Но это могло быть вмешательством в чужую жизнь. Он очень боялся, что
так оно и будет, и может привести к опасным последствиям каким-либо
непредсказуемым путем. Но упрямо и настойчиво, не поддаваясь раскаянию, он
записал:
"Если есть нечто главное во всем, что происходит с нами, то это не
тишина, а потеря нами способностей осязать привычным для нас образом все
происходящее вокруг.
Все происходит по своим законам. Петр частенько напоминает мне о том,
что прежде всего нельзя забывать то, что мы принимаем на веру".
Почти перед самым рассветом, скатав одеяла, упаковав впотьмах вещи,
они снова двинулись в путь, еще не полностью освободившись от путаницы
снов. В дороге они подкрепились колбасками и водкой из кувшина, в то время
как Малыш ехал верхом, частенько перебираясь со спины Волка на спину
Хозяюшки и эпизодически, когда настроение его было соответствующим, трусил
по земле впереди них.
Петр отказался от попыток задавать вопросы, полагая, что он знает о
том, что произошло с лешими, так же много, как и Саша, что на самом деле
было очень мало: ведь на самом деле никто не может знать, что творится в
голове у леших. Но несмотря на это, они упорно продвигались вперед со
скоростью, какую можно было ожидать от лошадей на лесной дороге. Они
поднимались верхом на очередной холм и спускались пешими, чтобы дать отдых
лошадям, поднимались верхом на другой и останавливались, чтобы лошади
перевели дыханье, растирали их ноги настоем из трав, который Саша, слава
Богу, захватил в достаточном количестве, и так шли, и шли, и шли.
Временами Петр впадал в безнадежное отчаяние, и ему казалось, что он
больше никогда не увидит Ивешку вновь, что все оборачивается против них и
что короткий остаток его жизни закончится катастрофой, если только лешие
не помогут им. В такие моменты он не рвался вперед и не интересовался тем,
что могло ожидать их там.
Затем так же неожиданно все, о чем он только что думал, начинало
казаться ему совершенно необоснованным: теперь он с полной убежденностью
ехал на север, где Саша и Ивешка должны были закончить свои колдовские
дела, и все его собственные страхи тут же исчезали и казались ему по
меньшей мере глупостью.
- Ты по-прежнему не оставляешь меня без своих желаний? - задал он
Саше неожиданный вопрос.
- Только иногда, - признался тот.
- Ну слава Богу, а то я подумал, что схожу с ума.
- Прости меня.
- Да нет, все хорошо, - ответил Петр. Но в тот же момент
почувствовал, что дрожит. Он посчитал, что причиной этому было просто
недосыпание, а может быть и сознание того, что ему частенько говорили
неправду.
- Петр? - окликнул его Саша.
Странные ощущения приходили и уходили, меняясь от безнадежного, почти
глупого отчаянья, и до беспричинной надежды.
- Ты все еще делаешь это?
- Нет. Но все окружающее начинает меняться. Ты чувствуешь?
- Что это такое, черт возьми?
- Не знаю. Я не делал этого. Я... О, Господи!
Они продвигались сквозь раскинувшиеся словно зеленый занавес ряды
молодых деревьев, и полуденное солнце освещало молодой лесок, стоящий
перед ними, прозрачным золотистым светом. Легкое золотое покрывало,
подернутое зеленью молодых деревьев, пронизанное насквозь солнечным светом
висело в воздухе, и золотой ковер из желтых листьев покрывал землю...
Петр и Саша застыли, оба пораженные увиденным. Петр был очарован
цветом и красотой этого загадочного места, будто по волшебству они
совершили путешествие из весны в самый разгар золотой осени.
Затем, освободившись от восторга, он понял, что очаровавшие его
краски были неживыми. Здесь просто умирали деревья...
Саша сказал вдруг притихшим голосом:
- Я уже видел это место. Я видел его много раз в своих снах.
Что-то с силой ударило Петра в ногу и поползло по ней вверх. Он
задержал дыханье и решил про себя, что это мог быть только Малыш, который
на этот раз стремился влезть не на спину Волка, а как испуганный ребенок
хотел спрятаться у него на груди.
