браться. Я дал ему это понять, насколько позволяла наша дружба,
но он не обратил на мои слова никакого внимания. Чтобы
высказать ему все до конца и излечить его от этого недуга, надо
было быть его отцом. Я им, по счастью, не был. Поглядишь на
теперешних отцов, и кажется, что не так уж плохо быть сиротой,
а поглядишь на сыновей, так кажется, что не так уж плохо
остаться бездетным. Мы с тобой составляем, по-моему, исключение
из этого правила, ибо я убежден, что ни ты, ни я не порвали бы
связующих нас уз, если бы даже и могли это сделать.
Я надеюсь и верю, что ты будешь не только моим утешением в
старости, но и моей гордостью, и я уверен, что стану
помощником, другом и наставником твоей юности. Доверься мне
безраздельно, в советах моих тебе не будет ни личной корысти,
ни тайной зависти. Будь также уверен и в м-ре Харте. Однако
могут обнаружиться кое-какие мелочи, которые тебе следует знать
и необходимо исправить и о которых при всей своей дружбе с
тобой он не сочтет возможным сказать тебе так откровенно, как
я, в отношении же иных он может оказаться и менее опытным
судьей, чем я, ибо не прожил столько лет в высшем свете.
Главным предметом нашего разговора будет не только
чистота, но и изящество английского языка: тебе не хватает и
того, и другого. Другим предметом будет государственное
устройство нашей страны, которую ты в этом отношении знаешь
хуже, чем любую другую страну в Европе. Внимание, манеры и
уменье себя держать будут также частым предметом наших занятий,
и всеми моими познаниями в этом важном и необходимом искусстве
-- искусстве нравиться -- я поделюсь с тобой без утайки. Уменье
одеваться в последнее время также требует к себе внимания -- и
я могу это доказать; следовательно, и оно будет предметом
нашего разговора. Таким образом, лекции мои будут
разнообразнее, а в некоторых отношениях и полезнее лекций
профессора Мэско, и поэтому я, признаться, рассчитываю, что мне
за них заплатят. Но так как тебе, может быть, не очень
захочется расставаться с наличными деньгами, и к тому же мне не
очень к лицу от тебя их принимать, я не буду на этом
настаивать, и ть; оплатишь мои труды вниманием и применением
моих советов на деле.
Прошу тебя, расставаясь со всеми своими друзьями,
знакомыми и любовницами, если они у тебя есть в Париже, сделай
так, чтобы они не только хотели твоего возвращения, но и
сгорали от нетерпения увидеть тебя снова в Париже. Заверь их,
что хочешь вернуться к ним, и постарайся, чтобы они приняли
твои слова всерьез; скажи все avec onction et une espece
d'attendrissement257. В таких случаях почти все привыкли
говорить одно и то же, разница только в манере, и, однако,
разница эта очень велика.
Сделай все возможное, чтобы не обременять себя поручениями
и не везти потом ничего отсюда в Париж. Из опыта своего я знаю,
что это очень канительно, требует обычно больших затрат, и
только в очень редких случаях удается потрафить тем, кто тебе
эти поручения дает. Иногда, правда, ты никак не можешь
отказать; это бывает, когда тебя просят люди, которым ты
чем-либо обязан и которых, в свою" очередь, хочешь обязать. Но
что касается разных мелких поручений, которые тебе стараются
дать, ты с полным основанием можешь от них: отказаться: скажи,
что будешь возвращаться в Париж через Фландрию" и заедешь во
все те большие города, которые мне хочется, чтобы ты повидал,
да еще остановишься на неделю-полторы в Брюсселе. Прощай!
Счастливого тебе пути, если это письмо окажется последним, если
же нет, могу только повторить все то, чего я тебе желаю.
LXXIII
Лондон, 19 декабря ст. ст. 1751 r.
