Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Demon's Souls |#10| Мaneater (part 1)
Demon's Souls |#9| Heart of surprises
Demon's Souls |#8| Maiden Astraea
Demon's Souls |#7| Dirty Colossus

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Психология - Ямпольский М. Весь текст 888.3 Kb

Демон и Лабиринт

Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 22 23 24 25 26 27 28  29 30 31 32 33 34 35 ... 76
напряжение, которое прикладывается к геометрии пространства, чтобы сохранить
его целостность и не допустить разрывов в нем.
     Именно   поэтому  идеальным  оптическим  прибором  становится  выпуклая
лупа-глаз, сферическое  зеркало.  Мандельштам  сознательно  моделирует  свое
видение в этом направлении:
     "Конец улицы, как будто смятый биноклем, сбился в прищуренный комок..."
(Мандельштам  1991,  т.  2: 162). О бабочке: "И вдруг я поймал себя на диком
желании  взглянуть  на  природу  нарисованными   глазами   этого   чудовища"
(Мандельштам  1991,  т.  2:  164).  И еще: "Ламарк выплакал глаза в лупу..."
(Мандельштам 1991, т. 2: 164);
     "Плакучая ива свернулась в шар, обтекает и  плавает.  <  ...>  Горизонт
упразднен. Нет перспективы" (Мандельштам 1991,т. 2:164).
     Я привел только несколько цитат из "Путешествия в Армению". Этот список
можно  значительно  расширить  за  счет стихотворений, но я ограничусь одной
цитатой, из "Восьмистиший":
     Преодолев затверженность природы,
     Голуботвердый глаз проник в ее закон
     В земной коре юродствуют породы,
     И как руда из груди рвется стон
     И тянется глухой недоразвиток
     Как бы дорогой, свернутою в рог,
     Понять пространства внутренний избыток
     И лепестка и купола залог
     Творение начинается в камне, когда в него проникает зрение. В
     _________
     8 Рильке приводит характерное суждение Матильды Фолльмеллер  о  картине
Сезанна  ""Вот  здесь", -- сказала она, показывая на одно место, -- "вот это
он знал, и об этом может сказать (указывая точку на яблоке)"" (Рильке  1971:
226).  Эта  особая  точка  отмечена  особым  знанием,  знанием по ту сторону
чистого  зрения,  знанием  соприкосновения  Здесь   происходит   перетекание
зрительного  опыта в тактильный, и потому точка эта оказывается на сфере, на
кривой, на пространстве деформации.
     127
     камне формируется лабиринт  --  то  есть  уже  временная,  эволюционная
структура  (дорога,  свернутая  в рог). В результате в пространство вводится
деформация, зрение растягивает дугой пространство, существующее  по  законам
статики.  Камень  становится  подобен эмбриону и начинает разворачивать себя
какими-то извитыми плоскостями, расправляя потенциально  заключенный  в  нем
(возможность  падения)  избыток пространства. Не случайно одним из вариантов
названия "Камня" было -- "Раковина".
     Это  большое  отступление  позволяет  понять   внутренние   мотивировки
пространственных   искажений   у  Сокурова.  Смерть-рождение  (ср.  эмбрион,
зачаток) связаны с трансформацией зрения в  данном  случае  именно  в  кодах
мандельштамовской  диаграмматической  поэтики.  Изображение растягивается по
вертикали, как будто его  производит  не  камера-обскура  киноаппарата  (или
мертвой   архитектуры),   а  именно  падение,  падение  камня  вниз  (ср.  с
деформацией видения у "падающего"  героя  "Случая  на  мосту  через  Совиный
ручей"  Бирса.  См.  об этом во Введении). Искажение пространства строится в
фильме таким образом, чтобы вертикали растянулись, но  горизонталь  осталась
по  существу нетронутой (это отличает геометрию сокуровского пространства от
классических анаморфотных искажений, воздействующих также и на горизонталь).
     В результате новое видение не подчиняется кодам линейной перспективы  и
резко  усиливает  ощущение  плоскостности  кадра.  Это  ощущение  связано  с
эффектом  пространства,  создаваемого  падением,  прочерчиванием   плоскости
сверху   вниз.   Плоскостность   изображения  подчеркивается  и  специальной
обработкой  пленки.  Изображение  выполнено  так,  чтобы  создавать  иллюзию
какой-то тонкой мембраны, отделяющей нас от мира повествования. Эта мембрана
видима  буквально,  на ней лежит мелкая сыпь пятен и прочерков. Пространство
кадра  как  будто  прилипает  к   этой   физически   ощутимой   поверхности,
распластывается на ней.
