смертельную рану. Ведь он уже лежал в тот момент, ты, грязный
ублюдок.
- Я был очень напуган, и плохо соображал. Я был не прав. Я
совершил преступление и теперь искупаю свой грех.
- Действительно,- сказал Эридж,- Кандрис собирался немного
проучить тебя. Он никогда не любил тебя, и ему было не по вкусу, что ты
занимал место среди воинов, и считал, что ты не имеешь на это права. Я
сам не обращал на это внимания, но он был мой брат, и если бы он
решил перерезать тебе горло, будучи наследником Нхи, я и тогда был бы
на его стороне. Жаль, что мы были плохо вооружены. Ты оказался
проворней, с этим мечом, гораздо проворней, чем мы могли себе
представить. Я должен отдать тебе должное, ублюдок, ты был хорош.
Вейни взялся за кубок и допил остатки вина.- Отец сделал
хороший выбор наследников, разве не так? Все трое - будущие убийцы.
- Отец был лучше всех,- сказал Эридж.- Но он убил нашу мать: я
просто уверен в этом. Он же подтолкнул Кандриса к смерти, оказывая
тебе определенное внимание. Нет ничего удивительного, что ему
являлись призраки.
- Тогда освободи замок от них. Отпусти меня отсюда. Наш отец
относился к тебе не лучше, чем ко мне. Отпусти меня.
- Ты уже просил меня об этом, и я тебе отказал. Почему бы тебе не
попробовать бежать?
- Я думаю,- ответил Вейни,- что я никогда бы не смог добраться
даже до первого этажа Ра-Мориджа.
- Но позже тебе придется пожалеть о том, что ты не использовал
этот шанс.
- Ты хочешь запугать меня. Я знаю эту игру, Эридж. Ты всегда
был большим специалистом в таких делах. Я же всегда старался верить
тебе, гораздо больше, чем я верил Кандрису. Мне всегда хотелось
думать, что у тебя еще оставались хоть какие-то понятия о чести, в то
время как он в этом сильно нуждался.
- Ты ненавидел нас обоих.
- Мне жаль тебя, мне жаль даже Кандриса.
Эридж улыбнулся и встал из-за стола, направляясь поближе к
камину, где было теплее. Вейни присоединился к нему. Эридж,
продолжая держать кубок с вином в своей руке, уселся на привычный
стул против огня, в то время как Вейни устроился на теплых камнях.
Долгое время они сидели молча, и еще два кубка опустели в руке
Эриджа, его лицо раскраснелось, а дыхание стало более тяжелым.
- Ты слишком много пьешь,- сказал наконец Вейни.- Особенно
этим вечером ты выпил очень много лишнего.
Эридж поднял обрубок руки.- Вот это болит долгими холодными
вечерами. И уже долгое время я пью, чтобы лучше заснуть. Конечно, я
должен прекратить это, если не хочу кончить так же, как отец. Ведь
именно вино уничтожило его, я хорошо это знаю. Когда он пил, а это
было почти постоянно после смерти Кандриса, он становился
невменяем. Он отправлялся на его могилу, и там его посещали призраки.
Мне бы не хотелось умереть таким образом.
Подобная рациональность делала его похожим на сумасшедшего.
А иногда Вейни казалось, что перед ним рассудительный человек,
способный к прощению. По его мнению, человек не мог говорить
подобным образом с врагом. И ему казалось, что были моменты, когда
они становились в большей мере братьями, чем когда-либо еще. В эти
моменты он думал, что понимает Эриджа через его настроение, через
складки и морщины, которые еще резче выделялись на его лице, делая
его старше на несколько лет, чем он был на самом деле.
- Твоя хозяйка,- сказал Эридж,- все еще не покинула Моридж,
хотя ты уверял меня в том, что она оставит нас?
- Это ее дело.
- Должен я вернуть ее, чтобы задать ей этот вопрос, или могу
задать его тебе?
Вейни пристально взглянул на него, пытаясь как можно быстрее
понять цель этого вопроса, прозвучавшего среди полубессмысленного,
болезненного и большей частью слабого и надуманного юмора. Такой
оборот дела меньше всего нравился ему.- Ее дела касаются Хеймура, и я
могу добавить только одно: она не принадлежит к числу друзей Фая.
