Пирс ЭНТОНИ
Роберт МАРГРОФ
ЗОЛОТО ДРАКОНА
ПРОЛОГ
Беглец не знал, что его появление на маленькой ферме страны Рад было
предопределено в высших сферах, и скажи ему кто-то об этом, вероятнее
всего, лишь презрительно фыркнул бы в ответ. Все мысли вытеснила
невыносимая боль в раненой ноге. Бедняга сознавал только, что грязен до
отвращения и устал так, что даже не попытается убежать или сопротивляться,
если его обнаружат и схватят.
Ночь снова окутала мир темным покрывалом. Беглец почти не замечал
хода времени, ощущая только жгучую жару днем и ледяной холод по ночам.
Голод и жажда, страх и усталость - вот удел несчастных, подобных ему.
Однако, как смутно отметил он, местность была вполне обжитой.
Недалеко, в пруду, громко квакала лягушка, сухая огородная ботва тихо
шелестела на ветру.
Ягоды обезьяньего дерева и жимолости наполняли воздух сладким
ароматом; в желудке изгнанника громко заурчало. Местные жители уверяли,
что если заговорить эти горькие ягоды, они становятся вполне съедобными,
но он отказывался поверить столь неправдоподобным историям - не дошел до
того, чтобы верить в волшебство! Но выглядят эти ягоды вполне съедобно.
Голод - вот что больше всего мучило его в эту минуту! Но думать о еде не
время... впрочем, как и о том, чтобы вымыться и переодеться. Беглец еще
раз напомнил себе, что пришел сюда с вполне определенной целью - украсть
лошадь. Сама мысль об этом была неприятна - ведь он считал себя порядочным
человеком, но иного выбора, по-видимому, не было.
Беглец подобрался ближе к домику, ведомый слабым светом, падающим из
окна. Как он надеялся, что все спят и никто не помешает! Неизвестно еще,
где сейчас находится королевская стража... или насколько быстро появится в
случае тревоги. Какая ирония судьбы - погибнуть недостойной смертью
жалкого конокрада!
Несчастный нерешительно остановился, присматриваясь к окнам. Вдали
пронесся пронзительный крик хаукэта, дикой кошки. Преследователи потеряли
его прошлой ночью, и беглец сомневался, что они догадаются переплыть реку,
чтобы вновь пойти по следу.
Смельчака, рискнувшего ступить в эту воду, подстерегали такие
опасности, что только поистине отчаявшийся человек мог совершить подобную
глупость. Возможно стражники посчитали, что он уже мертв, так что "глупец"
мог пока считать себя почти в полной безопасности.
Подойдя ближе, он осторожно заглянул в окно. У мигающего огонька
лампы сидела стройная девушка с книгой в руках. Беглец уставился на медное
покрывало густых волос, худенькое, заостренное книзу личико, чуть
колеблющуюся от мерного дыхания грудь. Какой прекрасной показалась ему
незнакомка!
И хотя по его меркам девушке было далеко до классической красавицы,
что-то в спокойных глазах, осанке и позе говорило о чистоте и достоинстве.
Читать ночью - какой контраст с женщинами, которых он знал. Атмосфера
порядочности, окружавшая девушку, неожиданно пробудила странное желание -
он мог бы влюбиться в нее и принять такой образ жизни... если бы по
прихоти судьбы получил такую возможность.
На секунду в голову пришла безумная мысль - постучать в окно, назвать
себя, спросить:
- Послушай, юная дама, не нужен ли тебе мужчина? Дай поесть и умыться
- и я твой навеки.
Но он еще не настолько устал, чтобы потерять остатки здравого смысла.
Вдруг она закричит, разбудит всю округу, появятся стражники... и все будет
кончено.
Прокравшись мимо окна, беглец на цыпочках подобрался к конюшне и,
затаив дыхание, попробовал отодвинуть засов. Дверь открылась бесшумно, не
скрипнув. Значит хозяева фермы - люди рачительные. Беглец ощутил нечто
вроде сожаления, хотя именно поэтому лошадь будет легче украсть. Конечно,
лучше бы наказать нерях и бездельников, но скрипучая дверь, несомненно,
лучший сторож.
