Несомненно, психика попугая и крокодила существенно различаются, так,
например, попугай не питается антилопами, а крокодил не умеет (точнее - не
пытается) подражать человеческой речи. Ввиду вышеизложенного возникает
необходимость усложнения схемы "человек - иное существо" до схемы
"существо одного типа - существо другого типа". С этой точки зрения
попугай является некрокодилоидом, и одновременно негуманоидом,
неишакоидом...
Еще одно уточнение возникает при анализе второй части определения
негуманоидности. Что, собственно, означает "иная реакция"? Здесь уместно
заметить, что в ходе исторического развития человечества многие концепции
претерпели серьезные изменения, например, ныне вряд ли найдется много
сторонников рабства, в то время, как в древнем Риме оно представлялось
естественным. Являлись ли в таком случае древние римляне негуманоидами -
ведь на рабство они реагировали иначе, чем мы? Но ведь они являлись
людьми! А может быть, негуманоидами являемся мы?
Для разрешения кажущегося противоречия нами была рассмотрена шкала,
отражающая степень негуманоидности одного существа по отношению к другому.
Так, существо А является негуманоидом по отношению к существу Б на 90%,
если на 90% раздражителей они реагируют по-разному. Рассмотрим конкретный
пример: Мальчик Вася является кошкоидом по отношению к соседскому коту на
2%, так как оба носят имя Василий и боятся больших собак.
Использование данного подхода позволяет рассматривать не только
различные существа, но и одно и то же существо в различные периоды его
существования. Так, очевидно, что реакции новорожденного ребенка
значительно отличаются от таковых через 20 лет, далее, реакции спящего
человека отличны от реакций человека бодрствующего, что также позволяет
утверждать неполноту их гуманоидности по отношению друг к другу (самому
себе?)
Кстати, голодный человек с этой точки зрения является негуманоидом по
отношению к человеку после обеда.
В заключение этой части статьи, укажем один из простейших способов
перевода своей психики в негуманоидное состояние. Перестаньте дышать.
Примерно через минуту вы обнаружите, что ваша система ценностей претерпела
значительные изменения, в частности, простое вдыхание воздуха будет
интересовать вас гораздо сильнее, чем, например, новая вещь Стругацких.
Вывод из данной части статьи может быть сделан следующий: гуманоидов
в полном смысле этого слова в природе нет и быть не может (кроме
покойников - С.В.).
Глава II. Контакт.
Контакт. Первый контакт (второй и далее, по-видимому, интереса не
представляют). Обилие версий этого события, рассматриваемых в современной
литературе, значительно превосходит число цивилизаций, с которыми мы можем
рассчитывать вступить в контакт за период, не превосходящий время жизни
Вселенной. При этом, поскольку реальной модели негуманоидной логики у
большинства авторов нет, то, как правило, рассматривается контакт с
цивилизацией, в основе своей гуманоидной, но отличающейся от нас теми или
иными чертами. Указанные авторы, не представляя себе негуманоида, берут за
основу логику и характер человека и усиливают то или иное их качество.
Например, вредность. Следует повторить, что с негуманоидной такая
деформированная человеческая логика не имеет ничего общего. И все-таки,
существуют разумные индивиды, обладающие именно такой логикой. Это
душевнобольные. Да-да, фантасты населили космос душевно больными
гуманоидами!!!
...Вместе с тем, с давних пор существует наука, рассматривающая
способы установления контакта с... назовем их псевдонегуманоидами. Это
психиатрия. Так не лучше ли будет воспользоваться средствами установления
контакта, имеющимися в ее арсенале, такими, как медикаменты или
смирительные рубашки? *
С.Вартанов, 1988
* - Попытка надеть смирительную рубашку на существо с иным числом
конечностей может привести часть контактной группы в состояние буйно
протекающей псевдонегуманоидности.
---------------------------------------------------------------------
Действие происходит в вымышленной прибалтийской республике.
Можете называть ее Эстлитвией.
На берегу реки застыли тевтонские войска. Нечастое здесь солнышко
играло на мушкетах прусских гвардейцев Фридриха, касках и автоматах
пехотинцев вермахта, латах рыцарей ордена меченосцев, крылатых шлемах и
мечах германских дружинников. У самой воды застыли, молодцевато задрав к
небу пушечки, легкие танки Т-II, выглядевшие довольно бледно по сравнению
с бундесверовскими "Леопардами" на правом фланге. На левом развертывалась
кайзеровская артиллерия под прикрытием шведских фузилеров...
А началось все это так:
Черт меня дернул согласиться ехать в Прибалтику в это время. Хорошо
хоть угодил между двумя призывами, и напряженность сейчас поменьше.
Десантники не бродят по улицам, вылавливая дезертиров, а относительно
мирно толкутся у правительственных зданий. Улицы опять во власти шумных
процессий и демонстраций.
В газетах одно, а в реальности другое. Другое даже по сравнению с
речами на митингах. Митингов много. Начинаются прямо против вокзала, и
попадаются через каждую сотню метров при дальнейшем продвижении. Причем
каждый раз лозунги меняются, если не диаметрально, то по крайней мере на
две трети.
Но мне не до волеизъявлений народа. Надо найти нашу контору. Привычно
сворачиваю с Пикк Ялг на бульвар Райниса, и выхожу к морю. Левее развалин
монастыря святой Бригитты виднеется Тракайский замок. В любом случае это
не то, что мне нужно.
Возвращаюсь обратно, и пройдя мимо Толстой Маргариты, пытаюсь
вернуться к центру. Если я сегодня не отмечу командировку, придется искать
ночлег самостоятельно. Что в связи с политической ситуацией довольно
сложно. Лучше после наступления темноты вообще не появляться на улице.
