конец чуть ли не в вязальную спицу. Глаз дракона, не мигая, уставился на
него, лишая последнего мужества. Неужели чудовище понимает, что его ждет?
Почему же в таком случае не вырвет язык и не бросится на них? Но
бестолковая тварь ничего не в силах уяснить. Обычно, чем животное сильнее,
тем меньше у него мозгов, это известно всем. Конечно, было бы лучше, сумей
он прикрепить к шесту меч. Но рукоятка наверняка помешает оружию
проникнуть как можно дальше, а если навалиться на копье, оно пройдет через
глаз и достигнет пылающего ненавистью мозга.
Неожиданно юноша почувствовал странную слабость. Перед глазами плыли
кровавые лохмотья. Сможет ли он сделать это, хотя бы для спасения
собственной жизни? Убить так хладнокровно?
Джон увидела, как брат положил меч. Лицо девушки приняло непонятное
настороженное выражение:
- Кел, давай я это сделаю!
- Нет. Слишком опасно, и сомневаюсь, что у тебя хватит силы. Не
уверен даже, что мне удастся...
- Этого я и боялась! Хочешь пощадить его?
- Нет!
Глупая девчонка! Подняв шест Келвин взвесил его на руке, глубоко
вздохнул и подбежал к дракону. Глядя в налитый кровью глаз и пытаясь
определить, где именно в голове рептилии находится мозг, он вонзил
самодельное копье как мог глубже. Острие ударило точно в цель. Глаз был
так велик, что промахнуться просто не было возможности. Копье прошло через
зрачок, фонтаном брызнула кровь, полилась какая-то серая жидкость.
Раздался ужасающий вопль. Голова дракона бешено дернулась. Шест
переломился, отбросив Келвина, но тот, словно загипнотизированный, не мог
выпустить вторую половину. Но тут, потеряв равновесие, он полетел куда-то,
успев мельком увидеть Мокери, реку и деревья.
В лицо ударило горячим воздухом. Келвин знал: он сделал все, что мог.
Неужели этого недостаточно?
Он чувствовал, что падает, проваливается в бездонную пропасть.
3. ВОСПОМИНАНИЯ
- Мама, почему мои уши такие маленькие и, круглые? И не похожи на
твои? Совсем как у папы!
Он сидел в тазу и засыпал вопросами свою красавицу-мать. С самого
раннего детства он уже понимал, как она прелестно: с волосами цвета меди,
темно-фиалковыми глазами и полупрозрачной кожей. Уши у нее действительно
были большими и острыми. Не было на свете женщины прекраснее.
- Потому что, дорогой, ты у нас особенный, - ответила мать.
- Особенный?
Он знал, она не хочет его обидеть, но почему при этом слове всегда
так болело сердце? Келвин желал быть не особенным, а обыкновенным
ребенком.
- Твой отец тоже не похож на других. Ты в него.
- Но... Почему?
- Он из другого мира, дорогой. Этот мир чуть-чуть отличается от
нашего. Подобных планет много, миллионы вселенных, мест, где существует
жизнь. И хотя все они расположены рядом, соприкасаясь, как кожица с
луковицей, все же чем-то неуловимым отличаются друг от друга. Мы не можем
видеть миры, взаимно проникающие в наш, но они есть, и вполне реальны для
живущих там людей.
- Там?
Он не понял ни слова из объяснений матери и знал только, что
ненавидит резкий запах лука.
- Здесь. Вокруг нас. Твой отец толкует об атомах и огромных
расстояниях между звездами, но мудрые люди в нашем мире, объясняют это
по-другому.
Он оглядел комнату; небогатую мебель и желтый деревянный пол с лужами
от расплескавшейся из таза воды.
- Здесь? Еще один мальчик? Другой? В другом мире и таком же тазу.
- Может не один, а много мальчиков: столько, сколько существует
миров, почти подобных нашему. Именно так, скорее всего, зарождаются новые
мифы, предрассудки, сказки и легенды - благодаря соседству, близости,
почти полной тождественности.
Сильные гибкие пальцы втирали мыло в грудь Келвина.
- Ты все поймешь, когда станешь старше, дорогой. Когда вырастешь и
почувствуешь в себе силы исполнить старое Пророчество.
