Джузеппе разыграли мимическую сцену, повторив в точности все
подробности прихода чиновника и хозяина в комнату, где
четырнадцать лет назад тихонько сидели нянька и мальчик. Эта
театрализованная страничка из биографии владельца отеля
произвела на него должное впечатление. Подобно синьору Молетти,
он принялся обвинять своего сообщника, выгораживая себя самого.
Но выражение лиц "знатных путешественников" побудило владельца
взмолиться о пощаде и смиренно отправиться за деньгами. Однако
смирение его оказалось притворным; несмотря на конвой в лице
Джузеппе Лорано, хозяин попытался условным сигналом послать
слугу за полицией. Слуга был тотчас схвачен за шиворот и
водворен в чулан, а хозяина, воображавшего до последней минуты,
что вот-вот появится полиция и отберет у бандитов полученные ими
деньги, Джакомо собственноручно повесил на ламповом крюке
посреди номера.
Через несколько дней какой-то высокий горбоносый человек
посетил в окрестностях Ливорно францисканский приют святой
Маддалены. Однако, узнав от дряхлого привратника, что падре
каноник скоропостижно скончался от несварения желудка, гость
повернулся и с миром покинул обитель.
...Очень скоро от Ломбардии до Сицилии разнеслись слухи о
шайке бандитов, неуловимых и беспощадных. Они внезапно
появлялись среди белого дня в самых неожиданных местах и
исчезали бесследно. Только окрестности Сорренто были избавлены
от набегов.
Изредка, по ночам, Джакомо появлялся в рыбачьем домике, и юная
красавица Доротея Ченни, к зависти подруг, стала одеваться, как
маленькая принцесса. Когда Дороти призналась матери в своей
любви к "бандито Джакомо", Анжелика перекрестила дочь и целый
вечер простояла на коленях перед ликом пречистой девы.
...Более двух лет шайка Джакомо, состоявшая всего из трех
связанных многолетней дружбой мужчин, безнаказанно
бесчинствовала по Италии и южной Франции, но наконец рота
королевских егерей прижала бандитов к берегу в одном из заливов
Сицилии. У трех друзей кончились заряды, и не было иного выхода,
как прыжок в море с обрывистой скалы. Стрелки, взяв скалу в
железное кольцо, уже вышли к берегу. Участь бандитов, казалось,
была решена.
В это время в заливе появилась длинная шхуна с грязными
бортами и черной тряпкой на гафеле вместо флага. Человек с
повязкой на глазу стоял на мостике. Когда шхуна подошла ближе к
берегу, ее капитан увидел, как три гибких тела "ласточкиным
прыжком" слетели с утеса в воду и быстро поплыли по направлению
к судну. С берега и от подножия утеса затрещали частые выстрелы,
и всплески воды возникли вокруг голов плывущих; однако всем
троим удалось благополучно достичь шхуны. Судно приняло их на
борт, развернулось и, поставив паруса, ушло в синеву Тирренского
моря, увозя свое ценное приобретение...
Все трое оказались бывалыми моряками, и капитан Бернардито
Луис вскоре сделал Джакомо Грелли своим помощником, Джузеппе
Лорано - штурманом, а Вудро Крейга - боцманом "Черной стрелы".
Три года крейсировал Бернардито в Средиземном море, а затем, с
трудом проскочив Гибралтар, ушел в индийские воды.
И вот наступила ночь на 19 апреля 1768 года, когда пиратская
шхуна овладела бригантиной "Офейра". На рассвете пали последние
защитники бригантины; в каюту Грелли на "Черной стреле" была
отнесена бесчувственная Эмили и отведен полумертвый от страха
Мортон. Тело тяжело раненного защитника Эмили, сэра Фредрика
Райленда, осталось на "Офейре", рядом с трупом старого мистера
Натаниэля Гарди.
...Грелли, шатаясь, вышел вслед за пиратами. На мокрой палубе
он ухватился за леерную стойку и оглядел горизонт. С севера
надвигалась черная стена урагана. Ветер уже рвал снасти, и
страшный ливень низвергался на крыши палубных надстроек
бригантины. Швартовы удерживали ее у борта пиратской шхуны. Со
шхуны на бригантину был уже перекинут узкий трапик.
В море, всего на расстоянии мили, виднелся французский корвет.
На нем спешно убирали последние паруса...
