поместье. Дворецкий вручит каждому указание, как туда добраться. Пусть
боец со штыком останется. Все остальные свободны, до свидания.
Охотники покинули комнату. Халл сказал:
- Штык - необычное оружие. Где вы научились владеть?
Блейн поколебался, потом ответил:
- В армии, с 1943 по 1945 год.
- Вы из прошлого?
Блейн кивнул.
- Интересно, - заметил Халл без особых признаков заинтересованности.
- Тогда, как мне кажется, это ваша первая охота?
- Да.
- Мне кажется, что вы неглупый человек. Думаю, у вас были собственные
причины, заставившие избрать такое небезопасное занятие и, к тому же, не
очень уважаемое?
- Мне нужны деньги, - сказал Блейн - и я не мог найти другой работы.
- Естественно, - согласился Халл, словно он знал это с самого начала.
- И вы решили пойти в охотники. Но это непростое занятие, и охотиться на
этого зверя, на Человека, может не каждый. Требуются особые умения, и не
последнее из них - это способность убивать. Вы считаете, что обладаете
таким талантом?
- Я так думаю, - ответил Блейн, хотя на самом деле он над этом
вопросом еще не задумывался.
- Интересно, -протянул Халл. - Несмотря на вашу воинственную
внешность, вы не производите такого впечатления. А вдруг окажется, что вы
не в состоянии убить меня? Вдруг вас охватят сомнения в самый решающий
момент, когда сталь ударит о сталь?
- Посмотрим, - сказал Блейн.
Халл кивнул в знак согласия.
- Я тоже так думаю. Возможно, глубоко внутри вас тлеет искра убийцы.
Возможно, что нет. Это сомнение прибавит нашей игре остроты - хотя может
оказаться, что у вас не будет времени ею насладиться.
- Это моя забота, - сказал Блейн, которому этот элегантный и
многословный наниматель уже страшно надоел. - Можно задать вам вопрос?
- Считайте, что я весь к вашим услугам.
- Благодарю. Почему вы решили умереть?
Халл уставился на него, потом взорвался смехом.
- Теперь я действительно вижу, что вы из прошлого. Ну и вопрос!!!
- Вы можете ответить на него?
- Конечно, - сказал Халл.
Он откинулся на спинку кресла, и его глаза приняли задумчивое
выражение человека, формулирующего мысль.
- Мне сорок три года, и жизнь для меня пуста. У меня есть состояние,
и я не привык в чем-то себе отказывать. Я экспериментировал, сравнивал,
смеялся, рыдал, любил, ненавидел, пил мед и вино - и я уже сыт всем, всем.
Я испробовал все, что Земля могла мне предложить, и я предпочитаю теперь
не повторяться. В дни молодости мне представлялась наша зеленая планета,
обегающая буйное желтое светило, как некая сокровищница, шкатулка
наслаждений, неисчерпаемых в своем разнообразии и бесконечных в своем
воздействии на мои неутолимые страсти. Но вот теперь я стал свидетелем
конца новизны ощущений. И теперь я вижу, с каким самодовольством буржуа
наша жирненькая Земля лениво обращается вокруг безвкусно-яркого солнца. И
воображаемая бездонная сокровищница радостей земных кажется мне теперь
раскрашенной детской коробкой для игрушек. Нервы слишком быстро притупляют
чувствительность к любому наслаждению.
Халл бросил на Блейна взгляд, чтобы проверить, какой произвели его
слова эффект, и продолжил:
- Скука простирается передо мною словно бесконечная безводная
равнина... И я предпочитаю не мучиться скукой. Я делаю выбор, я двигаюсь
дальше, я хочу испытать последнее великое приключение этого мира - Смерть.
Я пройду в эти врата послежизни. Вы меня понимаете?
- Конечно, - сказал Блейн, которого позерство Халла раздражало, но в
то же время производило некоторое впечатление. - Но к чему спешить?
Возможно, в жизни еще найдутся приятные вещи? А смерть назад уже не
повернешь. Зачем ее торопить?
- Вот слова истинного оптимиста из XX века, - со смехом сказал Халд.