Милый друг,
Ты вступил теперь на то поприще, на котором, надеюсь,
когда-нибудь прославишься. Практика имеет большое значение, но,
помимо нее, нужны еще внимательность и старание. В деловых
письмах превыше всего ясность и прозрачность. Каждая фраза в
них должна быть настолько четко выражена и недвусмысленна,
чтобы самый большой тупица на свете не мог ее неверно
истолковать и не должен был перечитывать, чтобы понять ее
смысл. Эта обязательная ясность означает также и правильность,
не исключая при этом изящество стиля. Тропы, метафоры,
антитезы, эпиграммы и т. п. были бы настолько же неуместны и
нетерпимы в деловых письмах, насколько они иногда (если
употребить их с умом) уместны и приятны в письмах личного
характера, где речь идет о вещах самых обыкновенных и
привычных. В делах нужна изящная простота, которая достигается
внимательностью, а отнюдь не кропотливым трудом. -Дела следует
облачать в хорошее одеяние, лишенное всякой аффектации, но
вместе с тем в них нельзя допускать ни малейшего небрежения.
Прежде всего постарайся добиться ясности, прочитывай каждую
фразу после того, как ты ее напишешь, дабы убедиться, что никто
не может неверно ее истолковать и, если это понадобится, сразу
же ее исправляй...
Дела отнюдь не исключают (как, может быть, тебе хотелось
бы) привычных формул вежливости, свидетельствующих о том, что
человек хорошо воспитан, но, напротив, строжайшим образом их
требуют, как например: "Имею честь известить вашу светлость",
"позвольте заверить вас", "если мне будет позволено высказать
мое мнение" и т. п. Ибо находящийся за границей посланник,
пишущий на родину министру, обращается к вышестоящему лицу,
может быть даже к своему непосредственному начальнику или во
всяком случае к человеку, которого считает выше себя.
Деловые письма не только допускают изящные выражения, но
благодаря им становятся лучше, только распределять эти
выражения надо осмотрительно и умело; каждый раз они непременно
должны быть к месту. Они призваны украсить письмо, отнюдь его
не загромождая, и скромно сиять, а не вспыхивать очень уж ярким
блеском. Но так как это уже высшая степень совершенства в
деловой переписке, то я бы советовал тебе вообще не прибегать к
этим приемам до тех пор, пока ты как следует не освоил основ.
Письма кардинала д'Осса -- настоящие деловые письма;
письма м-сье д'Аво превосходны; письма Уильяма Темпла очень
приятны, но, боюсь, чересчур жеманны. Старайся избегать
греческих и латинских цитат и не приводи никаких примеров
добродетели спартанцев, учтивости афинян и храбрости римлян.
Предоставь это пустомелям-педантам. Никакой цветистости,
никакой декламации. Но помни, повторяю еще раз, что существуют
изящная простота и благородство стиля, которые совершенно
необходимы в хороших деловых письмах; тщательно следи за тем,
чтобы у тебя все это было. Пусть твои периоды звучат гармонично
и не производят впечатления написанных с трудом; пусть они
также не будут слишком длинными, потому что в этих случаях
смысл всегда бывает несколько затемнен. Я не стал бы напоминать
тебе о соблюдении правильной орфографии, если бы у тебя не было
такого количества ошибок в правописании, в глазах других они
непременно сделают тебя посмешищем, ибо делать орфографические
ошибки никто не вправе. Хотелось бы также, чтобы почерк твои
стал значительно лучше, и я не могу понять, почему ты до сих
пор не можешь его переделать, ведь совершенно очевидно, что
каждый человек может выработать у себя любой почерк,. стоит
лишь захотеть. Надо также уметь аккуратно складывать и
запечатывать свои письма и хорошо надписывать адреса. Боюсь
только, что ты считаешь возможным этим пренебречь. 'Помни, все
на свете, в том числе и запечатанное письмо, может внешним
своим видом либо понравиться, либо нет, следовательно, и этой
стороне необходимо уделять известную долю внимания.