...Было уже часов восемь утра, но ураганный шторм скрыл небеса
и воды. Две стихии, воздух и океан, смешались в одну. Ничего
нельзя было различить, все слилось в один сплошной гребень
взвихренной волны.
Связанные друг с другом суда, бригантину "Офейра" и шхуну
"Черная стрела", закружило и понесло, как яичные скорлупки в
водопаде. Люди задыхались: дышать стало нечем, ветер был плотнее
воды. Он не сметал, а сдвигал предметы, точно наступающая стена.
Три мачты "Черной стрелы" обрушились на "Офейру", сломав ее
палубные надстройки и спутав такелаж и рангоут обоих кораблей в
беспорядочный узел. Палубная команда, попытавшаяся было
разъединить корабли, была смыта за борт исполинской волной; она
обрушилась на оба судна с такой высоты, что на несколько
мгновений погребла в пучине и шхуну и бригантину. Но жалкие
скорлупки с забившимися в их недра живыми существами вынырнули
на поверхность. Больше никто не пытался открывать люки, и
суденышки оказались полностью предоставленными ветру и волнам.
Когда вихрь налетел, Грелли упал на палубе "Офейры". Ползком
он добрался до люка и задраил его над своей головой в тот
момент, когда на бригантину обрушились мачты "Черной стрелы".
Джакомо, закрыв люк, оказался в полной темноте. От внезапного
толчка он полетел куда-то в сторону, ударился головой о бимс и
потерял сознание.
Но вот дрожь и скрежет всех частей корабля ослабели, и судно
стало раскачиваться, как в обычную штормовую качку. Грелли,
стряхнув вялость и оцепенение, поднялся на ноги. Двигался он с
трудом, как тяжелобольной.
Внезапно рядом раздался не очень громкий, но для уха бывалого
моряка поистине зловещий звук. Пол под ногами Грелли снова стал
уходить и поднялся вертикально. Послышался шум и плеск воды.
Джакомо опять покатился было в угол, но ухватился за трап,
нащупал люк, распахнул его и очутился на палубе.
Был вечер 20 апреля. Море волновалось, но ураган уже пронесся
дальше, швырнув под конец корабли на подводный риф. Корпус
"Офейры" уцелел, а "Черная стрела" оказалась насыкенной на
подводную скалу, как цыпленок на вертел. Но и на "Офейре" дела
обстояли плохо. Расшатанные внутренние переборки сдали, вода,
набравшаяся в трюм, устремилась при наклоне в кормовую часть, и
бригантина, давшая сильную осадку на корму, затонула бы, если бы
спутанный такелаж не удержал ее у борта застрявшей на рифе шхуны.
На "Черной стреле" тоже начали показываться люди. Бернардито
Луис, перегнувшись через борт, спросил у Грелли, в каком
положении "Офейра". Грелли ответил односложно и стал
рассматривать горизонт. Далеко, в шестидесяти - восьмидесяти
милях, чуть виднелся горный пик, похожий на узкое темное облако.
Вокруг кораблей летали буревестники и чайки. Близость суши
ободрила пиратских главарей.
Положение "Черной стрелы" было безнадежно. Бернардито собрал
команду и объявил ей свое решение: перегрузить все имущество на
"Офейру" и попытаться на бригантине достичь земли, виднеющейся
на горизонте.
Пираты выбили дно из бочонка с вином, подкрепились ветчиной и
черствыми сухарями, а затем принялись откачивать воду из трюмов
"Офейры". Грузы они перетащили в носовую часть бригантины,
выровняли дифферент [разность осадки носа и кормы корабля],
соорудили мачту и, свалив за борт
сломанные мачты "Черной стрелы", разрубили спутанный такелаж.
Теперь лишь узкий трап и два швартова служили для сообщения
между судами.
Команда шхуны перетащила свои пожитки на "Офейру", и
Бернардито, сопровождаемый Педро, последний раз пошел в обход по
своему старому кораблю...
Пока наверху шли спасательные работы, матросы Рыжий Пью и
Питер Жирный, прославившийся способностью выпивать без передышки
ведро пива, заглянули в каюту Грелли на опустевшей шхуне.
Молодая девушка лежала на низкой тахте, устланной грязным
ковром; рядом, на полу, скорчился Томас Мортон.
Питер схватил Мортона за шиворот и встряхнул его так, что ноги
калькуттского атерни на миг оторвались от пола. Затем, вытолкнув
пинком Мортона из каюты, Питер подсел к девушке.
