пользоваться колдовством следует очень осторожно, радость моя. В очень
серьезную беду может попасть именно тот колдун, который, пользуясь
колдовством, не интересуется, откуда и от кого именно он заимствует силы.
Я это говорю к тому, что большая часть твоих глупых, скорее детских
заклинаний на самом деле извлекает силы за пределами мира естества.
Уж кто-кто, а русалка прежде всех должна понимать это. Поэтому Ивешка
прикусила губу, сжала руки и постаралась не вспоминать те прежние
ощущения, когда поток жизни проникает внутрь, вытесняя смерть...
- Так поступает ребенок-колдун, и всегда находятся существа, готовые
помочь ему и даже управлять им, подчиняя его себе.
- Но я знаю такого, которым никто не управляет! Он не обращается ни
за чьей помощью. И он не волшебник.
- В этом смысле Саша очень необычен. Хотя и сжег своих родителей. Ты
знаешь об этом?
- Да, он рассказывал мне.
- Вот видишь, он допустил ошибку, и она вообще отпугнула его от
волшебства. Во всяком случае до тех пор, пока он не попал в руки к твоему
отцу. Он почти безвреден. Его желания никогда не приносят вреда, а ведь
эти его качества применительно к волшебству подобны силе ребенка: очень
наивной и бесконечно опасной.
- Откуда ты знаешь столько всего о нем?
- У меня есть свои источники. Я знаю даже больше: я знаю, какие силы
хотят подчинить его. Они все еще действуют. Разумеется, он поступит очень
глупо, если вступит с ними в сделку. Хотя очень трудно ожидать от ребенка,
родившегося в обычных условиях, разумных поступков. Обычно этого не
происходит, и эти дети совершают самые ужасные вещи, причем многие из них
оказываются внутри волшебного мира, где превращаются Бог знает во что. И
если на такого ребенка кто-то нападет... - Тут Драга взяла ее руки в свои
и сжала их едва ли не до хруста в костях, и Ивешка открыла было рот, чтобы
закричать, защищаясь от боли, но мать продолжала, не обращая на нее
внимания: - ...так же, как напали на тебя, дорогая. Кави хотел, чтобы ты
умерла, а ты не хотела умирать. Ты боролась за жизнь так яростно, как
только может это делать колдун, и ты победила его своей жаждой жизни,
столь сильной... столь сильной... что ты хваталась за все, что попадалось
тебе на глаза, как делает утопающий...
- Так ведь я и на самом деле утонула, мама! - Боль уже не беспокоила
ее. Теперь ее пугали лишь воспоминания о прошлом...
- Ты можешь утонуть в волшебстве, но можешь собрать силы и выплыть,
дорогая, но при этом не сможешь ничего получить из естественного мира. Но
тем не менее, это возможно, и только в одном случае, если пользоваться
советами твоего отца. Его наука в конце концов и превратила тебя в убийцу.
Ты не желала делать ничего разумного, нет, ты лишь следовала за своим
отцом и кончила тем, что превратившись в одно из созданий Кави. Ты делала
только то, что хотел он. Ведь его желанья действовали даже когда он спал,
и он будет продолжать использовать тебя даже против всего того, что ты
хочешь сохранить для себя, если ты не прислушаешься к советам других.
Слушать чьи-то советы было для нее не менее страшно. Ведь кругом было
так много лжи.
- А сейчас Кави держит в своих руках твоего мужа, - сказала Драга и
еще сильнее стиснула ее руку, когда Ивешку охватила паника. - Только не
пытайся ничего желать! Послушай! Саша сбежал от него и стал полностью
недосягаем. Он ничем не может помочь твоему мужу, он сам находится в
опасности, но очень мала вероятность, что он выпутается из нее, если
только не обратится к волшебству: представь себе, как он сейчас одинок, да
еще отягощен уроками твоего отца, которые только лишь дополнительно
парализуют его. Я могу добраться до него. И у тебя тоже есть такая
возможность, но для этого ты должна послушать меня, дочка, ты должна
поверить хоть раз в жизни, что кто-то говорит тебе правду.