     3
     Уплощающая   мембрана   имеет  особый  статус.  Изображение  как  будто
существует на какой-то старой пленке, с которой  смыли  образы,  ее  некогда
покрывавшие   и  оставившие  на  ней  свои  едва  различимые  следы.  Новое,
рождающееся видение мира реализует себя поэтому в формах памяти. Изображение
в "Камне" похоже на палимпсест.
     Это противоречивое свойство изображения  отсылает  нас  к  едва  ли  не
главной  теме  фильма  --  теме  возращения,  повторения. Эта тема вписана в
поведение  Чехова.  Его  сладострастное   ощупывание   знакомых   предметов,
опьянение от вновь ощущаемых запахов дают
     128
     нам  пережить  открытие  нового  именно  как возвращение к старому, как
что-то фундаментально связанное с памятью о минувшем, но одновременно и  как
глубоко тактильный опыт.
     Конечно,  тема  возвращения  и  смерти  --  едва  ли  не  центральная в
творчестве Сокурова. Она была уже  в  полную  силу  заявлена  в  его  первом
игровом   фильме--   "Одиноком   голосе  человека"  (см.  Ямпольский  1990),
построенном по принципу циклических повторов-возвращений.  В  документальной
ленте  "Мария"  сам  Сокуров  приезжает  на место старых съемок после смерти
героини, строя фильм именно как циклическую фугу  возвращения.  В  "Скорбном
бесчувствии"  эта  тема  связывается  с мотивом буддистского метемпсихоза. В
"Круге  втором"  Сокуров  разрабатывает  тему   вечного   возвращения   (см.
Ямпольский 1991), но, пожалуй, нигде еще эта ницшевская тема не имела такого
значения, как в "Камне".
     Тема  обретения  идентичности  через  установление сходства с собой и с
не-собой (образом,  идеей  себя  --  фотографией)  принципиальна  для
фильма.  Возвращение героя поэтому систематически трактуется как возвращение
к себе, повтор себя самого, как, в конечном счете, удвоение себя прошлого.
     Один из  лучших  эпизодов  фильма--  тот,  где  Чехов  надевает  белье,
рубашку, десятилетия пролежавшие в музейном комоде. Режиссер с поразительным
мастерством  передает  то  чувственное  наслаждение,  которое испытывает его
герой, "влезая" в свою старую кожу9. Эпизод  этот  может  интерпретироваться
как  окончательное  обретение тела, поскольку одежда есть прямое продолжение
нашей телесности. Чехов проникает как бы в  свою  старую  кожу,  которую  он
натягивает  на себя как перчатку. Но это также и сцена повторения: возврат к
жизни показан здесь как  физическое  повторение  старых,  автоматизированных
жестов.
     Можно  представить  себе  эту сцену и иначе, почти в кодах разобранного
выше (глава 2) эпизода из "Записок Мальте Лауридса Бригге" Рильке. Там  речь
шла о преследовании повествователем некоего "субъекта", с которым постепенно
устанавливались  отношения  почти  полной  идентичности  и мимикрии Здесь, у
Сокурова, старое, покинутое тело Чехова похоже на идущего впереди  субъекта,
к  которому  сзади  пристраивается  Чехов,  пытается сымитировать его жесты,
влезть в его кожу.  Он  оказывается  по  существу  в  лабиринте  своей/чужой
памяти,  по извивам которого он должен пройти, чтобы окончательно срастись с
собой, чтобы преодолеть раздвоенность себя прошлого и себя будущего.
     Весь эпизод строится на смаковании старых кож -- хрустящем
     ________
     9 Сцена одевания в "Камне", конечно, соотносится со сценой  одевания  в
"Круге  втором",  где  сын  беспомощно  и  долго  одевает  труп  своего отца
Соответствующий эпизод из "Камня" --  своего  рода  повтор,  смысл  которого
заключен как раз в принципиальном различии интонаций
     129
     изломе  крахмального  пластрона.  Одежда,  которой  манипулирует Чехов,
здесь очень похожа на некий  фетиш.  Под  фетишем  я  имею  в  виду  объект,
который, будучи средством для достижения цели, неожиданно сам превращается в
объект  желания,  наделяется  способностью удовлетворять его (см. Питц 1993:
147).  Одежда  как  предмет  в  этом  эпизоде  выходит   за   рамки   чистой
функциональности, она становится носителем своего рода эксцесса, излишества,
связанного с проецируемым на нее желанием.