- Жизнь - это серьезно, жизнь - это все. В ваши дни действительно
приходилось считать, что жизнь серьезная вещь. Что же у вас еще
оставалось? Кто из вас действительно верил в послежизнь?
- Это не меняет сущности моего вопроса, - сказал Блейн, ненавидя ту
рациональную, осторожную, тяжеловесную позицию, которую ему пришлось
принять.
- Наоборот! Перспективы жизни и смерти в наши дни изменились. Вместо
прозаического совета Лонгфелло мы следуем прозаическому совету Ницше -
умрите в нужное время! Разумные люди не цепляются за последнюю возможность
жить, как утопающий за обломок шлюпки. Они знают, что жизнь их тела - это
лишь малая доля человеческого существования. Почему бы им в таком случае
не ускорить конец телесной фазы, если им так хочется? Почему бы этим
способным ученикам не перескочить класс или два в этой школе? Только
трусы, глупцы и тупицы цепляются за каждую секунду существования на Земле.
- Трусы, глупцы и тупицы, - повторил Блейн - И те невезучие, кому не
по карману страховка корпорации "МИР ИНОЙ".
- Состояние и общественное положение имеют свои преимущества, -
сказал Халл со слабой усмешкой, - и налагают свои обязанности. Одна из
таких обязанностей - необходимость умереть в нужное время, пока ты не стал
помехой своим собратьям и ужасом для себя самого. Но свершение смерти -
это не привилегия отдельного класса или образа воспитания. Это благородная
обязанность каждого человека, его рыцарский долг, величайшее событие в его
жизни. И каким образом он проявит себя в этом деле - опасном и
предпринимаемом в одиночку, - такова и будет его ценность как человека.
Голубые глаза Халла сверкали. Он сказал:
- Я не намерен встретить это решающее событие в мягкой постели. Я не
желаю, чтобы скучная, глупая смерть пробралась ко мне в облачении сна. Я
предпочитаю умереть... в бою!
Блейн не смог удержаться от того, чтобы кивнуть в знак согласия, и с
сожалением вспомнил о своей прозаической смерти. Автомобильная авария! Как
глупо и обычно! Каким странным, благородным, мрачным казался выбор Халла.
Претенциозно, конечно, но сама жизнь в бесконечной вселенной мертвой
материи - это уже претенциозность. Халл напомнил ему древнего японского
дворянина, спокойно нагибающегося, чтобы совершить церемонию харакири,
чтобы подчеркнуть важность жизни в самом выборе смерти. Но харакири - это
был пассивный восточный обычай, а Халл избрал чисто западный способ смерти
- жестокий, деятельный, ликующий.
С одной стороны, это было восхитительно. С другой - глупо до
раздражения, с точки зрения человека, выбирающего способ умереть.
- Но те охотники, которые погибнут в бою с вами, - они ведь еще не
готовы умереть, и послежизнь им не светит.
Халл пожал плечами.
- Они сами выбрали этот опасный образ жизни. Как говорил Ницше, они
избрали риск и опасность и играют в кости со смертью. Блейн, вы
передумали?
- Нет.
- Тогда до встречи в воскресенье. Блейн направился к двери, где взял
у дворецкого листок с указаниями и, уже выходя, повернулся к Халлу:
- Кажется. вы упустили одну возможность.
- Какую именно? - спросил Халл.
- Вы не могли прийти раньше к этой мысли, я думаю, - сказал Блейн. -
Вдруг все это - научно доказанная послежизнь, голоса мертвых, призраки -
все это только гигантская мистификация, обман в целях наживы, устроенный
корпорацией "МИР ИНОЙ"?
Халл застыл на месте. Когда он заговорил, в голосе его чувствовалась
злость:
- Это совершенно невозможно. Только совершенно невежественному
человеку могла прийти в голову такая мысль.
- Возможно, - сказал Блейн - Но представьте, в каких дураках вы
окажетесь, если это действительно так! До свидания, мистер Халл.
Он ушел, радуясь, что хотя бы на минуту испортил настроение этому
лощеному смазливому демагогу, и чувствуя одновременно печаль от того, что
его собственная смерть была такой обыкновенной, рядовой, скучной.
