раз встречаемся сегодня!
Оборвыш вернулся, улыбаясь. Он вдруг ощутил радость оттого, что
Пузырю, оказывается, небезразлично его общество. Точнее, не очень
безразлично. Конечно, друг детства нынче стал толстым, самоуверенным,
испорченным дорогой перекупщиком, но все-таки это был он. И пусть Пузырь
покинул деревню в качестве "бывшего друга", пусть их тогдашняя ссора
оставила в памяти гнусный след, все-таки это был он.
- Ладно, - согласился Оборвыш, - давай заночуем вместе.
Темнело очень быстро. Небесная твердь на глазах угасала. Мрак
опускался на лес неотвратимо, заставляя путников торопиться.
- Смотри, - сказал Пузырь. - Присоска ползет. - Скривившись, он
наступил на мерзкую тварь башмаком. Раздался хруст, из-под ноги брызнуло.
- Вот гадость! Уже напилась где-то крови.
- Сейчас повылазят, - пообещал Оборвыш. - Проклятье нашего мира... он
собрался было порассуждать немного, развивая эту мысль, но Пузырь оборвал
его:
- Подбери место. Наверху и поговорим.
- Хорошо, - сказал Оборвыш, послушно задрал голову и принялся
разглядывать кроны ближайших деревьев.
Пузырь подошел к повозке. Топотун уже нетерпеливо переступал лапами и
беспокойно озирался. Пузырь ласково потрепал его за мохнатую мордочку,
почесал между ушами, и тот радостно зафыркал. Потом распряг животное.
Ощутив свободу, топотун совершил дикий прыжок, звонко пискнул, галопом
обежал вокруг пня, а затем, успокоившись, принялся быстро карабкаться на
дерево - то самое, кору которого только что обдирал. Пузырь с гордостью
смотрел, как ловко он цепляется за ствол сильными когтистыми лапами. Да,
хорошая была покупка.
- Мне кажется, вот этот лиственник подойдет лучше всего, - предложил
Оборвыш, указывая рукой.
- Мне все равно, - отозвался Пузырь. - Он подкатил повозку к
выбранному Оборвышем месту ночлега и добавил со смешком. - Представляешь,
никак не могу привыкнуть в лесу ночевать. Боюсь, что пока сплю, товар
украдут. Хотя какой же ненормальный решится ночью бродить, когда внизу
присоски кишат.
Он достал из-под мешков с товаром плетеную постель, забрался на
повозку, обхватил ствол дерева руками и, громко пыхтя, полез наверх.
Оборвыш последовал за ним. Его постель, свернутая в тугой комок, лежала в
заплечнике. В последний момент невесть откуда взявшаяся присоска
попыталась схватить Оборвыша за ногу, но тот успел отшвырнуть ее в
сторону.
Бывшие друзья устроились на ветках, крепко-накрепко привязали постели
совсем близко друг от друга. Причем Пузырь закончил раньше и помог
Оборвышу: конечно, опыт у него был куда богаче. Уже окончательно стемнело.
День закончился.
- Ну вот, - сказал Пузырь, - теперь можно спокойно поужинать.
Как оказалось, истинный клад скрывался у Пузыря в мешочке на поясе.
Под музыку сладострастных вздохов, бурчаний, причмокиваний был извлечен
запас лепешек и целая кожанка послащенного древесного сока.
- Бери, - щедро предложил Пузырь. - Пей, ешь.
- Спасибо, - пробормотал Оборвыш. - Мне хватит одной.
Он взял лепешку, откусил, хлебнул из протянутой кожанки и понял, что
день прошел не зря. Небылица придумана. Небылица написана. Небылица
надежно уложена в заплечник, рядом с нетронутой бумагой и чернилами, бок о
бок с остальными рукописями. Еще одна пленница безропотно вошла в душную
клетку. Там, в грубом мешке, покоилась гордость Оборвыша, смысл его, жизнь
его - весь он там поместился, от башмаков до мыслей. И новая небылица
добавила чуть-чуть тяжести спрятанным за спиной сокровищам. Она легла
мертвым грузом, заснула вечным сном, но это не страшно: придет время, и
она оживет, проснется, выйдет из темницы, вообще - все пленницы грязного
заплечника, все до единой покинут тюремную клетку, разлетятся по миру,
засверкают ярче полуденного сияния - так будет не скоро, но так будет,
Оборвыш это знает, Оборвыш в этом уверен, ради этого он и ступил на
дорогу, ради этого и начал стаптывать башмаки... Он с удовольствием доел
лепешку и в последний раз глотнул из кожанки древесного сока.
