылает огненным озером, поглотившим
останки мутанта и его дома.
В глазах скачут светлые пятна, словно армия мутантов пляшет вокруг
меня. Поливаю непрерывной очередью все, без разбора, со спины крутящегося
зверя. Сейчас я как на ладони, освещен горящими развалинами, и если у них
противотанковое ружье или гранатомет, подбить меня ничего не стоит.
Видимо, ничего такого у них нет, но отступать все равно придется.
Надо осмотреть лапы дорса, не повреждены ли они огнем.
...Промахнулись. Зверь отскочил слишком быстро, и бочка пропала зря.
Как я могу об этом думать, когда только что погиб Старший. Уже никогда
больше не будет звучать наша смешная тройная песенка: некому ее начать, и
никто ее не будет слушать так, как слушали папа с мамой.
О чем только не думаешь, лежа уткнувшись носом в землю под очередью
крупнокалиберного пулемета. Страшное и мерзкое чувство, когда в тебя
стреляют. Даже когда палят беспорядочно, срывая злобу.
Кажется, бесконечно длился этот кошмар с ревущим в развалинах огнем,
грохотом очередей и леденящим визгом пуль. Внезапно остался только шум
огня, зверь и его всадник исчезли. Видимо, дорс перескочил на соседнюю
улицу через низкие крыши домов.
Медленно поднимаю голову, чувствуя, как щекочут лицо налипшие веточки
и прелые листья. Действительно, никого и ничего, только равномерное
гудение огня, охватившего то, что было нашим домом. Оглядываюсь в поисках
Младшего и вижу...
То, что остается от человека после попадания такой пули, всегда
страшно. А от попадания в двенадцатилетнего мальчишку... В нем уже ничего
нет от Младшего. Каким-то безотчетным порывом я хватаю это и подтащив к
развалинам, зашвыриваю подальше в огонь. Потом только понимаю, что
поступил правильно. Пусть будет вместе со всеми.
Теперь от нашей песенки остались только средние слова. И совсем не
осталось смысла. "...Им было некого бояться..."
Прилипший к лицу сор осыпается. Его смывают слезы. Но смысл появился.
Появилась цель и путь ее осуществления. Рейтар ушел от ратуши, и теперь
можно подобраться к тайнику под ней. А там автомат Старшего. В нем целых
четыре патрона. И еще там есть минометная мина. Совсем маленькая, в два
кулака, и очень тяжелая. Если ее хорошо бросить...
Перед глазами возник опрокинутый и разорванный дорс, придавивший
громоздкую фигуру. И тогда подойти, и все четыре пули - под забрало, в
морду зверю, похожему на человека.
Лапы у дорса в порядке, не сгорела даже жесткая черная шерсть.
Все-таки дорс великолепен. Он - символ Страха, несущий его даже больше,
чем я сам. Рейтары, конечно, могли бы ездить на каких-нибудь машинах,
грохочущих и ревущих, но нам даны дорсы - черные призраки Страха.
Полуразумные, безукоризненно хищные и кровожадные, но и покорные
всадникам, сливающимся с ними... От кого они произошли? Не могу себе
представить маленького дорса. Точно так же, как не могу представить, каких
щенков произвели бы на свет обывательские девки, если бы хоть одна из них
осталась жива после ночи со мной. Откуда взялся я сам? Становясь рейтаром,
теряешь прошлое. Да и ни к чему оно. Я, дорс, Страх, Закон - чего еще?
Больше ничего и не надо. Мне нравится так думать.
Теперь надо готовиться к новому раунду схватки. Мутантов осталось
двое, если я не пришиб кого-нибудь из тех, кто пускал бочку. И они идут за
мной. Мутанты попались не из трусливых. Хорошо, что у них нет оружия -
иначе зачем эта выдумка с бочкой.
До рассвета еще несколько часов. Если до утра мы не встретимся, то
днем я переверну весь город в одиночку. Или с теми рейтарами, кто успеет
на мой зов. Выгоню обывателей из домов и раскопаю все до подвалов. Надо
только переждать рассвет. На рассвете я уже плохо вижу тепло, а туман
мешает смотреть по-дневному.
Фары включать после ночного нападения больше не хочется.
...Все. Больше не будет долгих разговоров в подвале, рассказов отца,
тихой возни на войлочном коврике с Старшим и Младшим. Не будет ласковых
рук и слов матери.
Не будет увлекательных и опасных походов в Запрещенные Города, не
будет надежды на то, что все переменится, и рейтары исчезнут, как в старой
сказке. А обыватели превратятся в мутантов. То есть нет, в нормальных
людей, какими они были до Последних Сражений.
Исчезли мы, наш маленький мирок, забравшийся в подвал от большого и
злого мира. Остался лишь пепел.
Нет. Еще остался я. И автомат Старшего, и минометная мина. Осталось
одно желание - уничтожить ненавистную железную тень. И остались вопросы -
Проклятые вопросы, Запрещенные вопросы, Последние вопросы:
Кто дрался в Последних Сражениях? Мутанты и обыватели? Кто придумал
Закон? И где они теперь? Кому нужен Страх? Откуда взялись рейтары и дорсы,
кто их создал? Как избавится от всего этого? И какой должна быть жизнь
потом?
