Помреж закоченел (хозяйке хорошо, в шубе, в унтах, выделенных Почувае-
вым), попытался завершить.
- Может, пойдем?
Фердуева умела скакнуть от приязни в глухое неодобрение без полутонов,
зло предложила:
- Шлепай, я еще помозгую на свежих воздусях, соображается отчетливо.
Помреж остался, решил не бросать хозяйку: терпи и холод, и окрик, если
голодать обрыдло.
- А кого же родить предпочтительнее, мальчонку или девицу? - поинтере-
совался Помреж.
Фердуева, не думая, ответила, порадовалась, что попала в масть.
- Человечка. Собственного! Может, не предаст на старости лет, глазки
строить не за деньгу или постель будет, а так. По велению сердца! Как
нам в пионерах лапшу на уши вешали. По велению сердца. Помнишь?
- А як же ж,- подтвердил Помреж, а Фердуева отметила: слизнул у Почу-
ваева, сработались орлы.
Около восьми вечера машина пээмгэ подъехала к дому Фердуевой, два сер-
жанта поднялись на лифте, несколько минут, прислушиваясь, топтались у
двери Нины Пантелеевны. Дверь производила впечатление: сварная уголко-
вая рама, намертво вмурованная в стены, окаймляла стальные полосы,
укутанные в войлок. Желтолицый сержант подергал дверь, приложил ухо к
никелированным рыльцам финских замков.
Через полчаса рыжий Филипп знал, что Фердуевой дома нет. Чорка звонок
рыжего застал в подвальном помещении, где гуляли свадьбу молоденького
охранника посольства далекой державы, проходившего срочную службу в
Москве и двадцатилетней блондинки. На столе громоздились закуски. Же-
них приволок два ящика французского шампанского. Над брачующимися кор-
шуном навис скрипач, вырывая смычком свое пропитание из размякших сер-
дец гостей. Чорк проверял зал, когда ему шепнули про звонок Филиппа.
Хозяин покинул зал, обольстительно улыбнувшись жениху и невесте, мол,
хоть каждый день расписывайтесь, будем рады, и выплыл из зала, зло
глянув на скрипача, будто тот не выкладывался или намекая, что алч-
ность музыканта бросается в глаза, портит настроение веселящимся.
- Нет дома,- услыхал Чорк,- через час заедут еще раз, проверят,. и
после полуночи.
- После полуночи пусть позвонят по этому номеру,- Чорк назвал семь
цифр.
Тут же связался с предупрежденным предисполкома начальником коммуналь-
ных служб - недаром принимал главного распорядителя района совсем не-
давно - пожаловался, что перегорели два фонаря на улице, как раз у за-
ведения, и пробило кабель во дворе. Вскоре пригрохотал грузовик с те-
лескопической ногой, закрепленной у заднего борта, венчал ногу стакан,
возносящий монтажников вверх для починок высоко над землей. Фонари за-
менили враз, кабель вроде и не пробивало. К десяти вечера Чорк напоил
команду техобслуживания, пообещал сохранить машину во дворе в непри-
косновенности до утра и отправил монтажников и командира-водителя но-
чевать на двух оплаченных такси.
Тремя часами ранее, перед программой "Время", гости Почуваева перепи-
лись вторично после краткого отрезвления днем благодаря парилке. Ду-
расников не отлипал от Приманки и не позволял никому из мужиков утя-
нуть Светку на танец. Гремела музыка.
Апраксин с Кордо, выпив чаю с вареньем, наблюдали, как по террасе со-
седской дачи скачут темные контуры, совсем как в театре теней. Гово-
рить не хотелось; буйство через улицу нашептывало о скоротечности
дней, отпущенных для радостей земных; повалил снег неправдоподобными,
будто сделанными декораторами, хлопьями. Сумасшедшее метание теней в
сочетании с густеющей тьмой походило на действо сатанинское.
Фердуева приблизилась к Дурасникову, положила ладонь на плечо Приман-
ки, по-матерински расправила светлые волосы опившейся блудницы.
- В баньку не желаешь? Без мужиков. еще попаримся.
Светка слабо соображала, но тискающие, усыпающие тело щипками лапы Ду-
расникова осточертели, и заплетающимся языком Приманка дала согласие.
Дурасников возражать не стал, даже прикинул затуманенным мозгом, что
отдохнет малость, оклемается, чтоб к ночи, к развязке, не опозориться
в желанных объятиях.
