- Оторвать ей собачьи головы! - кипятится Зализный Феникс.
- Не поможет, новые отрастут, - протирает пенсне военмор Бронштейн. -
Слышал, что Мичурин сказал? Он, говорит, не в курсе генетической
рекомбинации.
- Тогда фитиль ей под хвост! - кипятится Овсей Антоненко,
замкомпоморде (заместитель командира по морским делам).
- Вот вы и займитесь.
- А где тот чудесный нацмен? - вдруг вспоминает экономист Н.Ильин. -
Что-то с памятью моей стало - опять фамилию забыл.
- В Разливе шампанских вин, - злорадно отвечает военмор Бронштейн,
лучший враг Нацмена.
- А что он там делает в такое ответственное время?
- Пишет "Краткий курс истории Такой партии".
- Нашел время! А послать за ним связного!
Сказано - сделано. Посылают мальчика, Соцреализма-богатыря, тот
плывет под разведенными мостами вне подозрений у псов-сатрапов - что с
босяка возьмешь? - приплывает ночью в Разлив, находит наощупь шалаш,
расталкивает Чудесного Нацмена и доставляет того, полусонного, в Дом на
Набережной.
- Вот он! - говорит Соцреализм.
12. ПЛАН ВОССТАНИЯ
- Спасибо, мальчик, возьми конфетку, - обрадовался экономист Н.Ильин,
отвел Нацмена в уголок и тихо сказал, чтоб никто не слышал: - Никто ни
хрена не умеет, никто ни за что не отвечает. Говорим много, а дела - с
гулькин хрен. Вас-то, батенька, нам и не хватает.
- А что, собствэнно, нужно дэлать? - зевая, спрашивает Чудесный
Нацмен со своим знаменитым восточным акцентом. - Извините, не выспался,
всю ночь камни ворочал, ставил вопросы ребром.
- Вот! Вот, вот, вот! Главная, архиважнейшая сегодня работа: ставить
вопросы ребром! Да вы спите, спите... А работу делайте на ходу. Скипидару
Чудищу под хвост - как вы думаете?
- Уже заготовлено десять бочек скипидару. Будет нужно - еще достанем.
- Спасибо, голубчик! Смолы бы ему горячей в глотку - как по-вашему?
- Вагон смолы на подходе.
- Пять с плюсом! А вы, дурочка, боялись - не выспался, говорит, не
справлюсь!
- Но это еще не все, - отвечает Чудесный Нацмен и подходит с красным
карандашом к земному глобусу. - Вот Парадный Подъезд... А вот Черный
Ход... Надо бросить на штурм Зимнего логова батальон беспризорников. Вот
тут... и тут...
- Стратег! Суворов! - восклицает экономист Н.Ильин и обращается к
притихшим богатырям: - Вот кому карты профессора Фридриксонна в руки!
Хитро прищурился и уточнил:
- После моей смерти, конечно.
13. ОТРЕЧЕНИЕ
И не выдержали нервы у Чудища Лаяйющего. Услышало (да недослышало)
оно про "мильен беспризорников", потеряло ориентацию, начались у него
нервный тик и дрожь в коленках. Выползло Чудище из своей Могилевской
ставки и сказало сквозь зубы во множественном числе о самом себе:
- МЫ, - говорит, - ОТРЕКАЕМСЯ. Даруем народу земли, фабрики и
свободу. Нате вам, подавитесь. Берите - сколько возьмете и унесете.
Смотрите только, не протяните ноги.
Слова не совсем исторические, но смысл подлинный, близкий к тексту.
И пока народ ликовал, ловил псов-сатрапов, хватал дарованное и
растаскивал по домам несъедобные землю, свободу и фабрики, Чудище Стозевое
притворилось шлангом, бросилось со шпиля Морского Пароходства на булыжную
мостовую и, как в сказке, преобразилось в многочисленных чудищ-юдищ число
не менее полу-роты лейб-гвардии Преображенского полка. Под покровом ночи
эти пресловутые лейб-гвардейцы сбрили усы, повязались белыми косынками с
красными крестами международных сестер милосердия, загрузили всея-русский
хлеб, чай, масло, мясо и яйца в грузовики "руссо-балт", и огородами,
огородами бежали из Санкт-Питербурха в Таврию, а оттуда пароходами,
пароходами эмигрировали в заморские страны: каждой Лаяйющей Голове - по
пароходу, на каждом пароходе - по Зеваяйющей Голове.
