уклоняются от переговоров. Доктор Грейсвелл недоумевал, почему
его не посылают освидетельствовать предполагаемых больных на
острове, но мистер Мортон объяснил, что островитян, по-видимому,
много; показываются они только в масках, настроены воинственно и
враждебно, хорошо вооружены и хотят занять пролив, чтобы
отрезать кораблю отступление в открытое море.
Много толков среди пассажиров и команды вызвал ночной крик
женщины на корабле. Леди Стенфорд объяснила, что кричала ее
горничная Бетси от страха перед леди Эмили Райленд, у которой
открылось внезапное буйное помешательство. Все объясняли эту
неожиданную болезнь молодой виконтессы волнением и страшными
рассказами о злобных прокаженных на острове. Передавали, что в
припадке безумия леди Эмили ночью выбежала из каюты и
набросилась с ножом на Каррачиолу и Бетси; с помощью других
пассажиров они лишь с трудом надели на Эмили смирительную
рубашку. Днем удрученный мистер Райленд рассказал Брентлею, что
припадки не повторялись, но из предосторожности больную
приходится держать в запертой каюте, где при ней безотлучно
находятся негр Сэм, Ричард Томпсон и Камилла.
На самом деле и Ричард, и негр, и француженка-горничная,
арестованные еще на рассвете в своих постелях, сидели взаперти в
темных чуланах на корабле, менее страшных и глухих, чем нижний
трюмный карцер, но все же весьма похожих на тюремные камеры.
Ни один из арестованных не знал, чему приписать свое внезапное
заключение; негр и Камилла с беспокойством вспоминали о тайных
событиях в ченсфильдской роще, а Ричард догадывался, что Эмили
"вышла из повиновения" и начала бунт, пресеченный пиратом
решительными и бесчеловечными мерами. Днем мулат Рой принес пищу
затворникам. Разумеется, и от него Ричард ничего не смог
добиться.
Вечером начался сильный прилив. Пришлось даже потравить
якорные цепи, ибо судно заметно поднималось. Полоска берега
вновь сузилась до тоненькой ниточки желтого песка. Стояла
тягостная влажная жара. Вдали сильнее задымил кратер огнедышащей
горы, и дважды пассажиры "Ориона" слышали слабый подземный гул.
Окликнув на палубе Каррачиолу, Грелли велел ему спуститься в
трюм.
- Приготовь все, что я велел, и позови Оге, - сказал он тихо.
- Когда все будет готово, возвращайся сам на палубу и наблюдай
за берегом. Я припугну гордячку.
Вместе с Оге хозяин "Ориона" спустился в чрево корабля, в
карцер. Фонарь в руках Грелли осветил широко раскрытые, полные
отчаяния глаза узницы. Она сидела на пледе, подобрав под юбку
ноги.
- Я пришел предложить тебе свободу, - сказал судовладелец. -
Напиши островитянину о своем положении, проси спасти тебя. Твоя
судьба в его руках. Вот чернильница, перо и бумага. Пиши ему всю
правду. Пощады тебе не будет.
Когда Грелли протянул девушке бумагу, перо и ее любимую
чернильницу, подарок покойной матери, Эмили страшным напряжением
воли уняла дрожь, сотрясавшую ее тело, и взяла поданные ей
предметы. Потом, зажмурившись, она изо всей силы швырнула
фарфоровую чернильницу под ноги своему мучителю. Маленький сосуд
разлетелся вдребезги. Грелли от ярости зарычал:
- В кандалы ее, Оге!
Гигант поднял кандалы с пола. Грубые железные кольца охватили
запястья и щиколотки девушки. Датчанин заклепал молотом эти
кольца-браслеты. Цепи были так тяжелы, что Эмили почти лишилась
возможности двигаться в них.
- Дай мне плеть!
Крик ужаса бессильно замер в этом глухом, как монастырское
подземелье, колодце.
Грелли замахнулся плетью, но в этот миг чьи-то шаги загремели
на железных ступеньках люка.
- Хозяин! - раздался голос Каррачиолы. - На берегу горит
большой костер.
Когда шлюпка, присланная с корабля, приняла на борт охотника в
фуфайке, оба других островитянина осторожно вышли из прибрежных
кустов.
- Отсюда, с этой отмели, до корабля будет не более четверти
мили. Придется добираться вплавь. Направление - на кормовой
фонарь. Эх, Педро, жаль, что у нас нет пистолетов! Придется
воевать без пороху! Крокодилов, должно быть, разогнали пушки
"Ориона", а от акул будем обороняться ножами. Ну, бородатый
мальчик, с богом!
