размышления или своего рода теорию: <.. > Письмо родилось в крипте, --
сказал он себе; -- этот факт не вызывает сомнения" (Мери 1862: 167)
Письмо рождается в крипте отчасти потому, что здесь подавлено зрение,
что здесь царят память и слепота. Память традиционно связывается с письмом.
Трактат по мнемотехнике Псевдо-Цицерона "Ad Herrenium", например, проводит
прямую параллель между установлением мнемотехнических loci, "мест" памяти с
техникой письма:
"Места очень похожи на восковые дощечки или папирусы, образы на буквы,
расположение и аранжировка об-
____________
11 Ср, например, у Вальтера Беньямина, у которого блуждание по
городскому лабиринту "осуществило мечту, чьи первые следы -- это лабиринты
на промокашках моих тетрадей" (Беиьямин 1972- 29)
95
разов на рукопись, а устное изложение на чтение..." (цит. по: Крелль
1990:55)
Движение внутри лабиринта поэтому может пониматься как повторение некой
невидимой (божественной) прописи, существующей внутри мнемонических loci
чужой памяти. Это по существу вписывание в моторику движущегося тела
невидимого письменного текста чужой памяти.
В пределе блуждание героя во тьме подземелий -- это и воспроизведение
истории письма как истории человечества. Не случайно, например,
мнемоническая техника древних кодексов предполагала превращение рукописных
титулов в монстров, фантастических животных, в так называемые droleries, в
то время как бестиарии использовались в мнемотехнике (Карразерс 1990:
126--127, 245). Допотопные животные парижских подземелий относятся к сфере
мнемонического письма в той же степени, что и droleries средневековых
манускриптов.
Жан Вальжан, сам того не зная, движется в сложной орнаменталистике
пророческих текстов, наслоившихся один на другой:
"Вы получите более правильное представление об этом необычном
геометрическом плане, если вообразите себе перепутанные и густо разбросанные
на темном фоне затейливые письмена некоего восточного алфавита12, связанные
одно с другим в кажущемся беспорядке, то углами, то концами, словно наугад
<...>. Кишащая червями сточная яма Бенареса вызывает такое же
головокружение, как львиный ров Вавилона. Гетлат-Фаласар, как повествуют
книги раввинов, клялся свалками Ниневии. Из клоаки Мюнстера вызывал Иоганн
Лейденский свою ложную луну, а его восточный двойник, загадочный
хора-санский пророк Моканна, вызывал ложное солнце из сточного колодца в
Кекшебе. В истории клоак рождается история человечества" (2, 588--589).
Таким образом, подземелья парижской клоаки -- это священный текст, но
текст, который может обнаружить лишь рука Бога, сдергивающая с него земной
покров, или автор, наделенный способностью возносить свой всевидящий глаз
высоко над поверхностью земли.
В этом контексте противопоставление незнания Жаном Вальжаном его
подземного маршрута и знания автора приобретает символическое значение.
Автор, пишущий книгу, пишет ее блужданиями своего героя, путь которого ведом
только поэту. Эта сюжетная ситуация отражает характерную для Гюго концепцию
социальной роли поэта в обществе, многократно выраженную им в стихах в форме
___________
12 Существует во всяком случае один вид восточного письма --
геометрическое куфическое арабское письмо, чей внешний вид для европейца
почти не отличим от классических изображений лабиринта
96
одной и той же повторяющейся метафоры. Гюго неизменно воспроизводит
один и тот же образ-- человечества, бредущего во тьме, путь которому
освещает поэт-пророк13. Это движение человечества в "Отверженных"
сравнивается с блужданиями "огромного слепого крота -- прошедшего" (2,598).
Поэт постигает смысл истории через дешифровку загадочных письмен и
первоязыков.
