что он больше не прикован к цепи смертников, прыгнул с помоста в толпу.
Сзади неслись крики, а Туган, согнувшись, пробирался между теснившимися
горожанами, стараясь поскорее убежать подальше.
Площадь около тюремной башни опустела. Сторож стоял у двери, опираясь на
заржавленное копье.
Вдоль стены пробиралась девочка, завернутая до глаз в длинный платок. Она
подошла к отверстию внизу башни и осторожно позвала:
- Туган! Оружейник Туган!
В отверстие просунулись истощенные руки, хриплый голос ответил:
- Твой Туган уже потерял голову! Дай нам поесть, чтобы мы его помянули
молитвой.
Девочка припала к отдушине и с отчаянием закричала:
- Туган, откликнись, жив ли ты?
Новый вопль донесся из подземелья:
- Отдай нам то, что ты принесла! Твоему Тугуну уже ничего не нужно! Он
теперь наслаждается пловом вместе с пророком в садах райских...
Девочка передала просунутым в отдушину рукам хлеб и дыню и подошла к
сторожу:
- Скажи мне, Назар-бобо: правда ли, что мальчик Туган умер?
- Наверно, умер. Ведь его повели вместе с другими на казнь...- Сторож
показал рукой на площадь.
Подошел старый дервиш, сунул в руку сторожа несколько монет и стал
шептать ему на ухо:
- Почему среди казненных не было нашего святого шейха Медж эд-Дина
Вагдадй? Отложена казнь или хорезмшах простил его?
Сторож, пряча деньги в складка крученого пояса, пробормотал:
- Государь разгневался на шейха за его проклятия и приказал поскорее
казнить, пока его не освободили дервиши.
- Но он еще жив?..
- Нет! Когда из подземелья выводили осужденных, туда спустился главный
палач Джихан-Пехлеван и сам задущил святого шейха...
Глава четвертая. ПРИШИТАЯ ТЕНЬ
Торопись обрадовать добрым словом
встречного: быть может, больше не
придется встретиться.
(Восточная пословица)
Выбравшись из толпы, Туган попал в глухую улицу, где тянулись сплошные
глиняные стены. Улица привела его к берегам канала.
Мутная темная вода медленно текла среди насыпанных высоких берегов.
Длинные неуклюжие лодки тихо подвигались, нагруженные тюками, хворостом,
сеном и сбившимися в кучу баранами.
"Уехать бы в такой лодке далеко, в чужую страну... Но кто меня пустит
туда, такого грязного, покрытого ранами, в полуистлевшей рубашке!"
Недалеко от берега желтела песчаная отмель. Туган расположился на ней,-
выполоскал свою одежду, мылся, грелся на солнце, отдыхал, погруженный в
свои думы.
"Куда деваться смертнику, выпущенному из тюрьмы? Кто возьмет на работу?
Город тесен, а народу много, и всякий хочет заработать чашку плова...-
Туган посмотрел на ногу, где продолжало висеть тяжелое железное кольцо с
выбитой надписью: "Навеки и до смерти".- Мой старый Юсуф Мирза, не захочет и
разговаривать с каторжником, вышедшим из тюрьмы; одна только Бент-Занкиджа,
быть может, пожалеет. Но разве он смеет показаться перед ней, покрытый
язвами, как прокаженный?..
Все же мне придется вернуться к моему хозяину КарыМаксуму. Он позволит
расклепать это железное кольцо".
Туган стал пробираться длинной улицей, где по обе стороны тянулись лавки
и продавцы сидели на выступах, покрытых коврами. Товары висели на раскрытых
створках дверей и лежали на полках вдоль стен.
Улица, завешенная сверху цыновками, была в полумраке. Лучи ослепительного
солнца падали косыми полосами, освещая то пару желтых сапог, расшитых
розовыми и зелеными шелками, то круглый железный щит с чеканенной серебром
надписью из Корана, то полосатые материи, которые торговцы разворачивали
перед кочевником в малахае, обшитом волчьим мехом, или перед группой женщин
в ярких, пестрых одеждах.
Кузница хозяина Кары-Максума в Кузнечном ряду была крайней. Отовсюду
несся грохот молотков, лязг железных листов. Здесь кузнецы выделывали
оружие: кривые сабли, короткие ножи, наконечники копий.