Давай считать, что этого достаточно для объяснений.
- Действительно?
- Это правда.
- Но все равно,- сказал Эридж,- она не покинула Моридж. А ведь
все мои обещания были основаны именно на этом.
- И мои тоже,- сказал Вейни.
Эридж посмотрел на него сверху вниз. Больше не было и следов
веселья в его глазах. В одно мгновенье он преобразился. Теперь пред
Вейни был нхи Риджен, только более молодой, непреклонный и полный
злобы.- Ты можешь идти.
- Я прошу, не предпринимай ничего против нее,- в последний раз
предостерег его Вейни.
- Ты можешь убираться,- повторил Эридж.
Вейни поднялся и вышел без обычного поклона. В коридоре он
увидел охрану: все были из рода Маай. Эридж не доверял его охрану
людям нхи.
Но с тех пор, как он вошел в эту комнату, охрана удвоилась.
Теперь его поджидали уже четыре человека.
Неожиданно он решил вернуться, услышав слабый звук
выдвигаемого из ножен меча. Через открытую дверь он видел, как Эридж
обнажил свой длинный меч. В этот момент короткого замешательства,
они ухватили Вейни за спину, и пытались удержать.
Терять ему было нечего. Он осознавал это, и приблизившись к
брату, полный решимости разнести ему, по крайней мере, череп, чтобы
не было у Нхи щенков из рода Маай для управления Ра-Мориджем. Во
всяком случае, Нхи это пошло бы на пользу.
Но они все-таки успели схватить его, и левая рука Эриджа,
сжимающая рукоятку меча опустилась ему на голову, заставляя его
упасть на колени.
Он хорошо знал эту подземную часть крепости, которая уходила
глубоко внутрь холма, где были расположены многочисленные
коридоры и комнаты, используемые для хранения припасов. Зимний
холод наполнял это подземелье почти в любое время года. Теперь там
редко кто бывал, потому что это место было небезопасным из-за обвала,
который произошел там еще в незапамятные времена. Часть помещений
хранилища были укреплены с помощью колонн, а туннели и коридоры
снабжены подпорками. Когда Вейни и его братья были еще детьми, им
запрещали посещать сами подвалы, а разрешали играть в верхних
складах безопасного западного крыла замка. Летом в них было
прохладно, а зимой тепло.
Однажды, когда он уже жил в Ра-Моридже, его братья уговорили
его пойти с ними вниз, в самые нижние и глубоко расположенные сырые
и холодные подвалы. Они взяли с собой только одну лампу и тайком
отправились в это рискованное путешествие.
Там они и оставили его. Никакие его крики никоим образом не
могли быть услышаны наверху.
И вот теперь его волокли в это самое место без света, без воды,
одетого только в штаны и рубашку при таком жутком холоде. Он
сопротивлялся, как мог, перепуганный тем, что они свяжут его здесь и
оставят, как однажды сделал Кандрис. Они втолкнули его в темноту и
захлопнули за ним дверь, повернув несколько раз ключ в замке.
Он же в исступлении пытался открыть ее, пока у него хватало сил.
Но наконец его плечи и руки обессилели. Он опустился около двери, в
единственном месте, которое он запомнил в этой кромешной тьме, и
которое было не таким ледяным, как все остальное пространство. Когда
он сдерживал дыхание, то единственными звуками, которые доносились
до него, было отдаленное, едва различимое журчание воды.
Но вскоре появились крысы. Они подбирались осторожно,
останавливаясь всякий раз, как только он производил неосторожный
звук. Он уже отчетливо слышал шуршанье их маленьких лап, когда они
перебегали вдоль стен или прямо над ним, в лабиринтах
многочисленных перекладин, расположенных у потолка.
Он ненавидел их, чувствуя отвращение, еще со времен давних
кошмаров, пережитых в этом месте. Он ненавидел их даже при свете дня:
один их вид отбрасывал его память назад, погружая его в темные
пространства, где эти твари кишели тысячами, где они вселяли ужас, и
где он был маленьким и беззащитным.
