этот человек не пользуется благоволением высших кругов.
* * *
Мы и не представляем себе, сколько нужно ума, чтобы не казаться
смешным !
* * *
Люди, проводящие много времени в свете, на мой взгляд, неспособны
глубоко чувствовать: я не вижу там почти ничего, что могло бы трогать
душу, если не считать зрелища всеобщего равнодушия, легкомыслия и
тщеславия, которое лишь ожесточает ее.
* * *
Если монарх и забывает о нелепом этикете, то всегда ради потаскушки
или шута, а не человека истинно достойного. Если женщина и обнаружи-
вает свое чувство, то всегда ради какого-нибудь ничтожества, а не чело-
века порядочного. Если уж мы сбрасываем с себя оковы общественного
мнения, то чаще всего не затем, чтобы подняться над ним, а затем,
чтобы себя уронить.
* * *
В наши дни люди уже не совершают иных промахов или совершают
их гораздо реже. Мы стали настолько утонченны, что даже подлец-
если он следует рассудку, а не зову своей натуры и дает себе труд хоть
немного поразмыслить-воздерживается от известных низостей, которые
в старину могли бы оказаться отнюдь не бесполезны. Я наблюдал, как
независимо, пристойно, без всякого раболепства и т. д. держатся подчас
при государе или министре весьма бесчестные люди. Этим они вводят
в заблуждение юношей и новичков, то ли не знающих, то ли забывающих
о том, что человека следует судить по всей совокупности его правил и
поступков.
* * *
Когда видишь, как настойчиво ревнители существующего порядка из-
гоняют достойных людей с любой должности, на которой те могли бы
принести пользу обществу, когда присматриваешься к союзу, заключен-
ному глупцами против всех, кто умен, поневоле начинает казаться, что
это лакеи вступили в сговор с целью устранить господ.
* * *
Кого встречает молодой человек, вступая в свет? Людей, которые
уверяют, что жаждут взять его под свое покровительство, почтить своим
вниманием, руководить им, стать его советчиками. (О тех, кто стремится
повредить ему, обмануть его. устрмить. погубить, я просто умалчиваю).
Если душа у него возвышенная и он ищет покровительства лишь у своей
добродетели, не нуждается ни в почестях, ни в чьем бы то ни было вни-
мании, руководится собственными правилами, а советов просит только
у своего разума, сообразуясь при этом со своей натурой и положением,
ибо знает себя лучше, чем его знают другие, свет объявляет его чудаком,
оригиналом, дикарем. Если же это человек недалекого ума, заурядного
характера, нетвердых правил, если он не замечает, что им руководят и
ему покровительствуют, если он орудие в руках тех, кто им вертит,
свет находит его очаровательным и, как говорится, добрым малым.
* * *
Общество, вернее, так называемый свет,-это не что иное, как арена
борьбы множества мелких и противоречивых интересов, вечной схватки
тщеславных притязаний, которые сталкиваются, вступают в бой, ранят и
унижают друг друга, расплачиваясь за вчерашнюю победу горечью се-
годняшнего поражения. Про того же, кто предпочитает жить уединенно и
держаться подальше от этой омерзительной свалки, где человека, только
что приковавшего к себе все взоры, через секунду уже топчут ногами, -
про того говорят, что он ничтожество, что он не живет, а прозябает.
Бедное человечество!
* * *
Глубокое равнодушие, с которым люди относятся к добродетели, ка-
жется мне гораздо более странным и возмутительным, чем порок. Чаще
всего таким гнусным равнодушием грешат те, кого людская низость угод-
ливо именует высокими особами,-вельможи, сановники. Не объясняется ли
оно у них смутным, утаенным от самих себя сознанием того, что человека
добродетельного нельзя превратить в орудие интриги? Вот они и пре-
небрегают им, считая, что в стране, где без интриг, фальши и хитрости
ничего не добьешься, от него нет пользы ни им, ни кому бы то ни было.
* * *
Что повсеместно видим мы в свете? Искреннее и ребячливое прекло-
нение перед нелепыми условностями, перед глупостью (глупцы привет-
ствуют свою царицу1) или вынужденную мягкость по отношению к ней
(умные люди боятся своего тирана!).
