мире есть что-то, что очень интересуется нашим миром. Ты должна понимать,
что не все из сказанного соответствует истине, но сейчас это вполне
возможно. Говоря по правде, я сама не знаю, почему ты появилась на свет.
Так же как не знаю и того, насколько ты являешься тем, что волшебство
противопоставляет Кави Черневогу, или, наоборот, ты являешься его парой.
Ведь когда мы носим ребенка, мы не задумываемся об этом.
Ивешка неожиданно и резко поднялась, почувствовав, как ее до самых
костей пронзило холодом. Мать взглянула на нее, сжимая в ладонях шитье.
- Только не нужно паники, дорогая. Ты не должна волноваться, Ивешка.
Ты понимаешь, о чем я говорю? Я хочу, чтобы ты послушалась меня. Не
пытайся посылать сию минуту никаких желаний, ни в свою сторону, ни в мою,
ни в сторону своего мужа, ни в сторону ребенка... Думай о цветах, Ивешка,
думай только о цветах...
Она тут же представила себе цветы с шипами, цветы, красные, как
кровь...
- Ивешка!
Наконец она выровняла дыхание, а мать встала и обняла ее руками,
заглядывая в глаза.
- Ивешка, радость моя, мы будем вместе с тобой, ты и я, понимаешь? Ты
и я... против Кави. Твой отец отучил тебя от волшебства, и теперь ты
просто боишься его. Ты должна перестать бояться, иначе ни у кого из нас не
будет будущего.
22
Волк петлял среди молодых деревьев, не разбирая дороги. Низкорослые
саженцы доходили ему почти до колена, тогда как взрослые, почти трехлетние
деревья уже могли служить вполне подходящим занавесом, чтобы скрыть
остававшийся за всадниками след.
Черневог хотел отыскать Сашу. Но, волей-неволей, к полудню они
выбились из сил, еще раз проделав путь на запад. Но в сгоревшем доме Саши
не оказалось, и они вернулись назад, к могиле Ууламетса.
От нее они повернули на север, а затем вновь на запад, если в самом
маловероятном случае Саша все-таки мог направиться к реке. Черневог искал
беглеца с помощью своего волшебства, в то время как Петр всматривался в
раскинувшееся перед ним освещенное солнцем зеленое море глазами обычного
человека. Он смотрел, не промелькнет ли где-нибудь белая в коричневых
яблоках лошадь, в глубине души надеясь, что им не удастся отыскать вообще
никаких следов, и рассчитывал на то, что Саше удалось ускакать достаточно
далеко и теперь он находился в относительной безопасности. Петр очень
боялся, если это было не так. Он представлял себе самые ужасные вещи:
например, вдруг Хозяюшка пала, не выдержав тяжелого пути, или водяной
напал из засады и утащил их обоих в глубокий ручей, или сашино сердце
просто-напросто остановилось, подчиняясь злобному желанию более сильного
колдуна.
- Это сделать гораздо легче, чем поверить в какую-то случайность,
произошедшую с ним, - пробормотал Черневог за его спиной, - поверь мне.
- Чтобы я поверил тебе? Господи... Да ты только отпусти меня, и я тут
же найду его. А сам возвращайся к дому и жди меня. Почему ты этого не
хочешь? Змей, я могу поклясться, что если ты действительно хочешь найти
его, если ты на самом деле хочешь его найти...
Черневог перебил его:
- Если уж у него нет шансов исчезнуть от меня, то у тебя их еще
меньше. Или во всяком случае, я постараюсь, чтобы так было.
- Черта с два.
- Поверь мне.
Это уже было похоже на желание. Оно на некоторое время лишило Петра
способности думать, оно душило всякие разумные мысли.
- Как ты не поймешь, - продолжал Черневог. - Ведь он не умрет. Во
всяком случае, это не самое худшее, что может случиться с ним.
Петр чувствовал, как его обдает холодом, несмотря на то, что было
тепло и светило солнце. Он сопротивлялся всему, что бы не говорил
Черневог, но иногда услышанное было очень близко к его собственным мрачным
предчувствиям...