Два человека бесшумно вошли в воду. Прилив достиг полной силы.
Пройдя покрытую водой полосу песка и очутившись наконец по грудь
в молочно-теплой воде они пустились вплавь.
Педро был до пояса обнажен, Бернардито плыл в черной рубашке.
У обоих за поясом были кинжалы. Они плыли ровно, рядом, ни разу
не плеснув и не поднимая брызг.
- Отдохнем, - сказал Бернардито на середине пути и
перевернулся на спину. - Старайся разглядеть, где часовые на
борту. Мистер Фред уже на корабле, и шлюпка осталась у носового
трапа. Ее мы и должны захватить. Главное - бесшумно подняться на
корабль. Ага, пошел дождь! Нам это на руку: должно быть, святой
Христофор заботится о нас. Акул тоже не видно. Вперед, Педро!
До корабля оставалось не более ста ярдов. Теплый летний дождь
полил сильнее, поверхность бухты покрылась частой рябью и
пузырьками.
- Часового я вижу над носовым трапом. - Второй - на корме, -
шепнул Педро.
Пловцы достигли освещенного фонарями пространства у бортов
судна. Только под самой кормой падала на воду черная тень.
Бернардито поправил пояс с кинжалом, набрал воздуха в легкие и
кивнул. По этому знаку оба исчезли и вскоре вынырнули в полосе
тени.
Отдышавшись, Бернардито указал своему спутнику на левую
якорную цепь, а сам приблизился к правой. Их осторожные,
удивительно слаженные движения могли бы со стороны показаться
упражнениями цирковых гимнастов. На правую цепь, за которую
ухватился Бернардито, падала тень шлюпки, подвешенной на
кормовых шлюпбалках. Одноглазый пловец услышал сквозь плеск
дождя, что левая цепь тихонько заколебалась. Темная фигура Педро
уже взбиралась на корабль. Бернардито подтянулся на руках и тоже
стал карабкаться наверх.
Когда он достиг борта, почти рядом с ним вспыхнул огонек. У
самого борта, прислонив ружье к стенке, часовой спокойно
раскуривал трубку. Бернардито узнал его сразу. Это был мулат
Энрико Рой, некогда прислуживавший Грелли на "Черной стреле".
Одним прыжком Бернардито очутился на палубе. В слабом свете,
падавшем из занавешенного окна чьей-то каюты, перед Роем
предстала фигура его прежнего грозного капитана, с мокрой
бородой и длинными волосами, спадающими до плеч, с черной
повязкой на лице. Единственный глаз этого привидения сверкал,
как уголь, а в руке матово серебрился кинжал. Рой попятился от
страшного призрака, вынырнувшего из морских недр, но в тот же
миг сильные пальцы Педро схватили мулата сзади и сдавили ему
горло.
- Стой, отпусти его, Педро! Энрико Рой, ты всегда был плохим
матросом и негодным часовым. Не вздумай кричать, или тебя
задушат на месте. Повинуйся мне беспрекословно. Показывай, где
сын Джакомо Грелли. Веди нас к его каюте. Педро, держи его
крепче, я пойду сзади вас. Вперед!
Шатаясь под тяжестью руки, державшей его за шиворот, Рой,
согнувшись, заковылял в носовую часть. За ними крался
Бернардито, держа ружье мулата наготове.
Два окна большой каюты пропускали на палубу сильный свет
через щели бархатных штор. До слуха Бернардито долетели из этой
каюты голоса мистера Фреда и Грелли. В каюте двигалась тени
нескольких человек. В этот миг где-то во внутренних помещениях
судна захлопали двери, послышались голоса и шаги, словно только
что окончился какой-то прием или совещание, с которого много
людей расходились по кораблю. Нужно было спешить! Нагнувшись,
все трое проскользнули через освещенную полосу и остановились
под окном с закрытой створкой жалюзи. За окном было тихо, свет в
каюте погашен.
- Кто находится при ребенке?
- Доротея, кормилица.
- Постучи и скажи, чтобы она открыла окно.
Рой повиновался. За окном послышался шорох. Женский голос
спрашивал, кто стучит. Бернардито прижал острие клинка к животу
мулата. Тот отозвался на голос женщины, и задвижка окна щелкнула.
- Педро, прыгай внутрь и делай все быстро, - шепнул одноглазый
своему спутнику.