* * *
Нелепое тщеславие побуждает буржуа делать из своих дочерей навоз
для земель знати.
* * *
Предположим, что десятка два людей, притом даже порядочных, знают
и уважают человека признанного таланта, например Дориласа. Допустим,
они собрались вместе и принялись восхвалять его дарования и добро-
детели, которых никто из них не ставит под сомнение.
- Жаль только, - добавляет один из собеседников, - что ему так не-
сладко живется.
- Да что вы!-возражает ему другой.-Просто он скромен и чу-
ждается роскоши. Разве вам не известно, что у него двадцать пять тысяч
ренты?
- Неужто?
- Уверяю вас - да. У меня есть тому доказательства.
Вот сейчас этому талантливому человеку самое время появиться и
сравнить прием, который окажут ему в подобном обществе теперь, с той
большей или меньшей холодностью-вполне учтивой, конечно, - с какой
его встречали там раньше. Он так и делает; сравнение исторгает у него
горестный стон. Однако среди присутствующих нашелся все же человек,
который держится с ним по-прежнему. оОдин на двадцать?-восклицает
наш философ. - Ну, что же, я вполне доволен!п.
* * *
Что за жизнь у большинства придворных! Они досадуют, из себя
выходят, мучатся, раболепствуют - и все ради самых ничтожных целей.
Они вечно жаждут смерти своих врагов, соперников, даже тех* кого зовут
друзьями. Вот уж тогда они заживут, вот тогда им, наконец, улыбнется
счастье! А пока что они сами сохнут, чахнут и умирают, но до последнего
своего часа не забывают справиться о здоровье г-на такого-то или г-жи
такой-то, которые так еще и не удосужились отправиться на тот свет.
* * *
Современные физиономисты понаписали немало глупостей; однако не
подлежит сомнению, что то, о чем постоянно думает человек, наклады-
васт известный отпечаток на его лицо. У многих придворных лживые
глаза, и это так же естественно, как кривые ноги у большинства портных.
* * *
От многих, в том числе от людей очень неглупых, я слышал, что боль-
шая карьера непременно требует ума. Такое утверждение, на мой взгляд,
не совсем верно. Правильнее было бы сказать иначе: бывают ум и сметли-
вость такого рода, что обладатели этих свойств просто не могут не сделать
карьеры, даже если наделены добродетелью, которая, как известно, пред-
ставляет собою наиопаснейшее препятствие на пути к житейскому успеху.
* * *
Говоря о высоком положении в обществе, Монтень замечает: оРаз уж
нам его не добиться, вознаградим себя тем, что посмеемся над нимп.
Эти слова остроумны, во многом верны, но циничны и, сверх того, могут
стать оружием для глупцов, взысканных милостями фортуны. Действи-
тельно, наша ненависть к неравенству часто объясняется лишь тем, что
мы сами ничтожны. Однако человеку подлинно мудрому н порядочному
оно ненавистно главным образом, потому, что, как стена, разделяет род-
ственные души. Трудно найти людей благородного характера, которым ни
разу не пришлось бы подавлять в себе симпатию к лицу, стоявшему выше
их на общественной лестнице, и, к прискорбию своему, отвергать его
дружбу, хотя эта дружба обещала стать для них источником радостей
и утешения. Такой человек не станет вторить Монтеню, а скажет: оЯ не-
навижу неравенство: из-за него мне пришлось избегать тех, кого я любил
или мог полюбитьп.
* * *
Есть ли на свете человек, который имел бы дело только с людьми
действительно достойными? У кого из нас нет таких знакомств, за кото-
рые мы краснеем перед друзьями? Кто видел женщину, которой ни разу
не приходилось объяснять гостям, почему они неожиданно застали у нее
г-жу такую-то?
* * *
Вы - друг придворного, человека, как говорится, благородного, не
так ли, и вы хотите, чтобы он отнесся к вам с самой горячей симпатией,
на какую только способно человеческое сердце. Вы окружаете его нежней-
шей дружеской заботой, поддерживаете в несчастьях, утешаете в горе-
стях; вы посвящаете ему каждую свободную минуту, при случае даже
спасаете его от смерти или бесчестья. Но это пустяки, этого мало. Не
тратьте же зря время и сделайте для него кое-что посерьезнее и по-
важнее: составьте его родословную.