- Мне очень не нравится все это, - сказал Петр, обращаясь к кому-то,
для кого, как казалось, это имело значение.
13
Опавшие листья, затоптанные копытами лошадей...
Силуэты всадников среди золотистого леса становятся все ближе и
ближе...
Очертания лодки, в которой кто-то спит, положив руку на рукоятку
руля... светлые волосы рассыпаются как покрывало...
Кровь на темных колючих ветках...
И волки... чьи глаза кажутся такими же золотыми, как опадающие
листья...
Малейшее колебание веток от случайного порыва ветра вызывало
просвечиваемый солнцем водопад из золотистых листьев, который одновременно
создавал ощущение красоты и ужаса.
Вот так должно быть и умирали старые деревья, подумал Саша. Но сейчас
к этой смерти Ивешка не имела никакого отношения.
- Я думаю, что мы движемся прямо в самое пекло, - сказал Саша,
обращаясь к Петру.
- Вот и чудесно, - ответил тот с явным беспокойством во взгляде,
похлопывая Малыша, который вцепился в него. - Чудесно. Так сколько же нам
осталось до этого места? И что мы должны увидеть там? И следует ли нам
направляться прямо туда?
- Не знаю. Сказать по правде, я не уверен в том, что нам следует
делать.
- Малыш не очень-то рад этому, видишь? - В голосе Петра послышалось
непривычная тревога. - Уж не так много чего есть на свете, что пугало бы
Малыша...
Там, где проезжали всадники, тут же обрушивался неожиданный золотой
дождь...
Свет слабел, золото тускнело... солнце затягивалось тучами.
Время начало бежать очень быстро, вместе с нарастающими ударами
сердца...
- Боже мой! - воскликнул Петр, как только внезапный порыв ветра
ударил им в спины. Лошади начали фыркать и пригибать головы, а сверху на
них сыпались листья и сучки. Мелкий мусор и пыль обрушились на шею Петру,
а Малыш зашипел и тут же исчез от такой неприветливости.
- Он проснулся, я ужасно боюсь этого, - сказал Саша.
- Так пожелай, чтобы он не делал этого!
- А я что делаю! - бросил в ответ ему Саша. - Я только не вполне
уверен, что это приведет к добру!
- Прочь сомненья, черт побери! - Поднятые ветром листья внезапно
потускнели, как только на солнце надвинулась тень. Петр посмотрел вверх,
затем назад, прикрывая глаза от летящих обломков. Одно единственное
грозовое облако неясно вырисовывалось над верхушками деревьев на западе.
- Дождь, поливающий колючие ветки, - слабеющим голосом произнес Саши,
хотя сказал это скорее инстинктивно: человек всегда поступает так, когда
испытывает удивленье.
- Я чертовски устал от этого дождя, - сказал Петр, понадежнее
надвинул шапку и огляделся вокруг себя, словно хотел увидеть, что это за
место, куда мог сбежать Малыш. Разумеется, это Место было, и Малыш
отправлялся туда всякий раз, когда попадал в особенно неуютную обстановку.
В этот момент Петр был и сам не прочь отправиться туда, если там не было
надвигающегося дождя и чего-то еще более худшего, что ожидало их в конце
пути. - Будь все трижды проклято!
- Перестань ругаться, - побранил его Саша, и Петр тут же прикрыл рот,
в надежде, что Саша пожелает сейчас что-то такое, что заставит Черневога
оставаться на том же месте. А еще он пожелает, чтобы они вновь увидели
реку, и Ивешку, и лодку, поджидающих их на берегу.
Прогремел гром. Небо стало серо-стального цвета, что было не
свойственно для весны: грозы частенько очень быстро проносились над
горизонтом, проливались дождем и так же быстро уносились. И каждый из них
подумал, что это не обычная весенняя гроза, а вызванная чьим-то желанием.