Рабы - персы и урусы - работали в одних шароварах, в кожаных, прожженных
передниках. Нагнувшись над наковальней, они выбивали молоточками искусные
узоры на медных тазах. Другие с хриплыми вздохами колотили тяжелой балдой
по раскаленной полосе железа. Вымазанные сажей мальчики стояли около мехов,
раздувая в горнах угли, и бегали с деревянными ведрами за водой.
Хозяин Кары-Максум, толстый и широкоплечий, с выкрашенным красной краской
концом седой бороды, поругивая рабочих, сидел на глиняной завалинке,
покрытой обрывком ковра, и отвечал на приветствия прохожих. Возле него двое
рабов, один молодой, с выжженным тавром на лбу (за то, что пытался бежать),
другой старый, с равнодушным закоптелым лицом, равномерно били небольшими
молотками по пучку железной проволоки. Они делали самую ценную работу: не
накаливая клинка на углях, вырабатывали "холодным способом" знаменитую
узорчатую дамасскую сталь - "джаухар".
- Ты чего сюда пришел? Заворачивай обратно! - крикнул хозяин.- Не думаешь
ли ты, что я возьму к себе в мастерскую каторжника, побывавшего в зиндане?
- Разреши мне взять молоток, я сам разобью железное кольцо...
- Чтобы ты пачкал твоими преступными руками мои молотки! Уходи, пока я не
прижег тебя щипцами!
Туган отошел, полный гнева из-за незаслуженной обиды. Мальчик готов был
пойти куда глаза глядят. Рассеянным взглядом он уставился на дервиша,
присевшего у стены. Луч солнца, пробившись между циновками навеса, ярко
осветил его пестрый плащ, сшитый из лоскутков всех цветов.
Дервиш, бормоча вполголоса священные изречения, нашивал большой иглой
розовый лоскут поверх выцветших синих, рыжих и зеленых заплат.
Туган стоял, раскачиваясь от обиды и отчаяния. Черная тень ега прыгала,
падая на колени дервиша.
- Видишь, мальчик,- сказал дервиш.- Я пришил новую заплату к моему плащу,
а на заплату падала твоя тень. Вместе с заплатой я пришил твою тень. Теперь
ты крепко привязан ко мне и будешь, как тень, ходить за мной.
Мальчик бросился к дервишу и присел около него.
- Ты говоришь правду или смеешься? Я буду служить тебе и делать все, что
ты прикажешь, только не отталкивай меня!
Дервиш покачал головой.
- Я слышал, как этот надменный хозяин прогонял тебя. О чем печалишься?
Разве мир стал тесен? Будь моим проводником! Пойдем вместе отсюда в
"благородную Бухару". Никогда не оставайся там, откуда тебя гонят, и иди с
доверчивым взором к тем, кто тебя зовет... Теперь ты пришит к плащу
дервиша, и началась пора твоих новых скитаний. Иди за мной, мой младший
брат!
Постукивая посохом, дервиш пошел вперед, а за ним, хромая, плелся
изможденный Туган. Миновав несколько кузниц, дервиш остановился на углу
улицы. Там была площадка, где закоптелый бродячий кузнец возился около
ручного горна. Он был похож на живой скелет, обтянутый кожей. Но тонкие
руки привычными приемами работали молотком и клещами на небольшой
переносной наковальне, и один за другим равномерно и быстро падали в
деревянную миску с водой изготовленные кузнецом черные мелкие гвозди.
- Эй, почтенный уста! Сумеешь ли ты расклепать это железное кольцо и не
поранить мальчика?
- Если ты мне дашь два черных дирхема, то я это сделаю,- сказал кузнец,
наклонившись к кольцу.- Хорошее, прочное железо ставит падишах на цепи в
своих тюрьмах. Если ты мне дашь впридачу еще серебряный дирхем, то я тебе
из этого железа изготовлю отличный нож.
Дервиш достал из-за пояса кошель и показал старику серебряную монету.
- Пусть будет так, как ты говоришь... Но видишь ли на кольце надпись:
"Навеки и до смерти"? Так ты сделай такой нож, чтобы эта надпись на нем
сохранилась.
- Будет тебе такой нож,- пробормотал старик и толкнул Тугана.- Ставь ногу
на наковальню!..- Шепотом он Добавил: - "Навеки и до смерти" дерись с шахом
и его палачами!..
Глава пятая. ЩЕДРОСТЬ
Постукивая посохом, дервиш Хаджи Рахим проходил по узким улицам огромного
центрального базара Гурганджа.