* * *
Министр или сановник заявляет, что он держится такого-то взгляда;
вы слышите его слова, принимаете их на веру и остерегаетесь обращаться
к нему с просьбами, которые противоречили бы его излюбленному пра-
вилу. Однако вскоре вы узнаете, что введены в заблуждение: его по-
ступки доказывают вам, что у министров нет правил, а есть только при-
вычка, вернее, страсть, разглагольствовать о них.
* * *
Мы зря ненавидим иных царедворцев: они раболепствуют без всякой
для себя выгоды, а просто так, ради удовольствия. Это ящерицы, которые,
пресмыкаясь, ничего не выигрывают, зато частенько теряют хвост.
* * *
Вот человек, неспособный снискать уважение к себе. Значит, ему
остается одно: сначала сделать карьеру, потом окружить себя всякой сво-
лочью.
* * *
Как бы ни опорочила себя корпорация (парламент, академия, собра-
ние), вступать с ней в борьбу бесполезно: она устоит благодаря своей
многочисленности. Позор и насмешки лишь скользят по ней, как пули по
кабану или крокодилу.
* * *
Глядя на то, что творится в свете, развеселится даже самый мрачный
мизантроп, Гераклит - и тот лопнет со смеху.
* * *
Даже при равном уме и образованности бедняк, на мой взгляд, знает
природу, человеческое сердце и общество лучше, нежели человек, богатый
от рождения: в те минуты, когда второй наслаждался жизнью, первый
заходил утешение в том, что размышлял о ней.
* * *
Когда видишь, что коронованная особа по собственному почину со-
вершает похвальный поступок, невольно хочется объяснить большинство
ее ошибок и слабостей влиянием тех, кто окружает трон, и мы воскли-
цаем: оКак жаль, что этот государь избрал друзьями Дамиса и Ара-
мона!п. При этом мы забываем, что, если бы Дамис и Арамон отличались
благородным и сильным характером, они не были бы друзьями монарха.
* * *
Чем больше успехов делает философия, тем ревностней силится глу-
пость установить всевластие предрассудков. Посмотрите, например, как
поощряет правительство всяческие дворянские привилегии. Дело дошло
до того, что женщинами у нас считают только знатных дам или девок,
другие' в счет не идут. Никакие добродетели не могут возвысить женщину
над ее положением в обществе; это в силах сделать лишь порок. -
Выдвинуться и снискать уважение к себе, если у вас нет знатных
предков и дорогу вам преграждает толпа людей, которые с колыбели об-
ладают всеми благами жизни,-это все равно что выиграть или по край-
ней мере свести вничью шахматную партию, дав партнеру ладью вперед.
Когда же - что случается довольно часто-светские условности даруют
вашим соперникам слишком большие преимущества, вам приходится и
вовсе прекращать игру: фора ладьи-это еще куда ни шло, фора ферзя-
это уж слишком.
* * *
Наставники юного принца, которые надеются дать ему хорошее воспи-
тание, а сами примиряются с унизительным придворным этикетом и це-
ремониями, похожи на учителя арифметики, который, вознамерившись
сделать из своих питомцев отменных математиков, для начала согла-
сился бы с ними в том, что дважды три-восемь.
* * *
Кто более чужд своему окружению-француз в Пекине или Макао,
лапландец в Сенегале или, может быть, все-таки одаренный человек без
денег и дворянских грамот, попавший в среду людей, которые обладают
одним из этих преимуществ или обоими сразу? Общество как бы молча-
ливо условилось лишить всяких прав девятнадцать двадцатых своих со-
членов. И такое общество тем не менее продолжает существовать. Чудеса,
да и только!
* * *
Свет и общество в целом кажутся мне книжной полкой, где на первый
взгляд все в образцовом порядке, поскольку книги расставлены на ней по
формату и толщине, а на самом деле царит полная неразбериха, потому