     Но  и  жесты Чехова в этом эпизоде, хотя они и ищут старой, полузабытой
жестикуляционной схемы, а может  быть  именно  потому,  что  они  эту  схему
ищут,  избыточны, нефункциональны. Пол Уиллемен заметил, что особенно
острые моменты наслаждения кино  доставляет  тогда,  когда  в  игре  актеров
обнаруживается некая избыточность:
     "Это  момент удвоения, рефлекса, как сказали бы фотографы, или двойного
голоса, как сказал бы Бахтин. Брандо  возникает  из-за  своего  персонажа  и
делает  нечто,  что  входит  в  роль,  но что персонажу вовсе не обязательно
делать. Это действие не закодировано, не запрограммировано для персонажа;  в
итоге возникает момент колебания" (Уиллемен 1994: 239-240).
     Уиллемен  и  связывает  эту избыточность удвоения с фетишем, как всякий
момент колебания -- например, расхождение в привычной схеме  жестикуляции  и
мимизма  у  персонажа  и  актера,  который как будто нарушает принятые коды,
выглядывая  из-за  маски   сам.   Эта   избыточность   отчасти   похожа   на
сверхрастянутую  кожу лица-перчатки, на сверхрастянутое зрение, производящее
избыточность деформаций.
     Избыточность жеста связана с тем, что он не может  с  полной  экономией
вписаться  в  привычное  место.  И связано это не только с дезавтоматизацией
жеста, его частичным забвением, но и с трансформацией  места.  Эдвард
Кейси   заметил,   что   отсутствие   неизбежно   трансформирует  не  только
отсутствующего,  но  и  место,  которое  он  покинул   (Кейси   1993   274).
Изменившееся  место  в  таком контексте выступает как зеркало трансформаций,
которым подверглось тело отсутствующего.
     За одеванием следует сцена ужина, и здесь повторение не удается. Ночной
сторож захватил с собой обычный "советский" бутерброд  с  колбасой  и  не  в
состоянии  предложить ночному посетителю ничего более существенного Чехов не
может "повторить"  той  еды,  к  которой  привык,  --  зато  этот  нищенский
бутерброд  и  отвратительное  вино (Чехов называет его чернилами), забытое в
буфете, пробуждают его воспоминания. Он вдруг с неподдельным  сладострастием
начинает  перечислять  блюда,  которые ему приходилось отведывать в прошлом,
вызывая в своем сознании те ароматы и  вкусовые  ощущения,  которых  уже  не
приносит ему изменившаяся реальность.
     130
     Это  эпизод  воспоминания.  Он также строится вокруг фетиша-- вкусового
ощущения  --  этой  надбавки  к  еде,  этой  области  неопределенности   par
excellence.  Но  движение  здесь  как  будто  обращено в иную сторону, чем в
предыдущем эпизоде. Если раньше преследователь как бы пытался  проникнуть  в
слишком  свободную  для  него  оболочку "идущего впереди" двойника, то здесь
герой оборачивается назад и пытается увидеть собственную,  далеко  отставшую
от него тень.
     Первый  эпизод  относится к области повторения, второй -- воспоминания.
Разделяя повторение и воспоминание, я следую Кьеркегору, который писал:
     "Повторение  и  воспоминание  --  это  одно  и  то  же   движение,   но
направленное  в  противоположные  стороны;  то,  что  вспоминается,  было  в
прошлом, оно повторено в сторону прошлого,  в  то  время  как  повторение  в
собственном  смысле  --  это  воспоминание,  направленное вперед" (Кьеркегор
1964: 33).
     Согласно  Кьеркегору,  жизнь  и  есть  повторение.  Она   одевает   наш
предшествующий  опыт в новые и вполне реальные одежды бытия. Воспоминание же
целиком обращено к прошлому, а потому не продуктивно:
     "Воспоминание имеет большое преимущество, так как начинается с  потери:
вот  почему  оно  не  подвержено  опасностям  -- ему ведь уже нечего терять"
(Кьеркегор 1964:39).
     Чрезвычайно показательно, что Сокуров выбирает для воспоминаний  именно
вкусовые  ощущения.  Фрейд  в  одной  из ранних работ, посвященных проблемам
памяти, останавливается на детских воспоминаниях своего  пациента,  в  числе
прочего  сосредоточенных  на  исключительно  остром,  как пишет Фрейд, почти
"галлюцинаторном" переживании вкуса  сельского  хлеба.  Фрейд  указывает  на
Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 22 23 24 25 26 27 28  29 30 31 32 33 34 35 ... 76
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 

Реклама