Что-то произошло, о чем Петр догадался лишь потому, что они вновь
ехали верхом, в полной темноте. Он припомнил только, как открыл глаза и
увидел себя лежащим у костра, а Черневог дергал его за руку и
приговаривал:
- Вставай, вставай и собирайся. Быстрее, черт бы тебя побрал!
Он все еще чувствовал себя слабым и опустошенным после этого
пробуждения и уж конечно он не мог понять причину страха на лице
Черневога, как не мог знать который сейчас час. Буквально перед этим
пробуждением ему показалось, что Саша в глубоком отчаянии произнес его
имя, но сон так и не дал ему разобраться, что это было на самом деле. И он
очень сомневался, что Черневог скажет ему хоть что-нибудь кроме очередной
лжи.
Но тем не менее, тот сказал, когда они уже ехали на лошади:
- Либо твой друг отыскал нечто, либо это нечто наконец-то отыскало
его.
Петр очень хотел знать это поподробней, черт возьми, но он ничем не
мог помочь своему любопытству. А Черневог тем временем продолжал,
придерживаясь за него:
- Сейчас оно от нас вверх по течению. Он возвращался назад к дому и
дважды поворачивал на восток и на север, петляя вместе с извилинами реки.
Он ищет Ивешку, я уверен в этом. Какие надежды он возлагает на эти поиски,
я не могу понять, так же как и то, насколько он сам осознает свои
собственные поступки.
Да, это был вопрос. Подобно призраку, пугающему людей в темноте, он
проник в него, сея сомнения. Петр до боли прикусил губу и попытался
убедить себя в том, что он не чувствовал никаких желаний со стороны Саши,
что вообще ничего страшного не произошло, а то, что Черневог был испуган,
должно быть просто самой замечательной новостью в мире, и если Черневог
хотел заставить его угадывать поступки и намерения другого колдуна, то это
означало лишь одно: Черневог находился в безнадежном положении.
- Ведь ты чувствуешь это, - сказал он. - Ты знаешь, что он попал в
беду.
- Я ничего не знаю об этом, - возражал Петр, - но если ты попал в
нее, то я буду только рад, Змей.
Затем Черневог заговорил про оборотней, и мысли Петра переметнулись к
тому созданью, так похожему на Ууламетса, которое пыталось завести его в
лесную чащу...
- И куда же это оно тебя вело?
- ...на восток. К реке.
- Так, так. А ведь это был мой старый слуга, - заметил Черневог. - Но
он очень ненадежен, просто чертовски ненадежен.
Петр припомнил, как Саша говорил о том, что это водяной подкупал
Черневога, а не наоборот.
- Подкупал? Он подкупал меня? - вдруг спросил Черневог и чуть не
съехал с лошади, словно на самом деле пораженный этой мыслью. - Подкупал
меня? Да нет же, Господи, нет!
А Петр подумал про себя: "А ты сам, Змей, разве не пробовал этого?"
Некоторое время Черневог молчал и лишь положил руки на плечи Петра,
слишком по-приятельски, если учесть, как тот к этому относился. И еще
какое-то время присутствие Черневога было едва заметным, но вполне
достаточным, чтобы человек мог ощутить его собственной кожей. Наконец он
сказал:
- Успокойся.
- Черта с два тут будешь спокойным. - Петр сделал яростное движение
плечами, и вспомнил по каким-то непонятным причинам Воджвод, вспомнил
Ивешку, вспомнил реку, и Сашу, и Малыша, вспомнил сад, и вспомнил все так
быстро, что этого не могло произойти без чьего-то вмешательства. Его
тревога все возрастала, подкрепляя его представления о том, что раз его
мысли движутся подобным образом, то это могла быть только сашина забота о
его безопасности, которая, возможно, и помогла удержать его от готовности
сотрудничать с Черневогом.
Он тут же подумал, что это был еще один очередной обман, но так и не
смог полностью убедить себя в этом. А если это все-таки было правдой...