Колдуны обладают достаточной сноровкой, чтобы управлять молниями, по
крайней мере настоящие колдуны, потому что грохот и огненные вспышки могут
вывести из себя любого человека.
- Я надеюсь, что ты обратил внимание на небо, - спросил Петр. - И на
гром.
- Да, обратил, - пробормотал Саша. - Я хочу... - Он начал говорить
так, будто существовали еще тысячи более важных вещей. Он показал рукой
вперед, туда, где сквозь пелену дождя можно было различить скопление голых
деревьев, более высоких и более кряжистых, чем молодые деревца, которые
они только что миновали.
Это должно было показаться очень странным, если задуматься о том, что
лешие, которые очень тщательно очищали и засаживали эти леса, могли
оставить здесь столь странную рощу.
Высокие, старые деревья, подумал Петр, когда они подъехали поближе.
По возрасту они походили на те деревья, которые вымерли в южных лесах, и
стояли среди густого колючего кустарника и сухой дикой травы, мертвые и
высохшие, в самый разгар весны...
Волк искоса поглядывал по сторонам и натягивал повод. Но они должны
были следовать именно этим путем, а Волк останавливался, фыркая и
потряхивая головой. А в это время бедная Хозяюшка продолжала идти вперед,
подчиняясь колдовскому желанию.
Петр был уже близок к тому, чтобы изменить свое мнение по поводу
того, что именно предстает перед ними в виде этих голых заросших бурьяном
стволов, но почувствовал, будто холод пронзил его.
- Это лешие! - сказал он едва слышно. - Господи, но что же случилось
с ними?
- Не знаю, - пробормотал Саша. - На самом деле не знаю.
- Но ведь лешие не могут умереть!
- Они и не умерли.
- Значит, плохи их дела, так? - Теперь они подъехали к самому краю
ковра из золотых листьев, прямо к лешим, в полном одиночестве стоявшим
посреди колючего кустарника, опутанного плющом...
Лошади неожиданно остановились и встали. Петр решил про себя, что
наверняка это была сашина работа, и осмотрелся вокруг с сильным ощущением
какого-то неудобства, будто что-то зловещее окружало их.
Со всех сторон слышался шелест кустов. Он смог заметить как
зашевелились суковатые пальцы и как очень медленно открывались огромные
странные глаза на каждом из окружавших их стволов.
- Колдун, - раздался громовой голос, по звуку напоминавший мельничные
жернова.
И другой, еще более глубокий, добавил:
- Обещания нарушены...
Сучки затрещали, колючки согнулись и начали цепляться за них, когда
леший очень медленно протянул к Саше свои руки. Они ухватились за его
кафтан и стащили с лошади, а он судорожно хватался за их суковатые пальцы.
- Поосторожней! - закричал, обращаясь к лешему, Петр. Он запомнил,
как Мисай предупреждал их, что среди леших попадаются просто дикие
безумцы, которые вообще не понимают, что тело страдает от их объятий,
которые могут раздавить даже камни. - Будь поосторожней с ним!
Но в следующий момент он решил, что это все просто глупо. Разумеется,
Саша был в состоянии позаботиться о себе, ведь только дурак отправится
против леших с мечом: вероятнее всего, тот только будет раздражать их.
- Обещания, - вновь повторил леший, а Саша тут же сказал, и в голосе
его слышалась боль:
- Петр, Петр, не делай ничего, и не спорь с ними, пожалуйста!
Но Петр считал, что это неверно, потому что никогда не знаешь, как
именно следует поступать с этими созданьями.
- Отпусти его! - пронзительно закричал он лешему, размахивая мечом,
чтобы привлечь к себе внимание. - Черт бы побрал тебя, ведь ты покалечишь
его! Отпусти его!
Но леший будто не замечал Петра. Он начал удаляться, продираясь
сквозь колючки, сгибая и ломая их. Сашин кафтан цеплялся за них, и Бог
знает, что только было с его лицом и руками.
Волк стоял неподвижно, видимо, околдованный. Петр поглядел по
сторонам и, приведя его в чувство легким ударом, отправился вслед за