Здесь были ряды медной посуды, тазов, подносов и кувшинов, начищенных,
блистающих, как огонь, украшенный, искусно выбитыми узорами. Были ряды с
медными резными фонарями для свечей и глиняными мисками, тарелками и
чашками. Были ряды тонкой китайской посуды, белой и голубой, а также
стеклянной иракской, издающей чистый звон.
Особые ряды благоухали редкими бальзамами, как целебными, так и
придающими аромат. Там же продавались ценные лекарства, такие, как
тангутский ревень, касторовое и розовое масла, мыльный порошек "гасуль",
растертый из солончаковых трав - целебный одновременно для кожи, для десен
и для желудка. Здесь можно было найти ценную землю, смешанную с
благовониями, употребляемую для мытья в банях, и зеленую персидскую глинку,
мгновенно удаляющую волосы, и бухарское укрепляющее волосы маело, которым
мажут голову, и тибетский мускус, и индийскую амбру, и темные шарики
гашиша, дающего дурман.
Пробираясь среди пестрой толпы, которая заливала базар шумным потоком,
Хаджи Рахим останавливался у лавок, как бы ожидая подаяний, но внимательно
всматривался в каждого продавца, отыскивая кого-то.
Когда оч попал в ряды, где выставлены были груды материй и сукон, то
важные купцы, сидевшие, скрестив ноги, бросали ему медные монеты и
говорили:
- Проходи с миром дальше!
Они боялись чтобы черная рука дервиша не прикоснулась к серебристой
шелковой ткани "симчуж" или к драгоценной золотистой парче, подносимой в
знак почета могущественным и знатным бекам.
В этом ряду Хаджи Рахим увидел человека, похожего на того, кого он искал.
Этот человек сидел среди других купцов, обложенный шелковыми подушками.
Исхудавшее лицо его, бледное, как самаркандская бумага, с ввалившимися
черными глазами, говорило о перенесенной болезни.- Сидевшие по сторонам
купцы обращались к нему с особой почтительностью и наперерыв предлагали
миндальные пирожные, пряники, варенные в меду орехи и фисташки. Купец был в
дорогой светло-серой шерстяной одежде и шелковом пестром тюрбане. Он держал
китайскую голубую чашку с чаем. На указательном пальце его синела большая
бирюза, приносящая здоровье.
Дервиш остановился подле лавки. Купцы бросили в его миску для подаяний
несколько монет, но дервиш продолжал стоять молча.
- Проходи с миром! - сказали купцы.- Тебе уже дано.
Наконец больной купец перевел на него свой взор. Черные глаза его
удивленно раскрылись.
- Что ты от меня хочешь? - сказал он.
- Говорят, что ты человек сильный и много видел на своем веку, проходя с
караванами по вселенной,- сказал Хаджи Рахим.- Не можешь ли ты мне ответить
на один вопрос?
- Если ты хочешь, чтобы я объяснил тебе священные книги, то есть люди,
больше меня знающие, ученые улемы и святые имамы. А я купец, умею только
считать и отмерять сукна.
- Довольно, святой дервиш! Проходи с миром! - закричали купцы.- Мы же
тебе положили от нашего достояяния,- и они бросили в "кяшкуль" еще
миндальных пирожных и орехов.
- Нет, я жду твоего ответа, потому что мой вопрос будет касаться тебя,
почтенный купец.
- Говори!
- Если бы у тебя был друг, верный, преданный, который с тобой делил и
горе, и тяжелую дорогу, и голодал вместо, и переносил жару и снежную
бурю... ценил бы ты его?
- Как же такого не ценить? - сказал купец.- Говори дальше.
Тогда дервиш сказал, обращаясь ко всем:
- Да будет светел круг ваш, радостно утро и сладок напиток! Взгляните на
того, кто был и богат, и приветлив, и полон довольства, у кого был
счастливый дом и цветущий сад, и всегдашняя чаша пиршества. Но я не мог
отклонить от себя плети гневной судьбы, нападок бедствий и злобных искр
зависти. И гнал меня бич черных несчастий, пока не пустела рука моя, не
стал просторен мой двор, не высох сад и не рассеялись друзья пира. И все
изменилось. Я питался тоской, мой живот ввалился от голода, и не приходил
"сон, румянивший бледное лицо. Но остался у меня один ДРУГ. Он не покидал
меня в скитаниях, когда ущелье было моим жалким жилищем, камень - моим
ложем и босая нога моя ступала на колючий терн. Друг прошел со мной вместе