- Пророчество? Что это такое, мама?
Она вытерла руки о полотенце, подошла к отцовскому письменному столу,
открыла его и вынула книгу в пергаментном переплете с кровавым пятном а
крышке. Потом подошла к Келвину, села рядом, открыла книгу и начала
переворачивать страницы. Мальчик увидел странные, беспорядочно
разбросанные письма.
- Это Книга Пророчеств, - объяснила мать, - написанная давным-давно
Мауваром Великолепным, могущим прозревать то, что ждет впереди, тем, кто
сам стал подобным Божеству, Мауваров, схватившимся в смертельном поединке
со злым чародеем Затанасом, Мауваром, который, как говорят, будет жить
вечно, если Затанас не уничтожит его, и не исторгнет его сущность из
нашего континуума. Я прочту тебе сейчас слова, написанные Мауваром задолго
до рождения твоего отца и моего.
- Это обо мне, мама? - возбужденно подскочил малыш, охваченный
нетерпением.
- Да, дорогой. Правда, имени его не упоминается, но не сомневайся,
именно ты выполнишь предсказанное Мауваром.
И сжав сильной ладонью худенькие пальчики, женщина начала читать:
"Настанет время и появится на свете Круглоухий, рожденный, чтобы
стать свободным и сильным, победитель драконов, с самой юности призванный
вести в бой армии, избавить свою родину от гнойной язвы, объединить Два,
потом Четыре, пока, наконец, Семеро не станут единым целым. Только тогда
его задача будет выполнена. И ожидают его почет и слава, уважение многих,
проклятья жалких завистников. Весь мир узнает о деяниях Круглоухого!"
- Очень красиво, мама. Что это означает?
- Что ты будешь сражаться с драконами, избавишь Рад от тирании
королевы Зоанны, дочери Затанаса, объединишь сначала два из семи
королевств, потом четыре, и под конец - все семь владений станут одной
страной.
- Но как я смогу этого добиться, мама?
- Узнаешь, когда настанет время. Это Пророчество. Пророчества могут
быть неверно поняты, но всегда исполняются. Всегда. Если не в нашем мире,
то в подобном ему.
- И насчет драконов тоже правда?
- Да, дорогой.
- Драконы... с когтями, зубами, длинными языками и чешуей?
- Конечно, милый. А чешуя из золота, точно как в тех историях,
которые я тебе читала.
- И я женюсь на принцессе, и мы будем жить долго и счастливо в
большом красивом дворце? И у нас будут слуги, придворные, шуты, акробаты и
пони?
- Может быть, - нежно улыбнулась мать. - Но в Пророчестве об этом
ничего не сказано. И оно приведено здесь не полностью. Какие-то
подробности известны в разных уголках света. Кто-то толкует о перчатках,
некоторые - о круглоухих девушках, но все это, наверное, не так важно.
Знаю только, что в книге говориться именно о тебе.
- А тебе было известно об этом, когда выходила замуж за папу?
- Не совсем, дорогой, - засмеялась мать. - Просто знала, что должна
стать женой круглоухого, если хочу иметь круглоухого младенца, и даже
тогда уверенности, что у тебя будут такие уши, не было. Я только
надеялась, что мой сын будет хорошим человеком.
- Ты хотела круглоухого сына? - недоверчиво переспросил Келвин.
Мать обняла его, поцеловала в левое ухо и прошептала:
- Конечно, Келвин. Но знай я, что это будешь ты, хотела бы его, даже
не будь Пророчества.
Он почему-то заплакал, мать прижала сына к груди, утешая. Но это были
слезы не печали, а облегчения, ведь теперь Келвин может смириться с тем,
что непохож на других, а то он уже втайне боялся, что мать родила
остроухую сестренку, потому что не любила его.
Отец свернул веревку, накинул ее на колышек и дернул. Колышек вылетел
из земли и повис на конце веревки.
- Вот как надо, Келвин. Теперь попробуй ты.
Но мальчик закрыл глаза руками:
- Это волшебство, папа! Волшебство?