Занялись они в тех странах коммерцией и писанием мемуаров, такси
водили, в цирке выступали, груши околачивали, все пропили-проели,
переженились на француженках и ассимилировались там навсегда.
14. СВЕРШИЛОСЬ!
Радости было!
Первым делом батальон беспризорных рабочих, крестьянских и солдатских
депутатов перелез через чугунные Царь-Ворота Парадного Подъезда и ворвался
в Зимнее Логово. Дали сторожу в ухо, отобрали берданку, повязали
псов-сатрапов, нагадили в античные вазы, подтерлись персидскими коврами и
принялись палить из берданки в хрустальные люстры и в китайский
фарфор-фаянс.
Народ же на улицах опять кричал "Ура!", выбрасывал собственные шапки
вверх, плясал гопака и "яблочко" и с воинскими почестями хоронил пятерых
повешенных, развешивая вместо них на фонарях псов-сатрапов.
Палача же Леонарда Андреева опять нигде не нашли - он сидел в
шаляпинской уборной во МХАТе и жаловался первому народному артисту
республики:
- Не могу уснуть, - жаловался мертвецки пьяный Леонард Андреев. -
Только усну - являются!
- Кто является? - спрашивал первый народный артист, прочищая перед
спектаклем горло добрым глотком горилки.
- Пятеро повешенных. Стоят и в глазах двоятся. Что там за шум на
майдане коло бани?
- Революция идет. Ты б еще водки выпил, да повешенным налил, да стул
бы им предложил. Глядишь, посидят, посидят и уйдут, - советовал народный
артист и напевал, входя в роль царя Бориса:
"И мальчики
кровавые
в глазах..."
Значит, висят псы-сатрапы на Кронверкском валу, ботинками качают, а
посередке - сам фон Бункер-Бунд, личный кредитор Саши Пушкина, одолживший
однажды поэту 60 тысяч рублей серебром, а тот возьми и подстрелись на
дуэли.
Свершилось, короче, то, о необходимости чего так долго говорил
экономист Н.Ильин:
- Свегшилось, когоче!
15. И НА ОБЛОМКАХ САМОВЛАСТЬЯ
Что дальше было: триумфальное шествие Совместной Власти, бразильская
фиеста и всенародный загул.
Все сразу надели красные ботинки и бантики. Шутки-прибаутки, смех и
веселье. Запрудили улицы, пили разливанное море шампанского из подвалов
Зимнего Логова.
А чем запивали? Спиртом из разгромленных складов Преображенского
полка.
А чем закусывали? Кто чем - кто сухарем, кто килькой в томате, а кто
и рукавом от бушлата; а вот первый народный артист республики - тот
закусывал горилку красной икрой и молочным поросеночком с хреном, вытирал
губы, выходил к рампе и пел: "Что день грядущий мне готовит?", тогда как
голодные бояре пили за царским столом пустую воду и грызли бутафорию - им
на сцене икра не положена.
Другие же в этот судьбоносный час отмечались на сцене Историй
аршинными буквами - на обломках самовластья писали собственные имена:
"ЗДЕСЬ БЫЛИ ДЖОН РИД С СУПРУГОЙ"
"МАТРОС ЖЕРЕБЕНКО + ШУРОЧКА КОЛЛОН-ТАЛЬ = Л."
"Я - КОТОВСКИЙ!"
"МЫ - ИЗ КРОНШТАДТА!"
А шофер Гулько Макар Егорьевич, у которого, как известно, не все
дома, подумал, подумал, окунул малярную кисть в свинцовые белила и
написал:
"ТАКИМ ВОТ МАКАРОМ"
16. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ИТОГИ
Всякое было в ту ночь.
Толпа беспризорников поймала зазевавшегося распузатого буржуя и в
научных целях в назидание потомкам заспиртовала этот превосходный
экземпляр эксплуататора вместе с цилиндром и енотовой шубой в громадном
стеклянном чане из-под квашенной капусты.
Потом: "Айда, братва, купаться в Разлив!"