Впрочем, и днем лучше не делать многих вещей. Например, не обращать
внимание на весьма завлекательную надпись "Convic". С моим паспортом и
ленинградской визиткой мне там никакой закуски не дадут. Или дадут, но кой
-чего другого. А потом догонят и еще дадут. Ладно, не будем о увечьях и
межнациональных столкновениях.
Второй час кручусь по городу и потихоньку перестаю понимать смысл
происходящего. Что-то не так, но что - непонятно. Какая-то путаница. На
другой стороне стороне площади Красных латышских стрелков, около Олевисте,
очередной митинг "Саюдиса". Или еще какой-то организации. Подойти что ли,
посмотреть...
Кажется, я тут не один не в своей тарелке. Какой-то мужичок, именно
мужичок, как на иллюстрациях к Некрасову, почуяв близкого человека,
обратился ко мне:
- Послушай, мил человек, чего это они? Я в Ревель вез картошку от
барина, а тут смута, народ против властей бунтуется.
Я шарахнулся от него, смерив взглядом всю лубочную фигуру - от
высокой шапки до лаптей с онучами. Сделать выводы из этого мне помешал
мотоциклетный треск с неба.
Над площадью проплыл ярко-красный триплан с черными крестами на белых
полосах поперек крыльев и фюзеляжа. Белым был и шарф выглядывающего из
открытой кабины летчика. С тем же треском самолетик развернулся над шпилем
Домского собора и исчез за крышами Верхнего города.
Когда я опустил глаза, незадачливого пейзана уже не было. Зато на его
месте остановилась пролетка, в которой сидела очаровательнейшая дама.
Все-таки мода начала века многое давала женщине.
На мое внимание дама среагировала весьма странно: стегнула извозчика
по спине кружевным зонтиком и укатила, обиженно крикнув что-то по-немецки.
Насколько я понял, речь шла о "нахальных чухонских уродах". К числу
таковых относился, по-видимому, я.
Как-то надо было объяснить все это. Ну, пожалуй, пролетку еще можно
приписать активности кооператоров. Самолет тоже - мало ли чего любители
понастроили, могли и барона Рихтгофена имитировать. Но люди! Сумасшедшая
интуристка? Уличный актер? В такое время...
Сосредоточиться на этом не дало очередное событие. Если можно назвать
событием появление пьяной компании в одинаковых синих камзолах с желтыми
галунами. Кроме камзолов, на них были короткие панталоны, чулки и башмаки
с пряжками. На нестриженных головах вкривь и вкось сидели треуголки. Пьяны
они были по-настоящему, и только теперь я понял смысл выражения
"горланить". Горланили они какую-то странную песню. Причем уже даже не
по-немецки. После этого я уже не стремился что-то объяснить. Только
воспринимал происходящее несколько оглушенно. Показывал дорогу
красноармейцам, ругался с сердитым ганзейским купцом, слушал сетования
председателя колхоза, не нашедшего управление НКВД, и толкался, толкался,
толкался в толпах, говорящих на добром десятке языков. Один раз подумал
было, что попал в довольно современную компанию, пока среди совершенно
нынешних призывов к отделению не помянули Учредительное Собрание. Я
оглянулся. Вокруг слушали внимательно, и не меньше половины стоящих были
моими современниками. Они разницы не ощущали.
И дальше: викинги, активисты, пасторы и всяческие купцы любых времен
и народов. Когда из-за Длинного Германа вывернулся вертолет Ми-24, я даже
подскочил, и долго смотрел вслед, когда он ушел за Нямунас. Хотя вертолет
был наш, родной.
Но именно после этого я и начал снова что-то соображать. А полностью
прояснил события еще один митинг.
Он проходил в закутке между городской стеной, Нигулисте и Домским
собором. Так что площадка была огорожена, и можно было видеть, как
подходят люди.
Они и подходили сначала, пока митинг не набрал критической массы.
Собственно, я сам и послужил причиной его возникновения. Остановился у
стены, почитать разнокалиберные надписи на ней. Сразу же за мной
образовалось три гражданина обычного вида и один солдатик с откровенно
дезертирской внешностью. Откуда он сбежал, из-за полного отсутствия знаков
различия установить было невозможно. Может, из части, а может, из
окружения.
К этим людям через пару минут присоединилось еще дюжины три, и общий
разговор перешел в выступления. Постепенно площадка заполнилась на две
трети, после чего толпа перестала увеличиваться.
Я не следил за темой митинга, и уже собирался выбраться из давки,
когда внезапно заметил, что количество слушателей растет, несмотря на то,
что никто уже не подходит.
Как только накал страстей доходил до предела, в толпе появлялись
новые люди. В мундирах и штатском, в одежде, которую вообще нельзя было
определить как военную или цивильную. Иногда они удивленно оглядывались,
но чаще всего сразу включались в обсуждение.
Когда выступающий назвал предыдущего оратора фашистом, затрещал
мотоциклетный мотор, и от толпы отделился "Цундап" с пулеметом в коляске.
Стрелок был пьян и орал во все горло "Лили Марлен". Но этого никто не
заметил, потому что зашел разговор о Северной Войне, и в толпе то тут, то
там замелькали треуголки и парики офицеров Семеновского полка.
Расплывчатое выражение "наши предки жили на этой земле" вызывало к
существованию волосатых типов в вонючих шкурах, физиономии которых никак
не давали отнести их к скандинавскому типу.
Теперь-то я все и понял. А через минуту понял еще одну вещь: из
города надо выбираться, и поскорее. Потому что по улицам прошли машины,
громкоговорители которых возвещали о начале общегородского митинга под
лозунгом "Забывший историю - обречен".