- В волшебстве, Петр Ильич, ни добро, ни зло не существуют как
отдельные частности: там всегда один только управляет, а второй является
только лишь управляемым. Саша очень уязвим, но он не умрет, хотя ты можешь
этого и пожелать. Уверяю тебя, что с ним этого не случится, и когда ты
поверишь в это, то будешь помогать мне с большим желанием.
- Замолчи!
- Друг мой, будь благоразумным.
- Я не твой друг.
- Но ведь ты и не враг мне. Уверяю тебя, что это действительно так.
- Не забывай, что я убил твою проклятую Сову, - пробормотал Петр и
попытался сбросить с себя его руки. - Убери от меня свои руки.
- Я ни о чем не жалею. Сова была уже изрядно старой.
Такая откровенная бессердечность вызвала у Петра неожиданную тошноту.
- Неужели ты ничего не любишь, Змей? И не любил никогда? А все то,
что ты хочешь, оно имеет отношение хоть к кому-то?
- Я любил только Сову. - Теперь они поднимались вверх по склону, и
Черневог вновь ухватился за Петра, получив хоть какую-то для этого
причину: Волк сделал несколько резких движений. - Только Сову. Она ушла,
ее нет, и теперь ты занимаешь ее место. Она любила только мышей. А что ты
хочешь получать от меня?
- Я хочу чтобы ты держал свои проклятые руки от меня подальше!
- Я буду любить то, что любишь ты, я буду ненавидеть то, что ты
ненавидишь... Видишь, какую власть над собой я подарил тебе. Что еще я
могу сделать для тебя?
Все это сплошная ложь, думал Петр, пока они ехали вдоль гребня холма.
Саша наверняка смог бы что-нибудь сделать с его сердцем. Эх, если бы он
только мог освободить меня от него...
- Но он не может. Оно под хорошей охраной, оно охраняется
волшебством, да и я гораздо сильнее его. Но все, что я сказал, абсолютная
правда: ты действительно можешь управлять моей дружбой. Пользуйся ей как
тебе угодно: для этого вообще не требуется никакого колдовства. Здесь
действует лишь естественная природа сердец, когда они находятся долгое
время рядом друг с другом. Вот видишь, как я доверяю тебе.
Петр же хотел избавиться от Черневога, Петр хотел помощи. Он
чувствовал, что тонет в его мыслях, погружаясь все глубже и глубже. Глядя
на окружавшие его деревья, он думал с тоской: "Очень скоро от меня не
останется почти ничего. И Саша просто не поверит мне, если мы все-таки
найдем его. Он не поверит. Господи, помоги мне, я вот-вот сойду с ума".
- Разумеется, - заметил Черневог, опуская руку на его плечо, - как,
вероятно, ты только что сообразил, все точно также может быть и совсем
по-другому.
Саша сидел, подобрав под себя ноги, в зеленой тени, около самых ног
лошади, которая продолжала стоять на одном месте, будто наслаждаясь теплом
от солнечных лучей, падавших ей на спину. Саша чувствовал это, точно так
же, как он чувствовал боль в ее ногах и пустом желудке. Очень трудно
пройти большой путь, особенно для старой лошади, которая не приспособлена
ни к скачкам, ни к лесным дорогам.
В конце концов беспокойство, которое причинял ей пустой желудок,
взяло верх, и Хозяюшка начала принюхиваться к росшей прямо перед ней траве
с гораздо большим интересом. Главным же образом ей хотелось воды, потому
что внутри у нее все горело, что было совсем нечестно по отношению к
собственным внутренностям, когда вода была прямо под рукой...
Но теперь, когда она хорошенько подумала об этом, у нее не было
никаких причин, чтобы откладывать это, и она направилась к небольшому
ручью, который бежал среди камней, и вдоволь напилась. Разумеется, здесь
могли быть те разнообразные пугающие ее существа, похожие на привидения,
поэтому она настороженно прислушивалась и не спускала глаз со всего
окружающего, включая даже свои собственные ноги, и, конечно, со своего
ненаглядного хозяина, который по-прежнему сидел под деревом. Саша же
продолжал читать ее мысли, словно наблюдая сам себя из такой необычной и
недоступной ему точки, и уже не вспоминал больше о том, откуда и куда он
направлялся, а просто разглядывал окружавшую их чащу и пробовал вкусную
холодную воду.