Рванули в Петродворец, наполнили шампанским и спиртом петергофские
фонтаны и прыгали со статуи Самсона, раздирающего пасть льву, сначала в
шампанское, потом в спирт, из спирта - опять в шампанское. И Самсону
налили, и льву... Бедный лев, бедный Самсон... Плескались, плавали на
перегонки, ныряли - кто глубже. Приблизительно (---) тысяч граждан разных
сословий нырнуло (статистика закрыта в железном сейфе Энкавэдэ), из них
(---) тысяч не вынырнуло - только красные бантики всплыли клюквой в
шампанском, как сказал бы гений Север Игорянин, лютый враг Соцреализма.
Потом - салют с фейерверком. Знатный получился салют - палили с
броненосца "Потемкина" по Санкт-Питербурху изо всех бортовых орудий.
В результате:
в Северной Пальмире с пригородами погибло где-то (---) тысяч вонючих
мещан и вшивой интеллигенции, как сказал бы экономист Н.Ильин.
Дальнобойной морской артиллерией достали:
до Москвы - погибло около (---) тысяч представителей
махрово-реакционного духовенства;
до Киева - погибло (---) тысяч с лишним людишек мелко-буржуазной
психологии и продажного чиновничества;
до Одессы - погибло порядка (---) тысяч воров и обывателей;
до Новороссийска - погибло более (---) тысяч белого офицерья;
а один малохольный шальной снаряд залетел аж во Владивосток, где
разорвал на куски взвод японских интервентов - погибло 33 японца во главе
с офицером-самураем.
Других жертв и разрушений не отмечено. За государственную границу ни
один снаряд не перелетел, дипломатических нот и протестов ни от кого не
последовало - даже японский император из врожденной вежливости промолчал.
ИТОГО (кругом-бегом, без учета утонувших в спирту, не считая
повешенных псов-сатрапов, 33-х японских интервентов и одного
заспиртованного пузатого буржуя) ПОГИБЛА всего одна десятая часть
населения - плюс-минус, больше-меньше, туда-сюда - 0,1 (ноль целых, одна
десятая).
Не жалко.
Так что триумфальное шествие Совместной Власти прошло под сводный
духовой оркестр относительно бескровно и без посторонних эксцессов.
Наконец уснули.
А утром, проснувшись с похмелья, обнаружили на стене Дома на
Набережной первый декрет Совместной Власти об антиалкогольной перестройке:
все, как один, бросим пить, виноградники вырубить, спирт пустить на
протирку орудий средств производства для средств производства, а взамен
увеличить выпуск фруктовых соков по рецептам дедушки Мичурина.
Тут бы и сказке конец, да не тут-то было...
2. ЕГО УНИВЕРСИТЕТЫ
17. ВСЕ ВПЕРЕДИ ИЛИ ПЕСНЯ О БУРЕВЕСТНИКЕ
Тем же утром Максимильян Горькин взглянул на свой барометр, изменился
в лице, заплакал, выпил натощак четвертушку водки и, нажимая на свое
замечательное волжское "О", сказал сынишке Соцреализму, который уже
пописывал в Пролеткульте стишки:
- Гляди, сынОк, стрелку сОвсем зашкалилО, - сказал Буревестник. -
Буря, скоро грянет буря! Больно мне за нашу творческую интеллигенцию... А
ты уж совсем большой, экой вымахал! Иди-ка ты, парень, в люди. Чую,
недолго мне жить осталось - либо сам помру, либо врачи отравят, либо еще
как-нибудь... Кто за меня напишет новую "Войну и мир" - ума не приложу.
Оставляю тебе в наследство чистую амбарную книгу в десять тысяч страниц,
ничего у меня больше нет, окромя единственного костюма и вышиванной
тюбетейки. Вот тебе социальный заказ - напиши-ка ты в этой книге
нашенскую, пролетарскую "Войну и мир". Попробуй. Чтоб, понимаешь, война -
так уж настоящая, классовая война, а когда, понимаешь, мир - то чтоб
настоящий мир, а не Брестский, похабный. Живи по "Правде", понял? Пиши
правду, правду и только в "Правду". Компрене ву?
Предсказав, значит, плохую погоду и стихийные бедствия и оставив
внебрачному сыну в наследство пустую амбарную книгу и литературные советы,
популярный пролетарский писатель опять заплакал горькими слезами (очень уж