Почуваев предусмотрительно держал баньку под парами, по просьбе Ферду-
евой, быстро догнал жар до потовыживающих пределов. Фердуева выставила
отставника и уединилась с Приманкой в парилке. Болтали о разном. Фер-
дуева сыпала советами, ужасалась открытости Светки, необкатанности в
делах, весело смеялись над несовершенствами кавалеров. О долге - ни
слова.
Светку развезло. Фердуева притащила из холодильника, накрытого таким
же, как на окнах, рушником водки, влила в Приманку. Глаза девицы заво-
локло. Фердуева выскользнула из парилки, успев бросить взгляд на гра-
дусник: кованая стрелка плясала между ста десятью и сто двадцатью,
ближе к двадцатке.
Дверь, открывающуюся внутрь, тщательно прикрыла.
Должно получится. если только не сообразит потянуть дверную ручку на
себя.
Нине Пантелеевне рассказывали, как на министерской даче обгорел чело-
век, уверенный, что дверь растворяется, если толкать ее от себя и,
обезумев, все крепче и крепче запечатывал себя сам в пышущей жаром ка-
морке.
Фердуева съела апельсин. Из парной ни звука, лишь попискивал ток, про-
бегая по проводам или. кровь стучала в висках от напряжения.
Нина Пантелеевна натянула унты на ажурные колготки, набросила шубу и
только тогда сообразила, что провела в парилке достаточно времени,
чтоб навредить плоду. Злоба на себя, на северян, на Приманку, на весь
мир затопила Фердуеву, не оглядываясь, женщина выскочила из бани и по-
бежала по густо присыпанной снегом тропе к светящейся в отдаленни тер-
расе.
Гульба набирала обороты. Пачкун скакал с Акулеттой, такой дворянски
неприступной на вид, такой же распутной, как знавали ее всегда. Васька
Помреж и Мишка Шурф обжимали с обеих сторон Наташку Дрын и плясали
втроем под одобрительными взглядами дона Агильяра; начмаг, будто уве-
домлял молодняк: мальчики, если бы вы знали, как она мне осточертела.
Наташка Дрын и трезвая нюансов не секла, а уж в подпитии и подавно.
Дурасников распластался на диване и каждый отчетливо видел, что самое
выдающееся у зампреда - живот. На животе лежал надкушенный пирожок, к
губе Дурасникова прилипли рисинки и крошки. На появление Фердуевой
никто не обратил внимания, отсутствие Приманки никто на заметил.
Почуваев составлял к стене опорожненные банки из-под солений, марина-
дов, залезая на донце каждой, выскребал то зубчик чеснока, то незаме-
ченный кусок янтарного кабачка и с видимым наслаждением доедал.
Один раз Мишка Шурф встретился с Фердуевой глазами, и ей показалось,
что Мишка все понял: ну что ж, ему и оповещать заинтересованный люд, а
может и переоценивает проницательность Шурфа. Фердуеву бесило все,
особенно ноги Акулетты, дрянь задирала их под потолок, демонстрируя
желающим кружевное белье; Акулетта плясала без лифчика и груди ее
мелькали в полурасстегнутой блузке.
Неожиданно выскочила кукушка из часов, прокуковала половину одиннадца-
того. Почуваев обвел присутствующих взглядом старшего по званию, будто
на построении, углядел некомплектность личного состава:
- Где эта. как ее,- Почуваев не прикидывался и впрямь плохо запоминал
имена,- ну та, которую этот боров щупал.
Почуваев совершил ошибку: боров не спал, только делал вид, что отклю-
чился.
Мишка Шурф врубил музыку погромче, и Фердуева благодарно взглянула на
мясника, но Помреж щелкнул лошадиной челюстью, будто потревоженный
природным чувством осторожности и выключил магнитофон. Тишина оглуши-
ла. Все замерли в разных позах, напоминая механические фигурки, у ко-
торых вдруг кончился завод.
Акулетта повалилась на стул, развязно раскинув колени. Наташка Дрын
обвила шею Пачкуна, зашептала жаркие слова, впиваясь в розовое ухо до-
на Агильяра. Помреж смотрел на Фердуеву, как всегда в минуты непонима-
ния, ожидая подсказки, и только Мишка Шурф, похоже и впрямь все понял,
улыбнулся тайком и отвернулся к темноте за стеклом, выбеленной снего-
падом.
