каменное ложе, мелькавшие друг за другом дни и ночи. Я видел его сон.
Ведь я почти сделал это, я сам уже почти разбудил его... Господи,
какой же я дурак!
В то же мгновенье он ощутил резкую боль в затылке и повернулся,
опираясь на локоть, чтобы взглянуть вокруг, подчиняясь внезапному ощущению
чьего-то присутствия в окружавшей темноте. Он боялся обнаружить, как
что-то огромное и похожее на змею скользит в его сторону...
Разумеется, он тут же увидел тень, с мерцающими красноватыми глазами,
в которых отражалось слабое пламя костра, но формой этой тени была
человеческая фигура, напоминавшая косматого оборванного мальчишку.
"Что тебе надо?" - спросил он, пока Малыш прижимался к нему и шипел
как перегретый чайник. Банник чуть подался вперед, усмехнулся и уселся на
корточки, опустив костлявые руки на такие же костлявые колени.
Звук бьющих о землю копыт долетел до его сознания... Среди
деревьев-призраков можно было разглядеть движущееся бледное пятно: это
была скачущая лошадь...
"Кто ты, как зовут тебя?" - спросил он в очередной раз. - "Ты всего
лишь наш банник или ты что-то еще?"
Существо вновь усмехнулось, обнажив острые, как у крыс, зубы, и
растопырив во все стороны пальцы.
На золотого цвета листке отчетливо выделялась капля крови...
единственная капля, свежая и зловеще подрагивающая...
Возможно, что это все еще продолжался его сон. Только теперь он ехал
верхом через лес, деревья смыкались за ним, а на своем лице он ощущал
прикосновения светлой лошадиной гривы. Вокруг было сумрачно, страшно, все
было покрыто падающими желтыми листьями. Он не имел никакого понятия о
том, куда лошадь уносила его, кто гнался за ним и где была надежда на
спасенье. Его лишь не оставляло чувство, что он должен покинуть это место
до окончательного наступления темноты.
Листья продолжали падать, солнце клонилось к закату, оставляя на небе
причудливую игру тени и света.
Деревья тянули свои ветки, колючки извивались с грациозностью ленивых
змей. Листья покачивались так медленно, что глаз не мог заметить их
движений.
Одна единственная капелька все еще висела на колючке, словно
нанизанная на нее...
В конце концов и она упала.
Вот собралась еще одна. И следовало бы подумать, если бы только
возникло такое желание, что она может задержаться в таком положении чуть
дольше, прежде чем свалится вниз.
И этот маленький знак должен был бы ясно показать, что никакого сна
больше не было и в помине.
11
Петр повесил над огнем котелок, чтобы вскипятить воду: Саша попросил
его приготовить чай, как только они проснулись поздно утром. Петр был
очень озадачен такой просьбой. Как можно было думать про какой-то чай,
когда невыносимо выдерживать любое промедление при таком, будь оно
проклято, соседстве, учитывая, что водяной так или иначе покинул свою
нору, а на реке им не удалось обнаружить никаких признаков Ивешки...
Но не смотря на подобные мысли, он и сам, как убитый, спал прошлой
ночью, подозревая, что это не обошлось без чьего-то постороннего
вмешательства. А тем временем Саша, жаловавшийся на беспокойные сны,
теперь с явным ожесточением что-то записывал в свою книгу. Но Петр
понимал, что иметь дело с колдунами можно было только набравшись терпения,
и если малый, с бешеной скоростью заносящий в книгу расползающиеся
каракули, хотел попить чаю, то этот чай Саша обязательно получит. Ведь это
было, пожалуй, единственным делом, которое мог сделать человек, у которого
не было иного выбора, как сидеть и ждать.
Итак, Петр отложил все вопросы, одолевавшие его этим туманным утром.
Он приготовил затребованный чай и поставил чашку у сашиных ног, добавив к
этому немного отварной крупы, смешанной с медом, которую он пристроил ему
на колено.