Весь лес был погружен в тишину. Саша продолжал все так же тщательно
вглядываться в широкую перспективу, открывавшуюся ему теперь от самой
поверхности ручья, где все еще находились глаза Хозяюшки, и остро
вслушиваться во все окружающее, пока, наконец, он не изменил угол зрения и
не увидел лошадь, пьющую воду.
Он мысленно пробыл с Хозяюшкой совсем недолго, но уже почувствовал
слабость от солнечных лучей. Тень, где он сидел, была достаточно плотной,
солнечные лучи вообще не попадали в этот отрезанный ручьем от остального
леса укромный уголок, где разросшиеся папоротники едва ли не переросли
молоденькие деревца. Здесь он был в безопасности, потому что Хозяюшка была
очень тихим существом, она хотела так немного, что от ее желаний в
окружавшем их мире не возникало никаких волнений.
Неожиданно она подняла голову, насторожила уши, а он тут же захотел
узнать, о чем она подумала. Но Хозяюшка решила, что учуяла всего лишь
лису. Лисы были уже знакомы ей. Они обычно прятались в лесной чаще и
никогда не беспокоили лошадей.
Саша некоторое время наблюдал за окружающим, размышляя, что бы это
обеспокоило лошадь: он подумал, что лиса могла спрятаться от какого-нибудь
более опасного зверя. Но Хозяюшка посчитала это всего лишь пустым
беспокойством, и решила больше никогда не обращать внимание на лис.
Но все стихло, и Саша решил, в конце концов, что он ошибался.
Однако долго сидеть в таком положении было опасно. Можно было
позабыть об всех делах, кроме как попусту беспокоить лошадь. А то, чего
доброго, можно было и сойти с ума, замкнувшись здесь друг на друга до тех
пор, пока неожиданный дождь не приведет тебя в чувство или вдруг не
возникнет какого-то случайного желания, действительно опасного или для
лошади или для себя самого.
Любые желанья были опасны с тех пор, как Черневог сосредоточил на нем
все свое внимание. Поэтому, чтобы быть недосягаемым для него, он должен
был вести себя как можно тише, погрузившись всеми мыслями в себя и в
Хозяюшку, пока есть хоть малейшая угроза его жизни. Он старался как можно
глубже укрыться в этом, раз уж на то пошло, эгоизме, до тех пор, пока его
отсутствие не перерастет в совершеннейшую угрозу для его врагов...
Все это, разумеется, освобождало лишь его, но никак не Петра.
Он встал на колено и попробовал выпрямить затекшую ногу, чтобы
растереть ее: он опасался любых ненужных сейчас желаний.
Он заставлял себя думать лишь о самом несущественном и делать лишь
самые обыденные вещи. Учись у лошади, говорил он себе. Встань, разбери
поклажу, найди какую-нибудь еду. Опасность была, но она была не здесь, и
поэтому чем дольше он будет делать и желать самые простые вещи, какие, к
примеру, могла бы желать Хозяюшка, они будут недоступны для желаний
Черневога. Желания Черневога, сколь бы волшебной силой они не обладали,
будут сворачивать в сторону от них. Так, или почти так, можно было в общих
чертах описать их опасность, если следовать книге Ууламетса: в
естественном мире природа всегда может предоставить вполне разумную
лазейку, в которой можно скрыться.
Итак, пришлось думать лишь о самых простых вещах, так понятных даже
лошади: об ужине. В конце концов, это было честно, а Хозяюшка очень
одобряла любые честные предложения.
Ведь никому же не запрещено пожелать в качестве компенсации за время,
проведенное в неподходящей компании, скажем, половину вот этой чудесной
колбаски. Саша отломил половинку и очень пожалел о том, что у него нет
водки. Сейчас она была как раз в том самом месте, о котором он не хотел и
думать, но колбаса была здесь, и это должно было быть просто прекрасно.
