прикажу: подними на ноги сардара сию же минуту! Скажи ему, что
он обманут: дочь Зуриди жива, ее сейчас увезут отсюда в море.
На кладбище, в часовне, прячутся клефты. Нужно, чтобы заптии
сейчас же окружили кладбище!
-- Хорошо, Матиас Глен! Вести важны, я схожу к сардару, но
ты подожди здесь, чтобы гнев Али-Магомета пал на твою, а не на
мою голову!
-- Неразумный! Мне нельзя терять ни секунды! Пусть сардар
захватит в часовне вместе со всеми и меня! Так и передай ему,
понял?
-- Иншаллах! -- последовал ответ, и дверь закрылась.
Человек, еще не отдышавшись от быстрой ходьбы, направился
обратно...
...Матиас не сделал и двух десятков шагов, как чьи-то
жесткие руки сильно сдавили ему горло. У него мгновенно
почернело в глазах...
Другая человеческая фигура с кинжалом в руке притаилась на
верху дувала. В большом, красивом саду забита царила тишина и
покой, лишь вдоль дувала, в тени, сторож Осман быстро шел к
дому. Идущего нельзя было видеть, лишь его белая чалма чуть
колыхалась во мраке. Человек с кинжалом спрыгнул с дувала в
сад... Удар был молниеносен: пораженный в сердце Осман поник
возле куста белых роз. Мститель перескочил назад через дувал и
в следующий миг был около своего товарища. Полузадушенный
Матиас лежал без сознания.
-- Ну, что там, Захариас? Ты успел настичь того, за
оградой?
-- С ним покончено. Бежим!
-- Спасибо тебе, друг! Значит, Али-Магомет проспит до
утра. Но этот негодяй должен еще кое-что рассказать нам.
Сначала оттащим его подальше от дороги.
Лежащий застонал и пошевелился. Перед самым носом он
увидел кинжал.
-- Не вздумай кричать! Захариас, вяжи ему руки назад. Ну,
поднимайся, и чуть что -- смерть, понял? Ступай, гадина!
-- Куда ты хочешь вести его, Николо?
-- К часовне. Наверное, мы встретим наших уже на пути к
морю. До рассвета Константину нужно отчалить и укрыться в
бухте.
...Между тем в часовне Василий Баранщиков гвоздем
нацарапал на двух оловянных колечках, что нашлись в ризнице,
имена новобрачных. Часовня еще не знала столь короткого
свадебного обряда. После венчания Константин помог жене
переодеться в костюм юнги. В матросской одежде Зоя выглядела
теперь стройным кудрявым мальчиком.
Часовня опустела, только священник с аптекарем еще
задержались в ризнице, приводя в порядок ее нехитрый инвентарь.
Панайот Зуриди и Василий Баранщиков потихоньку пошли навстречу
Николо и Захариасу. Константин Варгас на руках понес молодую
жену к шаланде. Осторожно он спускался к морю по крутому южному
склону холма. Было решено, что Варгас отведет шаланду сперва в
тайное место -- укромную бухту неподалеку от поселка. Там Зоина
мать должна была проститься с дочерью перед разлукой.
Константин намеревался увезти жену в Италию и начать там новую
жизнь...
...Встреча Панайота Зуриди с "другом Матвеем" произошла на
дороге, близ кладбища, и явилась большой неожиданностью для
честного грека. Когда Николо и Захариас объяснили ему, почему
они привели "российского купца" связанным, Зоин отец плюнул
предателю в лицо и молча пожал руку Баранщикову.
-- Где твоя лошадь? -- сурово обратился Николо к
связанному. Матиас зябко поежился, но не ответил.
И хотя луна уже зашла и наступила самая темная,
предрассветная пора южной ночи, лошадь все-таки отыскали. За
седлом висели две увесистые переметные сумы. Их оттащили в
кусты, но в эту минуту наверху, со стороны кладбища, на дороге
показался огонек. Там шли двое, освещая дорогу перед собой.
Николо Зуриди коленом прижал к земле тело связанного
предателя.
-- Если издашь хоть звук -- убью! -- прошипел он Матиасу
на ухо. -- Лежи, не шевелись!
Остальные притихли в кустах.
-- Да ведь это отец Иоанн! -- первым встрепенулся
Баранщиков. -- С вашим аптекарем. Домой идут из часовни.