- Вовсе нет! - строго нахмурил светлые брови отец. - Волшебство - это
просто закон природы, еще не нашедший объяснения. Подобных вещей, как
волшебство, вообще не бывает, ясно?
- Д-да, отец.
Келвин с испугом наблюдал, как отец вкладывает лассо в его руку.
- Ты должен упражняться много раз подряд. Это единственное искусство,
которым я владел еще до того, как пошел в армию. Больше мне нечего тебе
передать.
- А з-зачем оно, отец?
- Видел, как я вчера заарканил корову?
- Да, но она и так бы пошла за тобой.
- Иногда попадаются очень упрямые. Теперь смотри! Держишь петлю одной
рукой...
Они трудились очень долго, но в конце концов Келвин научился владеть
лассо не хуже отца.
Дверь со стуком распахнулась, испугав Келвина, играющего с картами на
полу. В комнату ворвался отец, принося с собой снежный вихрь и порыв
ледяного ветра, и захромал к постели, припадая на больную ногу - дикий бык
лягнул его давным-давно, когда он пытался отогнать злобную тварь от коров.
Мама подняла глаза от куртки, которую чинила, и выражение ее лица
было такое, словно то, что она ожидала, наконец произошло.
- Шарлен, я снова видел их, - сказал отец, схватив ее за руку. -
Слухи обо мне наконец дошли до их ушей. Мне придется уйти. Не могу
подвергать опасности тебя и мальчика!
Мать воткнула иглу в рукав, встала и обняла отца. Оба немного
постояли, прижимаясь друг к другу:
- Твоя дорожная сумка готова, - наконец выговорила она. - Возьмешь
лошадь?
- Не могу я взять твою лошадь, - покачал головой отец. - Ни тогда в
первый раз, ни сейчас. Без нее ты не сможешь пахать. Эти проклятые
сборщики налогов...
- Сейчас приготовлю тебе обед.
Отец и сын смотрели вслед матери, идущей на кухню, и неожиданно,
высокий светловолосый человек рухнул на колени, прижимая Келвина к груди,
из которой вырывались странные звуки, словно...
- Не плачь, папа.
Но отец только сказал:
- Сынок, я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушал меня. Голова
твоей матери набита странными идеями. Не верь ей, сын. В моем мире
понимают, что такое атомы и расстояния между ними. Это Пророчество - бред!
Чепуха. Ты еще мальчик. Никаких драконов и армий. Если смогу, когда-нибудь
приеду за вами, и мы отправимся в мой мир, все трое. Может он не так
хорош, как этот, но во многих отношениях...
- Отец, - недоумевающе прошептал мальчик, чувствуя как напуган и
одинок. Что происходит? Почему отец должен их покинуть?
- Все так и будет. Должно быть, сынок. Обещай, что не попытаешься
исполнить ее Пророчества... Она хорошая женщина, но...
- Вот твой обед, - перебила мать, протягивая сверток, от которого
исходил запах свежеиспеченного хлеба, и кувшин с вином из обезьяньих ягод,
которые Келвину не позволяли попробовать.
- Шарлен, о, Шарлен, - пробормотал отец, и они снова обнялись, словно
в последний раз.
- Не хочу уходить, не хочу... - с мукой в голосе прошептал отец.
- Но так было записано, - сказала она уверенно и спокойно. - Это все
правда, такая же... как само Пророчество.
- Да, - улыбнулся отец, вытирая глаза.
- Келвин, - велела мать, - оставайся дома и присмотри за сестрой.
Поиграй с картами. Погадай на себя, меня и отца. Я вернусь к ужину.
Келвин проводил взглядом родителей, и тут же сделал, как велела мать.
Двухлетняя сестренка мирно спала и совсем не тревожила его.
Перемешав карты, он разложил их на полу. Могут ли они предсказать
будущее? Отец всегда считал это чепухой и небылицами, но мама только
заговорщически подмигивала. Она знала все, но терпимо относилась к
невежеству других.
Лицо дровосека, принесшего новости, было мрачным. Но Келвин
чувствовал, что мать вовсе не потрясена. Он выглядела точно так же, как в
день ухода отца.
- Даже похоронить нечего, мэм. Они разрубили его на мелкие кусочки,