Запахло сеном и конским потом. Пошарив в темноте за дверью, он
мгновенно нашел то, что искал - висевший на стене повод. Все, как в любой
другой конюшне.
Послышался треск сломанной ветки. Незваный гость обернулся.
В слабом падавшем из окна свете обрисовалась женская фигура. Она! На
девушке была только прозрачная ночная сорочка, на плече накинута шаль.
Первое, что он заметил - длинные стройные ноги под тонкой тканью. Взгляд
скользнул выше. Прямо ему в грудь были нацелены вилы.
Вор судорожно сглотнул, лихорадочно соображая, что лучше - быстро
отскочить так, чтобы смертоносное острие вонзилось в стену, или собрать
последние силы и попытаться вырвать у нее оружие. Но что потом? Как можно
причинить боль этой девушке, созданной для объятий и поцелуев? Может, это
неверный лунный свет сыграл с ним такую шутку, но глаза ее, казалось,
переливались темно-фиолетовым огнем, в цвет бархатистых фиалок там, на его
родной Земле.
- Говори! - сказала она. - Зачем пришел?
При звуках ее голоса по телу прошла дрожь - несмотря на резкость
слов, пришельца словно обволокло густым медом.
Есть ли смысл лгать? Ему и без того было ненавистно то, что
приходилось делать.
- Я пришел украсть твою лошадь. Но предпочел бы украсть у тебя
сердце.
Что заставило его сказать это?!
- Ты вор? Разбойник?
Девушка не пыталась ударить его вилами. Добрый знак. Беглец решил во
всем признаваться.
- Я не обычный вор, и как видишь, не очень удачлив, - с трудом начал
он. - Просто мне во что бы то ни стало нужна лошадь. Хотя, конечно, ты не
поверишь, что я не преступник.
- Но почему ты не пришел прямо ко мне?
- Я... Я поглядел в окно и увидел, как ты читаешь. Ты была такой...
такой милой! Мне показалось, что увидев меня, ты позовешь на помощь. Я...
Я сбежал из тюрьмы королевы. Конечно, тут нет никакого геройства, но, по
крайней мере, это что-то значит.
- У тебя круглые уши - со странно-мягкими нотками в голосе прошептала
она. - Должно быть, ты не с нашей планеты и уж, конечно, не обыкновенный
воришка. Назови себя, круглоухий.
Девушка, по всей видимости, не боялась его, хотя вела себя достаточно
осторожно. Похоже было, она ждала его прихода!
- Джон Найт, с планеты Земля, - сказал он.
- Имя может служить приметой... быть хорошим или дурным
предзнаменованием, - таинственно-колдовски сверкнула она глазами и
опустила вилы.
- Можешь называть меня Шарлен. Завтра утром наша свадьба.
Беглец долго смотрел на нее и, наконец, нерешительно улыбнулся.
Девушка улыбнулась в ответ. Вскоре оба дружно смеялись.
Шарлен повела его в дом, помогла умыться, накормила, а потом уложила
с собой в постель. Найт так устал, что мгновенно заснул, даже
соблазнительное теплое тело рядом не могло его расшевелить. Одна мысль о
том, что здесь могла быть засада и Шарлен отдаст его в руки королевских
стражников, больше не тревожила. Он должен, должен был верить девушке!
Вот так Джон Найт впервые встретил свою будущую жену. Она оказалась
ясновидящей, предсказательницей и поэтому заранее знала о приходе
круглоухого человека, которому удалось сбежать из застенков королевы.
Шарлен никому не рассказала о видении и поэтому была уверена, что его
появление - не ловушка, уготовленная королевой. Девушка знала также, что
вид гостя будет ужасным, но именно его она полюбит на все жизнь, и хотя он
знал женщин до встречи с ней, никогда больше не взглянет ни на одну.
Они поженились утром, тайно, а к вечеру силы Джона восстановились
настолько, что теперь оказавшись в постели, он уснул далеко не сразу.
Их совместная жизнь началась внезапно, и многие события поэтому
казались Джону таинственными и непонятными, хотя иногда и вполне
естественными.
На следующий год у них родился круглоухий ребенок, а еще через два
года - остроухий.