Ты пишешь, что хорошо используешь свое время; так оно
видно и есть, хотя покамест ты изучаешь дела только в общих
чертах и приобретаешь в них routine258. Это всегда необходимо,
и этим ты проложишь дорогу заложенным в тебе способностям. Дела
не требуют никакого волшебства и никаких сверхъестественных
талантов, как то может показаться людям, не имеющим о них
представления. Человек разумный и здравомыслящий, если он
последователен, настойчив и скромен, достигнет значительно
больших успехов, нежели человек самых незаурядных способностей,
но лишенный всех этих качеств. Par negotiis, neque supra259 --
вот что характерно для настоящего делового человека, но это
подразумевает пристальное внимание без рассеянности, а также
многогранность и гибкость этого внимания, способного переходить
с одного предмета на другой и не дать ни одному поглотить себя
целиком.
Остерегайся всякого педантизма и многозначительного вида,
который легко напускают на себя молодые люди, гордые тем, что,
несмотря на свой юный возраст, причастны к важным делам. Они
становятся задумчивыми, жалуются на трудность того, чем они
заняты, и ведут себя так, будто им доверены тайны, о которых в
действительности они не имеют даже понятия. Поступай как раз
напротив: никогда не говори о делах, кроме как с теми людьми,
которые имеют к ним непосредственное отношение, и научись
казаться vacuus260 и праздным именно тогда, когда дел у тебя
больше. Превыше всего человеку нужно иметь volto sciolto261 и
pen-sieri stretti262. Прощай.
LXXIV
Лондон, 14 февраля ст. ст. 1752 г.
Милый друг,
Надеюсь, что через месяц я буду иметь удовольствие послать
тебе, -- а ты прочесть, -- двухтомный труд in octavo263 лорда
Болингброка о пользе истории, изложенный в письмах к лорду
Хайду, которого тогда титуловали лордом Корнбери. Тома эти
сейчас в печати. Трудно сказать, чего больше в этом труде --
приятного или поучительного; он касается самых важных
исторических фактов, начиная с великой эпохи Мюнстерского
соглашения. Автор сопровождает свой рассказ серьезнейшими
размышлениями, причем стиль его отмечен совершенно особым
изяществом, в котором Цицерон может быть, пожалуй, признан
равным ему, но уж никак не выше. Что же касается остальных
писателей, то всем им до него далеко. По-моему, у тебя есть
склонность к истории, предмет этот ты, как видно, любишь, и у
тебя хорошая память; книга Болингброка научит тебя, как надо
изучать историю. Есть люди, которые без всякого разбора
загромождают свою память историческими фактами, подобно тому
как другие набивают желудок едой: первые не в силах привести
свои знания в систему, так же как вторые -- переварить все то,
что они поглотили. В книге лорда Болингброка ты найдешь
отличное средство от этого недуга, которым так легко
заразиться.
Мне вспоминается один человек, читавший историю без
разбора и ни над чем не задумываясь, которому однажды довелось
путешествовать по Вальтеллине. Он сказал мне, что это жалкий
несчастный край, и, разумеется, кардинал Ришелье совершил
большую ошибку, ввергнув Францию в такие огромные расходы. Если
бы мой друг читал историю так, как следовало, он бы знал, что
самым большим стремлением этого великого государственного
деятеля было ослабить мощь австрийского дома и, чтобы добиться
этого, насколько возможно разъединить различные части владений
Австрийской империи, тогда еще огромных; поразмыслив над этим,
он бы несомненно оправдал поступок кардинала в отношении
Вальтеллины. Но человеку этому было легче запоминать факты, не
сопоставляя их и не раздумывая над ними.
Надеюсь, что, читая историю, одно-то наблюдение ты во
всяком случае сделаешь, -- оно очень справедливо и
напрашивается само: чаще всего именем своим и состоянием люди,
находившиеся при дворах, обязаны были своим внешним качествам,