Все ответы еще впереди. А пока надо передернуть затвор и свинтить
колпачок взрывателя мины. Приближается рассвет, и в тумане легче
подобраться к рейтару.
А потом туман рассеется.
30.3.1990
---------------------------------------------------------------------
Центральный штаб Сообщества - Капитану крейсера "Рубеж"
Срочно. секретно. голубой шифр. файл распечатки 23-А
"Получением настоящего приказа немедленно вывести крейсер в
двенадцатый планетарный сектор восьмой галактической зоны. 16 марта,
38.09.17. единого времени ожидается прохождение в секторе конвоя
Лотанского десанта.
Конвой и охрану уничтожить. Именем Земли."
Они разворачивались. В космосе нет веса, но остается масса, и двести
тысяч тонн металла не затормозишь мгновенно. Они разворачивались, и
пальцы, вдавленные в клавиши форсажа двигателей, уже не могли ничем
помочь. Неделю назад на далекой планете Лотан земной агент равнодушно
взглянул на маршрутную карту конвоя. Три дня назад в Центральном штабе
защиты Земли антенны грависвязи приняли его короткий доклад. Кто-то из
офицеров сверился с компьютером и пожал плечами - на перехват успевал лишь
один крейсер - "Рубеж". Возможно, он даже посоветовался с начальником
штаба, и тот с сожалением вздохнул. Но слишком несоизмеримы цены -
крейсер, один из сотен, несущих патрульную службу, и набитый десантниками
конвой врага. И их бросили в бой - в бой без надежды победить, и без
надежды выжить...
Они разворачивались. Вряд ли хоть половина людей в рубке понимала,
что это значит. И уж точно не подозревали о происходящем сотни астронавтов
на боевых постах корабля. В наушниках бились, мешая друг другу, их крики,
просьбы, доклады...
- Главный пост, главный...
- Он уходит из сектора поражения, подбавьте же...
- Рубка, у нас плывет защита, до двух рентген в максимуме, ждем
разрешения на эвакуацию...
- Главный пост...
- Да влепите же ему, кто-нибудь, он в мертвой зоне! Почему молчит
правый сектор?!
- Капитан, двигатели на форсаже, можно ли снять форсаж?
- Главный пост...
- Правый сектор! Он же прет на тебя!
Виктор повернулся в кресле. Руки соскользнули с пульта, расслабились,
впервые после двухчасового бега по клавиатуре. Он посмотрел на первого
помощника - и поразился его позе: спокойной, отдыхающей, такой нелепой
среди скорчившихся над пультами командиров... И поймал его взгляд.
Первый помощник тоже все понимал. Они разворачивались прямо под удар
лотанского линкора, разворачивались правым бортом, ослепшим, оглохшим,
онемевшим в самом начале боя, после сильнейшего радиационного удара. Если
там, среди оплавленной брони и застывшей серыми буграми противопожарной
пены и остались орудия, ими уже некому было управлять. И ничего не
оставалось, кроме как ждать, ждать те последние секунды, пока враг не
выйдет на дистанцию абсолютного поражения, и тот, неведомый ему лотанский
капитан не скажет в микрофон:"Всем бортовым - залп!"
- Мы же лезем под удар! - вдруг вскрикнул за спиной кто-то из
штурманской группы. И сразу же в наушниках наступила тишина -
неестественная, нереальная... Один за другим, люди отрывались от пультов,
с пробуждающимся ужасом вглядываясь в экраны. Там, среди немигающих,
застывших звезд разгоралась ослепительная точка - приближающийся линкор.
"Он пройдет мимо нас на расстоянии пяти-шести километров. И ударит
при максимальном сближении. Элементарный прием, я поступил бы так же", -
подумал Виктор. "Они давно поняли, что наш правый борт небоеспособен, и
ждали только удобного момента..." На мгновение ему стало жалко - нет, не
себя, и не корабль, и не идущий на смерть экипаж, - ему стало безумно
жалко того крошечного шанса на победу, который они едва не использовали.
Они почти могли победить... Виктор закрыл глаза, и поразился длящейся до
сих пор тишине. Ему захотелось, чтобы эта тишина осталась до самого
конца...
Корабль вздрогнул, и наушники взревели. Виктор дернулся в кресле,
стягивая с головы гибкую дугу, наполненную чужими голосами. Но так и
застыл, глядя в экран, где разваливалась, расползалась багровым шаром
черточка вражеского линкора.
...Он шел по главному коридору, где уже включили гравитацию, и
ненужные теперь магнитные ботинки звонко цокали по полу. Навстречу то и
дело пробежали люди, неразличимые в жидком свете уцелевших ламп,
громоздкие и неуклюжие от боевых скафандров. Несколько раз Виктора
толкали, однажды даже сбили с ног, ругнувшись, помогли встать. Сзади
беззвучной тенью шел главный помощник. Виктор терпел до тех пор, пока тот
не втиснулся вместе с ним в узкую кабинку аварийного лифта.
- Карлос, ваше место в рубке.
- Как и ваше, капитан.
Карлос первый раз посмел ответить ему так дерзко. Его смуглое лицо с
короткой бородкой оставалось, впрочем, почтительным, как и раньше.
- Карлос, в отсутствие меня, вашего к_а_п_и_т_а_н_а, вы должны быть в
рубке.
- В боевой обстановке. Но бой кончился.