Дурасников открыл глаза, оглядел себя: может он причина молчания? Мо-
жет, вышел конфуз? Расстегнута ширинка или слюна вытекла из уголков
рта? Зампред поднялся, тяжело оглядел комнату, будто со сна припоми-
ная, как и зачем здесь оказался.
Помреж измотался в последние дни, не досыпал, не выдержал, подал голос
первым:
- Приманка где?
На Фердуеву снизошла ледяная уверенность: ей-то что, ну пошли вместе
попариться, ну попарились, ну попросилась Светка погреться еще, не ре-
бенок, хочешь - сиди, хоть изжарься. Фердуева приложила ладони к ще-
кам, будто припоминая давно забытое:
- Пошли попариться вдвоем часа полтора назад, ей не хватило, решила
остаться, очистить шкурку паром, прогреть косточки.
- Она ж пьяная в дым! - заголосила Акулетта и в гневе свела колени.
- А кто здесь трезвый? - ввернула Наташка Дрын, оторвавшись от обожае-
мого уха.
- Заткнись, дура! - Пачкун больно ткнул Наташку в бок. За доном Агиль-
яром водился нюх на беду не хуже помрежевского.
Почуваев побледнел: если что, ему не отвертеться, дача-то его, баня
его, загул на его территории и вся маета по держанию ответа на него
падет. Кабаний затылок отставника расцвел красными пятнами. Ни слова
ни говоря, Почуваев выскочил во двор, все замерли, ожидая возвращения
Эм Эм с вестями. Через пять минут Почуваев ввалился со двора. Акулетта
взвизгнула: такой рожи у хозяина дачи никто отродясь не видывал, будто
мукой обсыпали лицо и руки ходуном ходили, похоже с потолка, кто дер-
гал за нитки вверх-вниз. Почуваев опустился на пол и, тупо глядя на
банки вдоль стены, промямлил:
- Ужас! Сгорела девка.
Люди рыжего Филиппа никогда не манкировали: если сверху шел приказ
пасти квартиру Фердуевой до полуночи и даже позже, значит, так надо.
Жильцы дома благосклонно взирали на ближних подходах к подъездам -
субботний вечер, возвращались кто откуда - как медленно катит низкоси-
дящий "москвичок", меченный гербами, с синей полосой на голубом, каст-
рюльном, фоне. Нас охраняют! И люди, только что нахохлившиеся в без-
людье путей, ведущих к дому, расправляли плечи, и дробь чужих шагов за
спиной уже не пугала, не встряхивала дрожью.
Желтолицый сержант вылез из машины, подождал напарника. На панцирной
сетке лифтовой шахты клочьями серела свалявшаяся пыль, кабина опуска-
лась надрывно, милиционеры безразлично скользили по похабным надписям
на стенах, обляпанных едкоцветной зеленью, краской военных городков,
затерянных в неприступных лесах.
Лифт дотащил милиционеров до этажа Фердуевой, вышли, не закрывая же-
лезный обшарпанный зев кабины, если кто вниз вызвать пожелает - обож-
дет! Желтолицый ткнул кулаком дверь Фердуевой, обивка надежно скрывала
стальные полосы и все же костяшки ощутили бронированную мощь. Желтоли-
цый провел пальцем по стальной раме. Неприступная твердыня, наддал
простеганную поверхность плечом, куда там,- не шелохнулась, не то, что
фанерные дверцы новостроек: кулаком ткни, и пятерня уже гуляет в при-
хожей.
Дверь Фердуевой никто б открыть не смог, а если вознамерился, шум под-
нял бы не только на весь дом, но и на все окрестности. Такую дверь
только рвать мощным зарядом, а если брать сверлильным инструментом,
работы на полсуток и то, ухватишь ли успех за хвост - вопрос.
Желтолицый прислонился ухом к замкам. Тишина. Азиатские глаза обрати-
лись в щелки, будто всю мощь зрения желтолицый перекачал в слух, чтоб
уловить хоть крохотное шевеление, намек на присутствие живого. Тишина.
До этого милиционеры три раза звонили в квартиру Фердуевой из автомата
близ магазина Пачкуна. Никто трубки не поднимал.
Снизу топал пешком - лифт-то блокирован милицией - пьяница без возрас-
та, на площадке Фердуевой налетев на милиционеров заблеял:
- Г-г-готовится ограбление! Мусс-с-ора липовые! Переодетые! В-ваши до-
кументы!?
Желтолицый приоткрыл глаза-щелки, и пьянчужке поплохело.