Через минуту здесь, прямо в кустах, при свете фонаря
удалось рассмотреть содержимое переметных сум. Там оказалось
немало всевозможных предметов одежды, мужской и дамской, пудра,
духи, много дорогих украшений и три паспорта -- итальянский,
британский и польский, последний на имя Матиаса Гленского из
Данцига. По-английски он значился Метью Гленом, по-итальянски
-- Метто Гленни. В потайном отделении обнаружили кожаную
тетрадь с записями, крупные бумажные деньги и ценные бумаги.
Наконец, в особом, очень нарядном турецком кошельке звякнули
червонцы. Кошелек был тяжел.
-- Сколько их? -- спросил Николо у владельца. Тот
по-прежнему молчал.
-- Я спрашиваю, сколько здесь иудиных сребреников, собака?
Говори, за сколько ты продал нас?
-- Нет, нет! Это деньги -- не мои! Это -- задаток капитану
"Валетты" за... товар для здешнего забита. Здесь ровно тысяча
дукатов, господа.
-- А что это за товар и где он сейчас? -- спросил Николо.
-- В канцелярии забита, господа, под надежной охраной.
-- Значит, это -- живые люди. Кто они? Отвечай, собака!
-- Это -- всего одна девушка, проданная ему нашим
капитаном. Я даже не знаю хорошенько ее имени и видел лишь
мельком... Я просто казначей в этом деле, пощадите меня. Я могу
оказать вам бесценные услуги!
-- Кто эта девушка? Гречанка?
-- Нет, нет, она не здешняя. Это -- молодая итальянка,
только...
-- Веди нас к ней, в канцелярию. Ты явишься туда от лиц
Али-Магомета, чтобы охрана отпустила с тобой пленницу.
-- Но, господа, ее сторожат не только турки, но и наши
матросы с корабля, оставшегося на стамбульском рейде. Они не
отпустят ее со мною без уплаты всей цены, назначенной за нее.
-- А какова цена?
-- Капитан наш требует за нее две тысячи дукатов сверх
задатка, который вы у меня... Турецкие часовые караулят
помещение снаружи, а наши матросы -- изнутри. Они вооружены.
-- Сколько их там?
-- Трое.
-- Плохо! Но все равно, идемте. На месте решим, что делать
для ее спасения. Смотрите, друзья, кажется, Константин вышел в
море. Значит, через час он будет уже около Кючюк-Чекмедже, в
Тихой бухте.
Еле различимый силуэт греческого паруса смутно обрисовался
на воде. Он был еще у самого берега. В ночном безмолвии каждый
звук доносился с моря так ясно, будто он раздавался здесь,
совсем рядом, в темных кустах при дороге. Скрипнул блок... А
вот чьи-то осторожные руки укладывают на деревянной корме
якорную цепь...
-- Эй, вы там, райи на лодке! -- раздался с берега ленивый
и грубый оклик. -- Фирман у вас есть на ночной выход в море?
-- Разумеется, есть, аскер-ага! -- отвечает спокойный
голос Константина Варгаса. -- Наш фирман подписан новым
начальником санджака Чаталджи, эффенди Дели-Хасаном. Может
быть, вы соизволите взглянуть? Но тогда я должен снова пристать
к берегу, а это сулит неудачу в ловле!
-- Ты один там, на лодке?
-- Со мной здешний мальчик, ага.
-- Куда пойдете ловить?
-- В Бююк-Чекмедже, ага! Утром вернемся с уловом.
-- проваливайте!
В заднем кабинете канцелярии спала на ковре итальянская
пленница. В передней комнате остервенело резались в карты трое
матросов. Тут же дремал личный писец забита, старый турок
Сулейман. Ему хотелось по-настоящему уснуть, страшно надоели
гяурские рожи, их галдеж и отвратительная ругань во время игры.
Уж не забыл ли сардар о пленнице? Нет, конечно, нет!
Просто он мудр и не желает выказывать нетерпения, чтобы эти
гяуры умерили свою наглость. Впрочем, правду говоря, их
маленькая Ева действительно и молода, и недурна собою. Три
тысячи дукатов? Гм? Что ж, пожалуй... Старик уже несколько раз
выходил наружу и со скуки вступал в беседу со сторожем,
охраняющим, как всегда, канцелярию. Времени уже -- половина
четвертого. Скоро рассвет.