Тот, не отрываясь от книги, потянулся за ней и отправил почти всю в
рот, запивая из чашки, взяв ее левой рукой, которой только что придерживал
чернильницу. Слава Богу, что он все-таки не перепутал их местами. Страницы
книги он придерживал локтем, а перо испытывало такие нагрузки, к каким
явно не привыкло даже находясь в хвосте у гуся. Саша спешил так как только
мог, и обычному человеку оставалось при этом только надеяться, что сидящий
перед ним колдун пришел к каким-то очень полезным выводам.
Петр, закончив свой завтрак, поинтересовался, понадобится ли им еще
костер или нет. И когда Саша ответил, что скорее всего нет, Петр залил
угли речной водой, а затем упаковал как мог их вещи, разумеется кроме
книги и чернильницы.
При этом он не переставал думать о происходящем и пришел к выводу,
что Ивешка была далеко не так глупа. Он был согласен с Сашей, что она, по
крайней мере, знает, что делает. Если только она не устала от постоянных
мыслей о своем перерождении... которое, черт возьми, можно было бы
сравнить с вновь ожившим ивовым деревом...
Это обстоятельство очень сильно обеспокоило и его самого, когда
прошлой ночью он вглядывался в ту самую полоску на берегу реки, где росла
та злополучная ива, раскачивая на ветру свисающими ветками. Он не мог
понять, какое значение имел тот факт, что явно мертвое дерево вдруг стало
возвращаться к жизни, и какая могла быть неясная связь между этим событием
и исчезновением Ивешки, кроме того ранее известного ему факта, что дерево
умирало, сбрасывая в воду свои листья, по мере того как Ивешка
возвращалась к жизни. И это дерево выглядело абсолютно мертвым в течение
всех трех лет, когда он проплывал по реке, занимаясь посадками леса в
верховьях.
Ивешка очень заботилась о лесах. Она со всем пылом обращала свои
чары, околдовывая молодые саженцы, чтобы ускорить их рост. О каждом
деревце она говорила как об отдельной личности. Как бы ни было, но вполне
возможно, что та старая ива не дала умереть ее совести, когда погиб этот
лес, и таким образом в этот лес вновь вернулась жизнь, как только она
вернулась и к Ивешке. Разве она, обладая всем искусством чародейства, не
смогла заметить такого любопытного факта?
Или заметила, но посчитала это чем-то обыденным и недостойным
внимания?
Господи, да он даже представить себе не мог, что она могла
оказываться именно здесь во время своих побегов в лес.
Действительно, он не видел причин.
Наконец Саша закрыл свою книгу.
- Ну так что, мы можем отправляться? - спросил его Петр.
- Да, мы отправляемся. - Саша уложил и книгу и чернильницу. - Ты
поедешь верхом, теперь твоя очередь.
- И что же мы собираемся делать?
- Мы идем прямо туда и выясняем, что там произошло, - ответил Саша.
- Приятно слышать наконец хоть что-то, имеющее смысл. Идем, Малыш. -
Он вскочил на Волка, вслед за опередившим его Малышом, которому при этом
пришлось исчезнуть оттуда. Затем, когда Волк неуверенной иноходью двинулся
было по направлению к Саше, Петр надел свою шапку, наклонился и подхватил
сашину поклажу. - Нам что-то стало известно? Мы узнали что-то новое после
столь долгих занятий чтением и письмом?
Надежда была только на это.
Саша же разбил эти надежды лишь одним беспокойным движением головы.
- У меня лишь возникло подозрение, что кто-то очень хотел заманить
нас именно сюда. И, пожалуйста, не спрашивай меня, кто именно.
- Но я все равно спрошу. Или это то самое имя, которое мы не
произносим вслух?
- Я не знаю, - сказал Саша и вновь покачал головой, заставляя Волка
идти без повода.
- Хорошо, тогда что же еще?
- Я больше ничего не знаю.
- Саша...
- Боюсь, что он проснулся. Я не знаю как, я не знаю почему. Я не
знаю, было ли это одним из его прежних желаний или это простая
случайность, которую нельзя исключать, когда имеешь дело с желаниями. А
может быть, что-то отвлекло внимание леших. В конце концов, причина не
имеет большого значения.