- Ну как? - поинтересовался Пузырь, насытившись сам. - Тебе,
наверное, мало? Может, еще?
- Нет, не надо, - ответил Оборвыш благодарно. - Очень вкусно, но я
уже наелся.
- Наелся?.. выговорил Пузырь с трудом. - Уже наелся?.. - повторил он.
- Лепешечкой? - и не в силах сдерживаться, затрясся в висящей над черной
бездной постели, безудержно хохоча, захлебываясь утробными звуками,
булькая выпитым соком. Ветка некоторое время ходила ходуном.
- Не обижайся, Оборвыш, ладно? Я понимаю, еда - это святое, но ты
меня просто рассмешил. Потому что странный ты парень. Мудрецом себя мнишь
- ерунда, ничем в жизни не занялся - твое дело. Но вот что меня больше
всего удивляет, так это то, каким ты стал тощим. Вроде бы нормальным
родился, я помню время, когда ты даже крупнее меня был. А потом вдруг стал
худеть. Это началось еще до нашей ссоры. Я специально вспоминал - примерно
с тех пор, как ты вздумал на пнях сидеть и глупые истории выдумывать. А
когда я с тобой подрался и ушел из деревни, ты был уже тоньше, чем
мизинец. Теперь-то, между прочим, совсем прозрачный, как только на ногах
держишься... Да, забыл сказать! Сегодня вечером, когда я к тебе второй раз
подошел, мне вдруг опять показалось, будто ты похудел. Я имею в виду, не с
детских времен, а по сравнению с тем, каким я тебя в полдень встретил.
Наверное, ошибся. Ты не обижаешься, Оборвыш?
Пузырь замолчал. Он сопел и ворочался. Веревки, удерживающие его
постель, с противным скрипом терлись о ветку.
- Нет, конечно! - успокоил Оборвыш бывшего друга. - Наоборот, большое
спасибо за восхитительный ужин. Ты меня спас.
Было совершенно темно, и Пузырь не видел, что уста собеседника
одолевает неприличная улыбка. Пузыря распирало от сознания важности
собственных мыслей. Не выдержав, он продолжал:
- А может быть и нет ничего странного в том, что с тобой такая
гнусная штука происходит. Куда твой отец девал заработанные деньги,
неясно, но у вас ведь в доме вечно жрать было нечего, я же знаю. И ты
теперь бездельничаешь - снова жрать нечего. Поэтому худоба тебя и
изводит... - Послышалось гулкое пошлепывание: Пузырь решил приласкать
потрудившееся брюхо. - Зря ты отказываешься, когда добрые люди тебе
лепешки просто так дают.
Оборвыш возразил:
- Я никогда не отказываюсь, если меня угощает добрый человек.
- На что намекаешь? - подозрительно спросил Пузырь.
- Ни на что.
Пузырь вздохнул.
- Понятно. Теперь понятно... - он аппетитно зевнул. - Слушай,
Оборвыш, все это было так давно! Неужели ты до сих пор злишься? Лично я
никакого зла не держу. Мы же были мальчишками, что мы могли соображать? Ты
вспомни, вспомни!
Оборвыш помнил. Он очень не любил вспоминать ту историю, но помнил
все. Тогда его впервые в жизни избили, и сделал это единственный друг,
лучший друг. Бывший... Пузырь дрался жестоко, совсем не по-детски, в
глазах его зияла звериная пустота, а мальчишечьи кулачки утяжеляла
дремучая ненависть.
- Я не злюсь, - тихо сказал Оборвыш. - И никогда не злился. И никогда
не смог бы на тебя злиться.
- Врешь, наверное, - с сомнением заявил Пузырь. - Не можешь ты не
злиться. Я тебя тогда здорово отделал.
Оборвыш врал редко. Положенная ему, как нормальному человеку, доля
неправды целиком укладывалась в его небылицах. И сейчас он был искренен:
не злость отравляла встречу бывших друзей, а другой губительный яд -
безразличие. Просто Пузырь являл собой нынче не более, чем путника,
случайно попавшегося на дороге. Обычного самодовольного перекупщика. И еще
- он сделался слишком уж толстым, чтобы можно было легко поверить, будто
бы он остался добрым добрым человеком. Что же касается _т_о_й_ истории, то
она оставила Оборвышу лишь одно - желание не вспоминать о ней. Поэтому он
не злился. Ничуть не злился.