Но он не осмелился долго так лежать, опираясь о дверь. Ведь
крысы как правило сторонились человека, который все еще бодрствовал,
и он понимал это очень здраво, несмотря на охвативший его страх, а
кроме того, он хорошо знал, что они могут сделать с человеком, который
спит. Поэтому он начал ходить, чтобы хоть таким образом спастись от
сна, и один раз, когда он прилег отдохнуть, то почти немедленно
почувствовал что-то легко скребущееся в его ногах. Он приподнялся с
прерывистым криком, эхо которого ужасающими раскатами разнеслось в
темноте, и вскочил на ноги.
Этот звук, видимо, напугал их, но отнюдь не надолго. Вскоре они
вновь бесстрашно принялись за свои прежние занятия.
Временами к нему подступал сон. Это чаще случалось в те
моменты, когда он, обессиленный, внезапно опускался вниз. Поэтому он
ходил до тех пор, пока не прислонялся к стенам, чтобы хоть как-то
отдохнуть, постоянно удерживаясь от падения на пол, просыпаясь уже в
полусогнутом состоянии. Тогда он карабкался вверх по стене, стараясь
подняться, и так удерживал себя на слабеющих ногах.
Но вот в коридоре послышался звук шагов, где-то внизу появилась
полоска света, и наконец дверь открылась. Яркий свет факелов ударил
ему в лицо, и он увидел темные фигуры людей, которые стояли в
коридоре. Он вышел к ним, как к дорогим друзьям, почти падая на их
руки, как в единственное спасительное место.
Они почти на руках оттащили его наверх, прямо в комнату, где
находился Эридж. За окном была ночь, и он догадался, что прошла одна
ночь и один день с тех пор, как он спал последний раз. Его колени
дрожали, а руки отказывались слушаться его, когда он попытался сесть
на указанное ему место за столом, против своего брата.
Прежде всего он попробовал вина, надеясь, что с его помощью
исчезнет холод из желудка, который сковывал его изнутри. Но есть он не
хотел, и взял лишь небольшой кусок хлеба с сыром.
Нож выпал из его руки, и он решил, что с него достаточно. Он
отодвинул свой стул и, несмотря на то, что Эридж еще не закончил свой
обед, лег около горящего камина, наслаждаясь теплом. Постепенно его
ощущения притупились, и наступило полное изнеможение. Он
проснулся, когда почувствовал осторожные удары сапога по
собственным ребрам.
Он заставил себя собраться, имея сильное желание оттянуть
возвращение в свою тюрьму любым разговором, более терпимым
отношением к мрачному юмору Эриджа, но охрана Маай была уже
рядом. Они подняли его и потащили вновь туда, где в кромешной
темноте бегали крысы. Он сопротивлялся отчаянно и безрассудно,
вырываясь от них. Ему даже удалось добраться до стола и схватиться за
нож, которым он попытался пырнуть кого-то в руку, прежде чем они
обезоружили его. Удар ногой, нанесенный в голову, заставил его
немного затихнуть. Когда он уже падал на пол, его единственной
мыслью было то, что сейчас они вновь потащат его вниз, а в
бесчувственном состоянии он наверняка достанется крысам. Именно по
этой причине он и продолжал сопротивляться с такой яростью, пока
второй удар в грудь заставил его потерять сознание.
Он все еще лежал на полу. Он мог уже ощущать и свет, и тепло, и
мягкость ковра под пальцами рук. Затем он почувствовал еще и
холодное стальное острие на своем запястье, прижимавшее его руку к
полу, поднял глаза, и увидел Эриджа, который сидел, опираясь на ручку
стула, а в его руке был длинный меч, поблескивающий в пламени
камина.
- А у тебя, оказывается, гораздо больше выносливости, чем
следовало ожидать, мой ублюдочный братец,- сказал тот.- Казалось бы,
что несколько лет назад у тебя должно бы быть больше причин для
этого, чем два дня назад. Разве ты находишься в таком долгу перед ней,
что даже не можешь сказать, зачем она явилась сюда?
- Я уже объяснил тебе,- ответил Вейни,- что я сам не до конца
понимаю ее цель. Она говорила, что собирается уничтожить Колдовские
Огни. Но я не знаю, зачем. Может быть, это дело ее чести. Но они
никогда не приносили никакого вреда землям Эндар-Карш, поэтому я не
думаю, что она причинит какой-нибудь вред и Мориджу.
- И ты, конечно, не знаешь, какую выгоду она получит при этом?
- Нет. Она сказала только один разЄ упомянув, что собирается