Женщина выглянула из окна, придерживая воротник сорочки. На
одно мгновение взгляд ее упал на лицо Бернардито, и в глазах
женщины мелькнул испуг, но Педро уже зажал ей рот и мгновенно
вскочил в каюту. Шум борьбы раздавался там недолго. Послышался
треск разрываемой простыни, потом всхлипнул ребенок, и все
стихло. Педро показался из окна с большим свертком в руках.
Бернардито принял сверток на руки, и в этот миг Рой сделал
порывистое движение в сторону. Он не успел пробежать и двух
шагов, как Педро догнал его и взмахнул ножом. Мулат упал, даже
не застонав.
- Теперь - на другой борт, к трапу! Иди вперед, оглуши
часового. Быстрей!
Со свертком в руках Бернардито остался в тени носовой шлюпки.
Внутри мягкого узла что-то шевелилось и кряхтело.
Фигура часового неподвижно темнела у борта. Вдруг он резко
качнулся назад. Раздался короткий вопль и сильный всплеск.
Бернардито кинулся вперед. У трапа Педро уже снимал швартов,
удерживающий шлюпку. Едва Бернардито успел прыгнуть вниз и
сложить свой большой сверток на носу лодки, как Педро с силой
оттолкнул ее от трапа. Бернардито подхватил из рук Педро второе
ружье, еще потное от рук только что державшего его часового, и
две пары весел без плеска опустились на воду.
В нарядной каюте Грелли горели все свечи в стенных и
настольных шандалах. Каюта была полна людьми. Последней вошла
леди Стенфорд, блистающая изысканным нарядом и осыпанная
бриллиантами от макушки волос до пряжки на шелковых туфельках. У
стола стоял хозяин корабля и высокий мужчина, свежевыбритый и
одетый в кафтан из гардероба Ричарда Томпсона. Отсутствовала
только леди Эмили Райленд. Хозяин жестом попросил тишины.
- Господа! - сказал он. - Кажется, мы все в сборе. Капитан
Брентлей, удостоверяете ли вы, что этот человек и есть тот самый
островитянин, которого в мае этого года вы видели здесь, на этой
земле?
- Да, мистер Райленд, это именно он.
- Отлично. Ваше имя, сэр?
- Вам оно известно.
Грелли нахмурился:
- Простите, но мы условились, что вы будете давать в
присутствии этих леди и джентльменов только ясные и
недвусмысленные ответы. Итак, ваше имя?
- Альфред Мюррей.
- Вы англичанин?
- Я уроженец штата Виргиния в Северной Америке.
- Ваши занятия?
- Бывший хлопковый плантатор и купец.
- У вас имеется на родине какое-нибудь имущество?
- Я лишился его.
- Можно ли узнать, по какой причине?
- После неурожая я продал плантацию с намерением поискать
счастья в других землях. Французское судно "Иль де Франс", на
котором я, посетив сначала Индию, плыл с товарами в Европу,
разбилось на подводных рифах в ста милях от этого острова. Из
всех людей на корабле спасся я один. Течением меня прибило к
этому острову.
- Когда это произошло?
- Пять лет назад, в 1767 году.
Ричард Томпсон слушал островитянина с напряженным вниманием.
Из своего заточения в карцере он был освобожден за час до этого
собрания и едва успел привести в порядок собственный туалет, а
также снабдить и островитянина приличествующим случаю костюмом.
- Разрешите мне задать вопрос господину островитянину, -
обратился он к режиссеру комедии, которая с такой гладкостью
разыгрывалась перед слушателями. - Каким образом, мистер Мюррей,
состоялось ваше знакомство с мисс Гар... ныне леди Райленд?
- Господа, - остановил глава экспедиции островитянина, уже
собравшегося ответить адвокату, - сейчас я беседую с господином
Мюрреем не как частное лицо, а как губернатор острова. Впрочем,
поскольку вопрос уже задан, потрудитесь ответить господину
адвокату.
Мистер Альфред Мюррей встретил направленный на него в упор
взгляд Ричарда Томпсона. Мюррей помолчал, посмотрел на Грелли, а
затем поднял глаза на небольшой портрет, висевший на стене и
изображавший леди Эмили с розой в волосах. Не отрываясь от
портрета, он заговорил ровным, заученным голосом:
- Леди Эмили я встретил на корабле, когда она возвращалась из
Европы в Индию к своему отцу. Затем мы поддерживали наше