Но эта дешифровка требует как бы двойного видения. С одной стороны,
поэт как бы проходит лабиринт со своим героем, который подобен стилю, перу,
ведомому им по подземным прописям. Глаз автора прикован к фигуре бредущего
так плотно, что между ними не остается расстояния. Речь идет все о том же
бахтинском "бесперспективном видении", практически эквивалентном слепоте.
Эта слепота необходима автору для того, чтобы трансцендировать слой видимого
и проникнуть вслед за персонажем в сферу невидимого, которую можно назвать
памятью. Анамнезис поэта целиком зависит от моторики и передвижений его
пера, то есть персонажа, играющего роль этого пера.
Но это слепое движение дублируется сверхвидением, созерцанием письмен
со сверхчеловеческой, божественной высоты. Позиция бесперспективного
неведения дублируется позицией знания. Автор располагается между этими двумя
позициями, создающими не просто напряжение, но некое наслоение диаграмм.
Слово (знание) является в темном лабиринте как луч света, энергией
сияния пронизывающий темноту, оно внедряется в лабиринт и возникает из него
в результате приложения сил и деформаций. В стихотворении "Тысяча путей,
единая цель" это слово определяется следующим образом:
"Это слово, из которого другие слова / Выходят, как из грубого ствола,
/ И которое своими ветвями пронизывает / Все языки земли" (Гюго б.г.: 161).
Далее Гюго объясняет, что на "небесном языке" это слово означает "веру"
(Foi), а на человеческом языке -- "любовь". Слова эти могут служить
"путеводной нитью" и факелом, освещающим дорогу. Иначе говоря, через
подземный лабиринт можно пройти только при условии их знания. Но они же, как
Ариаднина нить, повторяют своим начертанием контуры лабиринта. "Любовь" и
"вера" здесь, конечно, условные абстрактные понятия, только ярлыки для
обозначения сверхслова, по своим характеристикам напоминающие и арго, и
лабиринт алфавитной вязи (образ всепроникающих ветвей проецируется на
парижское подземелье, которое Гюго сравнивал с
_______
13 В "Созерцаниях" -- это, например, стихотворения "Слепому поэту",
"Остановка в пути" и др. , в "Лучах и тенях" -- это "Функция поэта", "Тысяча
путей, единая цель", в "Возмездии" -- это "Караван" и многие другие Уже
современники видели один из основных смыслов "Отверженных" в
противопоставлении людей тьмы людям света См. Вуатюрон 1862 148--149
97
"колоссальным звездчатым кораллом" -- 2, 588). В "Созерцаниях", однако,
содержится текст, где магическому слову найден более точный эквивалент. Это
стихотворение, где Гюго разворачивает грандиозную метафору мира как книги14.
Все создания мира -- деревья, животные, скалы, стихии, причины,
"Все это темное множество, святая растительность / Складываются,
пересекаясь в огромный шифр: БОГ" (Гюго 1965:163).
Очевидно, впрочем, что "вера" и "любовь" -- лишь ипостаси все того же
Бога.
Имя Бога в данном контексте имеет двоякую функцию. С одной стороны, оно
помещено в недра земли как тайное, необнаружимое, невидимое имя. В своей
поэме "Бог" Гюго уделил значительное место темноте в поисках Бога, его
незримости. Первая часть поэмы была названа им "Восхождение в темноте". С
другой стороны, Бог был помещен в сферу памяти. Такой выбор перекликается с
известным платоновским пассажем из "Исповеди" св. Августина:
"Смотри, Господи, какое расстояние прошел я в поисках тебя в моей
памяти! И я не нашел тебя вне ее. И я ничего не нашел, связанного с тобой,
что бы я уже не хранил в своей памяти с того момента, когда я впервые узнал
тебя" (Августин 1963: 234).
Познание Бога становится его анамнезисом в лабиринте. Существенно,
однако, и то, что автор, созерцающий письмена Бога сверху, по существу
занимает божественную позицию. Поэтому знание о Боге (сверхзнание) дается
одновременно и как анамнезис, как воспоминание неведающего тела, и как
взгляд сверху. Движение внутри имени Бога в какой-то мере и производит
возможность сверхдистанцированной точки зрения, места всезнания.