Но вот сторожа кто-то окликает. В сенях слышатся шаги. А,
это Метью Глен! Значит, он от самого забита. Может быть, Еву
поведут сейчас показать новому владельцу? Беда в одном: она еще
не поняла, кажется, своего положения и может расплакаться,
когда поймет. Забит этого не любит!
-- Селям алейкум, эффенди Глен! Не жалует ли следом сам
сардар? Но что случилось с вами, эффенди? Вы сильно утомились
или вас посетила печаль? Кого вы привели сюда?
-- Алейкум селям, Сулейман-ата! -- упавшим голосом
отвечает Метью Глен. -- Со мною двое слуг сардара, пусть
посидят в сенях. У меня дурные вести, Сулейман. Оказывается, мы
напрасно старались для вашего забита. Али-Магомет отказывается
от пленницы. Мы увезем ее назад в Стамбул. Сейчас и отчалим.
Матросы бросили игру. Никто из них не обратил внимания на
странную возню в сенях -- так удивила матросов и старого
Сулеймана новость, сообщенная Метью Гленом. А в эти самые
минуты Василий Баранщиков успел оглушить и накрепко связать
сторожа-турка. С кляпом во рту тот остался лежать под крыльцом.
Если бы в этот миг работорговцы с "Валетты" догадались
посмотреть в окно, они увидели бы за слюдой окошка пистолетное
дуло: это Николо Зуриди держал на прицеле Метью Глена. Но
матросов интересовала сейчас только неудавшаяся сделка с
заказчиком. По-турецки они понимали плохо.
Один из них крикнул Глену:
-- О чем ты болтаешь старому идолу, Метью? Твой заказчик
отказывается? Или я неверно понял твою тарабарщину?
-- Да, ребята. Он отказывается. Говорит, берите назад.
-- Как же так? А... задаток в тысячу дукатов? Ты вернул
их, что ли?
-- Пока они у меня. Я сказал, что мы подождем с отъездом
до завтра. Может быть, он передумает?
Матрос, по прозвищу Бобби-постник, стукнул по столику так,
что в соседнем помещении проснулась Ева.
-- Какого черта нам торчать здесь до завтра? Где золото?
Меть Глен хлопнул по кожаному кошельку у пояса. Мелодичный
звон произвел на всю компанию действие магическое. Матросы
вскочили с мест, готовые немедленно покинуть канцелярию. Писец
отлично усвоил ситуацию и запротестовал решительно:
-- Я не позволю увести пленницу, пока золото не будет
возвращено сардару! Назад от ее дверей! Эй, сторож, слуги!
Сюда! Держите гяуров!
Выкрикнув эти слова, старик вскочил со своего места и
заслонил собою дверь в кабинет. В ту же минуту из сеней в
комнату шагнули два рослых незнакомца с пистолетами.
-- Ребята! -- тихо проговорил Метью Глен по-английски. --
Это вовсе не слуги забита, а мои друзья, греки. Неужели вы не
управитесь с одним старым турком? Сверните ему побыстрее шею,
хватайте девочку и -- путь свободен!
Схватка была короткой. С ножом под сердцем старый Сулейман
рухнул на порог кабинета. Дверь распахнулась. Полураздетая Ева
сидела на ковре, в ужасе взирая на потасовку. Матросы
подхватили ее и кинулись к пристани. Сзади бежали Николо Зуриди
и Василий Баранщиков; за спинами у них болтались мешки. От
канцелярии до пристани было не более пятисот шагов. Шлюпка с
надписью "Валетта" колыхалась на волнах, привязанная к причалу.
Прибоя почти не было. Весла с уключинами валялись на песке,
брошенный тут матросами накануне.
У самого берега беглецы умерили шаг. На пристани дежурит
часовой! Но, на счастье беглецов, окрика не последовало:
часовой мирно храпел, убаюканный шелестом волн. Через три
минуты шлюпка с семью людьми уже отдалилась от берега. Теперь
на каждом весле сидело по отличному гребцу. Николо и Василий
поместились на задней банке. Еву, дрожащую от страха и холода,
положили на корме, укрыв пледом.
-- Теперь, ребята, слушайте, что я вам скажу! -- шепотом
заговорил Метью Глен. -- Если мы пойдем на этой шлюпке в