На следующий день Блейн отправься в контору Франчела, где получил
винтовку, штык, охотничью форму и рюкзак. Ему выдали половину платы
авансом, с вычетом десяти процентов комиссионных, стоимости винтовки и
прочих принадлежностей. Деньги были весьма кстати, потому что у него
оставалось к этому времени всего три доллара и мелочь.
Он зашел в Спиритический коммутатор, но от Мелхилла не было новых
сообщений. Блейн вернулся в свой номер и до вечера практиковался в выпадах
и отражениях.
Вечером он обнаружил, что мысль о предстоящей завтра охоте совсем не
тешит его и даже вызывает тревогу и напряжение. Он направился в небольшой
вестсайдский коктейль-бар, обставленный под типичный бар XX века. Здесь
был устроен настоящий бар-стойка из темного полированного дерева,
расставлены деревянные же стулья, сделаны кабинки, медные поручни, и на
полу были насыпаны мокрые опилки. Он проскользнул в одну из кабинок и
заказал пиво.
Мягко помаргивали традиционные неоновые светильники, и подлинный
антикварный "музыкальный автомат" наигрывал сентиментальные мелодии Гленна
Миллера и Бенни Гудмена. Блейн сидел ссутулившись над стаканом пива и
задавал себе вопрос - кто он и что он.
Неужели это действительно он взялся за работу охотника, убийцы?
Что же тогда случилось с Томасом Блейном, бывшим конструктором яхт,
бывшим любителем стереозаписей классической музыки, бывшим читателем
хороших книг, бывшим любителем хороших пьес? Что случилось с этим
счастливым, тихим, ироничным, совсем не агрессивным человеком?
Нет, тот человек, находясь в своем бывшем изящном худощавом теле,
никогда не взялся бы за ремесло убийцы! Не взялся бы?
Неужели тот привычный Блейн, о котором он теперь вздыхает, был
покорен этим большим мускулистым, быстрым в реакциях телом борца, которое
он получил? Было ли во всем виновато тело - со своей особой системой
гормональных желез, воздействовавших на кровяной поток, со своим особенным
мозгом, особенной нервной системой, своими сигналами и реакциями, - было
ли это тело виновато в том, что его владелец встал на путь убийцы?
Блейн потер глаза и сказал себе, что он просто спит с открытыми
глазами и снится ему всякая чепуха. Истина была простой: он погиб по вине
не зависящих от него обстоятельств, был возрожден в будущем, и оказался
пригодным лишь для работы охотника. Что и следовало доказать.
Но это разумное объяснение не удовлетворило его, и времени искать
хитро уклоняющуюся правду у него больше не было.
Он больше не был отстраненным наблюдателем жизни в 2110 году. Он стал
участником, актером, а не зрителем, и должен теперь играть. В
необходимости действовать крылась особая прелесть, она рождала собственную
минутную правду. Тормоза были выключены, и машина марки Блейн мчалась вниз
по крутому склону горы Жизнь. Быть может, сейчас это последний момент,
когда он может еще подумать, взвесить, оценить выбор...
Но было поздно. Какой-то человек скользнул на стул напротив Блейна,
будто тень по лику мира. На Блейна смотрело белое и бесстрастное лицо
зомби.
- Добрый вечер, - сказал зомби.
- Добрый вечер, - спокойно сказал Блейн. - Хотите выпить?
- Нет, спасибо. Мой организм плохо переносит стимуляцию.
- Мне очень жаль, - сказал Блейн. Зомби пожал плечами.
- У меня уже есть имя. Я решил называть себя Смит, пока не вспомню
настоящее имя. Смит. Вам нравится?
- Хорошее имя - сказал Блейн.
- Спасибо. Я ходил к врачу, - сказал Смит. - Он сказал, что тело у
меня совсем плохое. Нет жизненной энергии, нет сопротивляемости.
- И ничем нельзя помочь? Смит покачал головой.
- Это уже не тело, это зомби. Я занял его слишком поздно. Доктор
говорит, у меня осталось несколько месяцев, не больше.