Пророчество, о котором Джон Найт ничего не знал, должно было вот-вот
исполниться. Дни проходили спокойно, без особых событий, как для него, так
и для семьи.
1. ДРАКОНЬЯ ЧЕШУЯ
Дорога вилась, как изгибающийся хвост дракона, через пожухлую траву,
низкие кусты и черные деревья, тянувшие к небу голые ветки - словно кости
скелета. Мимо валунов размером с небольшой дом. Вдоль сверкающего горного
ручья, берега которого были завалены мусором, оставшимся от весеннего
паводка. Все это совсем не походило на обстановку, в которой должно было
начаться исполнение пророчества.
На дороге показались две худенькие фигурки с дорожными торбами за
спиной, ведущие за собой ослика. Первому мальчику было шестнадцать, и
несмотря на круглые уши, он мог бы считаться красивым. Другому,
остроухому, было четырнадцать, хотя выглядел он на двенадцать. Оба одеты
как фермеры: тяжелые кожаные башмаки, рубашка и штаны из домотканой
материи, окрашенные ягодами и кореньями, и колпаки, украшенные помпонами
из голубых и зеленых ниток.
Келвин, старший, шагал, наигрывая на своем мандахо, пытаясь подобрать
старую радскую мелодию "Фортуна зовет". Трехструнная лютня могла издавать
прелестные звуки, но беда в том, что Келвин не был искусным музыкантом.
Некоторые от рождения одарены талантом извлекать из инструмента волшебные
ноты, а некоторым это не дано, хотя они и уверены в противоположном.
Келвин был из последних, хотя, в общем, безразлично относился к мнению
окружающих, да и думал сейчас совсем о другом.
Джон, младший, откинул со лба длинные желтые волосы. Чужак, заметив
смышленые зеленоватые глаза, большие уши и безбородое лицо, посчитал бы
его обыкновенным мальчишкой, и ошибся бы - сорванец на самом деле был
сестренкой Келвина. Девушкам было опасно бродить в одиночестве по дорогам
Рада, и родители пытались запретить Джон выходить за пределы фермы, но
поняв безуспешность запретов, требовали неукоснительного соблюдения двух
строгих правил - выходить только с Келвин, и в мальчишеской одежде.
Джон с радостью согласилась, потому что стремилась во всем подражать
брату, хотя скорее умерла бы, чем призналась в этом.
Вскоре никто бы уже не смог отличить ее от мальчика, но по мере того,
как шли годы, природа сыграла с ней отвратительную шутку - бедра стали
шире, грудь набухла; играть роль сорванца становилось все труднее. Что она
будет делать, когда доказательства ее пола станут очевидными? Сама мысль
об этом была невыносимой и повергала девочку в ужас.
Джон зорко всматривалась в заросли и ветви деревьев, боясь беды. В
руке девочка несла кожаную пращу с заранее приготовленным камнем
подходящего размера, чтобы вышибить мозги сквирбета. Пусть только одно из
гнусных созданий высунет свой длинный нос!
- Фортуна позвала меня, а я удрал и скрылся... Оуэй! - фальшиво
завывал Келвин. - Сабля вся в крови, пришлось бежать...
- Ты называешь эту ржавую палку саблей? - съехидничала Джон, хотя
глаза ее не отрывались от потемневшей рукояти, высовывавшейся из
поношенных растрескавшихся ножен.
Келвин опустил инструмент, неожиданно вспомнив о надвигавшейся тьме и
тяжелом горном переходе.
- И верхом мы не едем, - вздохнул он, намекая на другой куплет.
- Нет, но могли бы, не позволь ты этому лошадиному барышнику нас
надуть, - заметила Джон, с гримасой отпрянула, глядя на их вьючное
животное. - Хорошо бы иметь лошадь, но осел, конечно же, должен был
выбрать именно осла.
- Я думаю, - небрежно бросил Келвин, - что смогу заставить трудиться
обоих - тебя и Мокери!
- Мокери! Ну и кличка! Вполне подходит для... этого! - отрезала Джон.
- Любой, кроме тебя, близко не подошел бы к такому, но ты уж точно должен