- Ты лучше не говори мне таких слов, как "не знаю", "не уверен", "не
понимаю, почему". Я чертовски устал от них. Только прошу тебя, ради Бога,
приведи наши головы в порядок, чтобы они воспринимали окружающий мир так,
как мы этого хотим, да, как говорится, смажь наши пятки. Разве это желание
не сработает?
- Оно сработает превосходно, - сказал Саша, - если только тем, что ты
пожелаешь, не сможет воспользоваться твой враг.
Они менялись время от времени, а порой вообще не нагружали Волка,
кроме как поклажей, чтобы он мог отдохнуть от них обоих, особенно там, где
в лесу не было ни единой тропинки. Земля становилась все суше, чем та,
которая лежала к югу от пещеры водяного. Они уходили все дальше и дальше
на север, удаляясь от реки. Саша старался забирать как можно меньше сил от
окружавшего их леса, только чтобы поддерживать их собственные силы да
пытаться услышать Ивешку, разорвав хоть на мгновенье окружавшую их тишину,
чтобы подать сигнал лешим о беде, приключившейся с ними.
Но ответа так ни откуда и не приходило, кроме устойчивого
предчувствия, оставшегося у него после ночных кошмаров, что они упустили
свое время и свою удачу, что Ивешка, взяв лодку, значительно обогнала их,
так что не было никакой надежды догнать ее, во всяком случае до тех пор,
пока ветер продолжал дуть с юга, вопреки всем его желаниям.
Петр, в свою очередь, идя пешком, экономил дыханье, почти не ведя
никаких разговоров по поводу прошедшей ночи.
Только однажды у него вырвалось:
- Черт побери, и что за напасть! - Это произошло, когда они теряли
время, переходя через приличных размеров ручей, и еще раз, когда, прыгнув
через другой ручей, он неудачно приземлился и упал в воду. - Я понимаю,
что сейчас ты занят другими желаньями, - сказал он, поднимаясь, весь
мокрый от воды, - но нельзя ли обратить немного внимания и на нас?
- Извини, - ответил ему Саша с явным раскаянием в голосе. В этом
действительно была его ошибка. Но Петр нахмурился, глядя вверх на него,
сидящего на лошади, и похлопал его по колену.
- Не теряй чувства юмора, приятель, не теряй чувства юмора. Запомнил?
Это как нельзя лучше характеризовало образ мыслей Петра, независимо
от того, насколько глуп мог быть его приятель. Он решил в тот момент, что
Петр пытался просто поднять его настроение и заставить спуститься с небес
на землю.
- Мне действительно очень жаль, - повторил он, но по лицу Петра
понял, что это всего-навсего лишь еще одно обычное "извини". Тогда он сам
попытался пошутить, и содрогнулся, когда в очередной раз произнес: -
Извини.
- Одолжи мне парусину, - неожиданно сказал Петр.
- А почему ты не хочешь ехать верхом? - спросил Саша, который только
что соскочил с лошади, потому что сидя на ней можно было получать
небольшое тепло, что было немаловажным для человека, почти насквозь
промокшего в ручье. Но Петр отказался, только еще раз попросил у него
парусину, ссылаясь на то, что при ходьбе он согревается гораздо больше,
Волку нет никакой необходимости мокнуть без всякой на то причины.
Гром загремел где-то через час.
Теперь они шли под дождем и почти в сумерках, которые разрывались
вспышками молний. Они, правда, накрывались от дождя парусиной, которая
хоть как-то помогала им удерживать тепло. И еще было одно достоинство в их
теперешнем положении: земля под ногами, хоть и политая дождем, была
твердой. Между мертвыми деревьями попадались большие поляны и участки,
поросшие молодыми деревцами и свежими папоротниками, вместо зарослей
колючек, что позволяло им двигаться на запад без особых усилий.
Но в какой-то момент после заката солнца Саша почти без всякой