- Стой, жирный олух, - предостерег Пью своего товарища, - это
добыча Леопарда.
- Мне наплевать на Леопарда, - проворчал Питер, которому
остаток вина в бочонке придал необычайную храбрость. - А пока не
мешай мне, Пью, полюбезничать с красоткой...
Неизвестно, что произошло бы дальше с девушкой, если бы сам
грозный Бернардито не вошел в каюту. Рыжий Пью заметил знакомый
ему кожаный мешочек, прицепленный к поясу капитана, и почел за
благо убраться из поля зрения Бернардито. Жирный Питер вскочил с чрезвычайной
быстротой, весьма удивительной при размерах его туловища.
Бернардито еще не видел пленницы и теперь вперил в нее свой
сверлящий взгляд. Эмили невольно поднялась, почувствовав
непреклонную волю и властность стоящего перед нею человека.
- Идите за мною, - приказал пират и повернулся к двери.
Девушка сделала шаг вперед и пошатнулась. Педро, по знаку
начальника, подхватил ее, как былинку, и понес вслед за
капитаном.
Тем временем пираты на "Офейре" уже успели сбросить за борт
тело мистера Натаниэля Гарди. В ту минуту, когда Педро, держа
Эмили на руках, ступил на палубу бригантины, боцман Боб Акула и
Леопард Грелли уже раскачивали над бортом бесчувственное тело
сэра Фредрика Райленда. Эмили рванулась из рук Педро и кинулась
к своему жениху. Пираты, державшие тело, опустили его на палубу.
Упав к нему на грудь, Эмили различила слабое биение сердца.
- Он жив! - закричала она.
И Бернардито, хмуро взглянув на Леопарда, велел оттащить
раненого на корму. Превозмогая страшную слабость, озноб и
головную боль, Эмили устроила больному постель и перевязала
сквозную, запекшуюся рану под правой ключицей.
"Офейра" уже шла под двумя парусами к видневшейся земле;
почернелый остов покинутой шхуны остался далеко позади.
Более суток добирались пираты до безымянного острова.
Наступила ночь на 21 апреля. Судно обогнуло остров с запада.
Среди скал и утесов не удалось обнаружить бухту, удобную для
стоянки корабля. Прилив достиг наивысшего уровня, когда
Бернардито приметил песчаную косу в северной части острова и
решил посадить "Офейру" на мель, чтобы с отливом обнажить ее
днище, дававшее сильную течь, и подготовить корабль к
дальнейшему плаванию.
Грелли позвал Мортона в нижнюю каюту и потребовал бумаги,
которые стряпчий держал при себе. Углубившись в эти документы
весьма пристально, Джакомо время от времени задавал Мортону
отрывистые вопросы, требуя дополнительных сведений о Райленде и
мисс Гарди. В голове пирата стал складываться смелый план...
Грелли так задумался, что не слышал, как пираты подвели
"Офейру" к берегу. Выйдя на палубу, он увидел в свете заходящей
луны высокие прибрежные скалы, а под бушпритом - неширокую
песчаную косу между двумя утесами. Волны прибоя с однообразным
шелестом набегали на песок.
Отлив уже начался. Матросы вбили колья в песок и вынесли два
якоря. Зачаленная бригантина постепенно, с отходом воды,
валилась на правый борт, обнажая поврежденное днище, и скоро
целиком оказалась на отмели. Грелли не нашел на палубе ни
девушки, ни раненого. Он заглянул в окно капитанской рубки. На
койке в беспамятстве лежал мистер Райленд; Эмили спала в кресле,
уткнув раскрасневшееся от лихорадки лицо в подушку. Она была
явна больна. На полу расположился Мортон.
Капитан Бернардито, стоя на песке, осматривал судно. Шлюпка с
двумя гребцами ожидала капитана, собравшегося обследовать
побережье.
- Синьор Джакомо! - крикнул Бернардито. - Посудина требует
починки. Едва ли нам удастся скоро убраться с этого острова. Я
поищу более надежную стоянку; на отмели волны разобьют
бригантину при первом шторме. Перенесите пока ценные грузы на
берег и спрячьте их среди скал.
Бернардито сел в шлюпку и пустился вдоль побережья. Грелли
поднял на ноги десятка два пиратов и выбрал небольшую расселину
среди скал. Пираты перетащили туда ящики со слитками серебра,
самоцветными камнями, с шелками и прочими товарами из трюмов