Одна из функций поэта заключается в том, чтобы прочитать мистическое
слово в движениях, перипетиях персонажей, иными словами, придать им
провиденциальный характер. Каким образом Жан Вальжан в своих слепых
блужданиях прочерчивает искомый Гюго шифр? Гюго заимствует свою стратегию у
Эдгара По, который заставляет своего героя Артура Гордона Пима блуждать по
подземельям, в плане образующим мистический текст из эфиопского глагольного
корня "быть темным", арабского глагольного корня "быть белым" и
древнеегипетского "область юга" (По 1972, т. 1:
385--386)15. Творение Бога -- подземный лабиринт -- здесь говорит
восточными письменами, близкими к иероглифическим (эфиопский,
древнеегипетский). Жан Вальжан также постоянно сталкива-
_____________
14 О мире как книге у Гюго см. Бромберг 1984
15 Соединение черного и белого в данном фрагменте отражает сложную
символику света и тени у По и, вероятно, отсылает к самому жесту
божественного творения, отделяющего свет от тьмы См Томпсон 1992. 200
98
ется с письменами (точнее-- с алфавитом), образуемыми расположениями
улиц и подземных каналов. Первый раз буква, составленная из улиц, возникает
в эпизоде ночной погони Жавера за Вальжаном в лабиринте квартала Малый
Пикпюс:
"Жан Вальжан дошел до того места, где улица разветвлялась, расходясь
вправо и влево. Перед Жаном Вальжаном лежали как бы две ветви буквы V"
(1,521). Я уже цитировал эпизод, где под Бастилией Вальжан попадает в сеть
стоков, образующую букву F. Наконец, Вальжан достигает того места, где
"лежала обширная клоака Платриер, настоящая китайская головоломка,
простирающая свою хаотическую путаницу стоков в виде букв Т и Z под почтовым
управлением и под ротондой Хлебного рынка до самой Сены, где она
заканчивается в форме буквы Y" (2,608--609). Гюго задолго до написания
"Отверженных" дал подробный комментарий к природному мистическому алфавиту.
Он содержится в дневнике альпийского путешествия 1839 года Гюго поднимается
на гору Рижи, и открывающийся вид побуждает его к следующим размышлениям:
"Перед глазами лежит не просто фрагмент земного шара, но фрагмент
истории. Турист приходит сюда в поисках точки зрения; мыслитель здесь
находит гигантскую книгу, где каждая скала -- это буква, каждое озеро --
фраза, каждая деревня -- ударение, откуда подобно дыму вперемешку
поднимаются две тысячи лет воспоминаний. Геолог может изучать здесь
формирования горной цепи, философ -- формирование одной из тех цепей людей,
рас или идей, которые называются нациями" (Гюго б г а 30--31) "Одна и та же
вершина, скала имеют на теневой стороне согласные, на освещенной -- гласные
Формирование языков в своей обнаженной форме проявляется в Альпах " (Гюго
б.г. а.: 34)
Несколькими днями позже Гюго на склонах Юры обнаруживает начертанную
высохшими потоками букву Y, в которой он видит множество символических
значений, в том числе и знак человека, воздевающего к небу руки в молитве
В принципе Гюго здесь вписывается в определенную традицию, идущую
вплоть до XX века Гора не случайно становится местом формирования
божественных знаков Так же как подземный лабиринт соотнесен с невидимым, так
и гора соотнесена со сверхзрением Знаки здесь образуются в неком
пространстве специфически "аномального" видения "Открытие" Гюго
предвосхищает, например, распространение в США мифа о Горе Святого креста.
Это гора в Колорадо, на склоне которой прочитываются очертания креста Она
была сфотографирована в 1872 году Уильямом Генри Джексо-
99
ном, чья фотография в тысячах экземплярах разошлась по миру (Брюне