Но тут вновь заговорил Черневог:
- Если Саша думает, что водяной может подкупить меня, то он ошибается
по поводу того, с чем вообще имеет дело. Он очень сильно ошибается, и эта
ошибка очень опасна. То же самое могло произойти и с Ивешкой. Никогда не
следует иметь дело с такими созданьями, как Гвиур. Не следует, запомни
это.
Петр ничего не понял, пожалуй только кроме того, что никто, находясь
в здравом уме, не стал бы ни при каких условиях верить водяному. "И,
разумеется", - подумал он. "Саша был далеко не дурак".
- Конечно, Саша не последний дурак. Но Гвиур очень большой лжец. Он
попытается, прежде всего, запугать тебя. А если ты при этом собираешься
заняться волшебством, Петр Ильич, то ты не должен подпускать к себе
никого, похожего на него. - Он опустил одну руку на спину Петра и сказал
очень тихо, стараясь завладеть его вниманием: - Забудь об этом моем
подкупе. Он вообще не имеет никакого значения. Я же хочу, чтобы Саша мог
услышать тебя прямо сейчас, и ты можешь сказать ему все, что захочешь. Я
не обманываю, Петр Ильич.
Петр воспринял это как очередную ловушку, без которой никак не могло
обойтись.
Но тут же ему начало казаться, что Саша хочет получить подтверждений
от него. И он немедленно захотел сообщить ему, чтобы он не только не верил
водяному, но и не вступал ни в какие другие сделки...
"Нет!" - решил Петр, все еще сомневаясь в том, что кто-то может
слушать его... Хотя он и знал, что Саша беспокоился о нем, а Черневог
беспокоился о том, что не может найти Сашу, который был очень нужен ему.
Черневог должен был найти его прежде, чем Саша успеет вступить с кем-то в
сделку. Петр опасался, что Ивешка может попасть в такую же опасную
ситуацию, которая вынудит ее совершить что-то такое...
Он не мог думать об этом. Он даже не мог представить себе, как это
может произойти, рассчитывая, что Ивешка все-таки не сделает этого...
Затем, все так же без всяких ощутимых причин, что само по себе очень
испугало его, он подумал о том, что Ивешка на самом деле ждала ребенка, и
о том что этот ребенок был его, и что при подобных обстоятельствах нельзя
быть ни в чем уверенным, и нельзя ни на что полагаться. Когда это могло
произойти? Почему она не сказала ему? Он был очень задет этим
обстоятельством, и опасался, что она сбежала от него, но тут же решил, что
она не поступила бы так, поскольку была очень привязана к нему...
Она так же хотела удержать его рядом с собой, как Драга хотела
удержать Черневога, и уж никак не для его собственного блага.
Опять-таки, это было неверно. Абсолютно не так. И неожиданно Петр
понял, что Саша хотел привлечь его внимание, чтобы оторвать от Черневога,
сидящего прямо сзади него. Иначе говоря, в какой-то момент можно было
представить, как будто Саша и Черневог стояли лицом друг к другу, и Саша
произносил слова так тихо, что Петр едва мог разобрать их. "Петр, слушай
только меня, не слушай его, запомни: очень опасно слушать его".
А в самой глубине своего сердца он хранил смертельный страх за свой
рассудок: Саша постоянно говорил ему о том, чтобы он был как можно
осторожней, в то время как рука Черневога все время удерживала повод в его
руках, а он сам прислонялся к нему, чувствуя тепло и покой, и уговаривал
себя, что все это было сплошной ложью.
Черневог продолжал рассуждать вслух:
- Твой молодой друг явно не хочет, чтобы мы отыскали его. Но он
побаивается твоей жены, он все-таки побаивается ее, а также побаивается и
призрака старика, которого, как я думаю, он все-таки нашел. Он очень
боится за твою жену, Петр Ильич, по крайней мере потому, что она попала в
такую ловушку, из которой он не в силах вытащить ее. Пожалуй, этого не
смогу сделать и я. И он очень обеспокоен тем, что ты переживаешь за нее, и
хочет, чтобы я поберег тебя и удержал от встречи с ней.
- Все это ложь, Змей.
- Он собирается разузнать, с чем ему пришлось столкнуться. Я искренне