Получилось так. Мужчина деревни часто рубили в лесу деревья - ради
сока, ради корма для скота, ради дров - и однажды пришла беда. Падающий
ствол угодил прямо в отца Пузыря, не успел тот отбежать в сторону. Убило
его наповал - мгновенно, без мучений. Пузырь и Оборвыш в то время как раз
находились неподалеку в лесу и результат трагедии могли наблюдать воочию.
Остаток дня Оборвыш просидел на пне, который остался от сваленного
дерева-убийцы, и сочинял небылицу. Ему было плохо и страшно, поскольку он
впервые так близко столкнулся со смертью хорошо знакомого человека, и
небылица у него получалась мрачной, тягостной. А под вечер к этому месту
вышел Пузырь. Где он бродил, о чем думал - неизвестно, но вид у него был
безумный. Пузырь принес с собой топор. Увидев Оборвыша, он не удивился,
скорее обрадовался, и объявил, что сейчас искрошит этот проклятый пень в
мелкую труху, а потом сожжет останки, и Оборвыш ему поможет свершить
святой возмездие. Оборвыш пытался привести его в чувство доводами разума,
ведь время было уже позднее, скоро должны были выползти присоски, в лесу
оставаться опасно, а если сжигать остатки пня, то огонь наверняка
перекинулся бы на соседние деревья, и весь лес тогда запылал бы. "Ну и
пусть этот иноверский лес сгорит небесным пламенем!" - Закричал Пузырь.
Когда же Оборвыш, всерьез испугавшись, принялся объяснять ему всю глупость
придуманной им мести, он вдруг успокоился. Окинул Оборвыша осмысленным
взглядом и глухо поинтересовался, что тот здесь делал - сидя на
ненавистном пне! Оборвыш немного растерялся и ответил, что выдумывал
небылицу. И тогда Пузырь принялся его бить - молча, яростно, дико. А
потом, промаявшись неделю, покинул деревню - искать счастье на дорогах.
Вероятно, он очень любил отца.
- Эй! - тихонько позвал голос из темноты.
- Да?
- Тебе было очень больно?
Оборвыш удивился.
- Мне было тебя жалко. А что?
Пузырь повздыхал в нерешительности.
- Ты меня извини, - наконец, выдавил он в муках. Подумал и добавил. -
Извиняешь?
Это было невероятно. От неожиданности Оборвыш растерялся на
мгновение. Сказанные слова никак не могли принадлежать Пузырю, потому что
Пузырь таких слов не знал. Однако слова прозвучали, и произнес их знакомый
с детства голос. Но происхождение их было совершенно необъяснимо, и
Оборвышу стало не по себе. Он прищурился, всматриваясь. Человек, висящий
рядом в непроглядной тьме, сопел, ворочался, часто сплевывал. Несомненно,
там был Пузырь. Обыкновенный, привычный, сытый.
- Конечно... - пробормотал Оборвыш. - Чего ты вдруг?
- Не знаю, - тяжело ответил Пузырь.
Скорее всего ему чуть-чуть стыдно за прошлое, - подумал Оборвыш
растрогано. Вполне вероятно, неловко и за настоящее. Наверняка он не
столько презирает занятие Оборвыша, сколько старается это показать. И
возможно, собой гордится не так уж слепо. Да, как видно стал Пузырь
все-таки взрослее, если ему важно, чтобы его считали добрым человеком.
Такие вот мысли опьянили вдруг ум Оборвыша. Он безудержно улыбался.
А Пузырь подлил еще несколько капель радости.
- Слушай, Оборвыш, - начал он непривычно робко. - Ну почему ты не
хочешь рассказать о себе? Я ведь не враг, не стражник, не вор. Почему не
доверяешь?
- Мне нечего рассказывать. Честно говорю.
- Я тебя прошу, - сказал Пузырь. - Мы же друзья. Я тебя очень прошу.
И это было также неслыханно! Годы детской дружбы оставили великое
множество воспоминаний, но о чем Оборвыш не помнил, так это о том, чтобы
Пузырь просил. Не было такого. Никогда и никого Пузырь не просил, не знал,
как это делается, и не желал знать, как это делается. Оборвыш с изумлением
