когда я сказала ему, что хочу завязать, то стала добычей, на
которую стоило поохотиться. Ты знаешь, как это бывает среди
преступников - человек для них либо приятель, либо
потенциальная жертва. А поскольку я уже не была
преступницей, он решил, что я могу стать добычей.
Он узнал о родственных связях Барка и поставил вопрос
ребром. Двадцать тысяч долларов, или он меня выдаст. Он
знал, что меня разыскивают. У меня не было другого выхода.
От него мне не сбежать... Я сказала Барку, что мне нужно
двадцать тысяч долларов. Я не знала, что он сможет их
раздобыть. Спустя три дня он дал мне чек. Я понятия не
имела, откуда деньги, но даже если бы и знала, то это бы
ничего не изменило. Мне нужны были эти деньги.
Вечером Барк сказал, откуда у него эти деньги. Сказал,
что подделал подпись своего родственника. Он боялся, что
если это раскроется, меня могут счесть сообщницей. Может, я
и испорчена, но не до такой степени, чтобы посадить его в
тюрьму. Я рассказала ему все. Он даже глазом не моргнул.
Настаивал, чтобы я заплатила Килкурсу и обезопасила себя.
Барк был уверен, что шурин не посадит его в тюрьму, но на
всякий случай хотел, чтобы я переселилась, снова сменила имя
и укрылась где-нибудь, пока мы не увидим, как реагирует
Эксфорд... Он ушел, а я обдумала свой собственный план. Я
любила Барка - слишком любила, чтобы сделать из него козла
отпущения, и не слишком верила в доброе сердце Эксфорда.
Было второе число. Если не вмешается случай, думала я,
Эксфорд не узнает о фальшивом чеке до начала следующего
месяца, когда банк пришлет ему реализованные чеки. В моем
распоряжении - месяц.
На следующий день я сняла со счета свои деньги и написала
Барку, что должна уехать в Балтимор. Я запутала след до
Балтимора, багажом и письмами занялся один мой приятель.
Сама же я поехала к Джоплину и попросила, чтобы он укрыл
меня. Я дала знать Фэгу, и когда он явился, сказала ему,
что через пару дней отдам деньги.
С тех пор он приходил ежедневно, и каждый раз обманывать
его становилось все легче. Однако я понимала, что письма
Барка вскоре начнут к нему возвращаться, и я хотела быть на
месте, прежде чем он сделает какую-нибудь глупость. И все
же я решила не вступать с ним в контакт, пока не буду в
состоянии вернуть деньги, прежде чем Эксфорд узнает о
мошенничестве.
С Фэгом дело шло все легче, однако он не хотел отказаться
от двадцати тысяч долларов, которые, разумеется, все время
были при мне, если я не пообещаю, что останусь с ним
навсегда. А мне казалось, что я люблю Барка и не нужен мне
никакой Фэг.
И тогда однажды вечером меня увидел Барк. Я была
неосторожна и поехала в город в автомобиле Джоплина - на
том, желтом. И, конечно же, Барк мена узнал. Я сказала ему
всю правду, а он рассказал, что нанял детектива... В
некоторых делах он был совсем ребенком. Ему не пришло в
голову, что шпик прежде всего раскопает дело с деньгами.
Теперь я знала, что фальшивый чек может быть обнаружен в
любой день.
Когда я сказала об этом Барку, он совсем сломался. Вся
его вера в прощение со стороны Эксфорда испарилась. Он
выболтал бы все первому встречному. Поэтому я взяла его к
Джоплину. Хотела продержать его там пару дней, пока дело не
прояснится. Если в газетах не будет ничего о чеке, это
будет означать, что Эксфорд готов замять дело, что Барк
может спокойно возвращаться домой и подумать о возмещении
убытка. Если бы газеты написали обо всем, Барку следовало
бы подыскать надежное укрытие, да и мне тоже.
Во вторник вечером и в среду газеты поместили информацию
об исчезновении Барка, однако без упоминания о чеке.
Выглядело это неплохо, но мы все же решили подождать еще
день. Килкурс уже все знал, поэтому вынуждена была отдать
ему двадцать тысяч долларов. Но я надеялась их вернуть,
поэтому держала его при себе. Я попросила Жестяную Звезду,
чтобы он немного попугал его, и с тех пор Барк был в
безопасности.
Сегодня вечером человек Джоплина сказал, что один парень,
некий Грязный Рей, крутится здесь второй день и что скорее
всего он интересуется нами. Он показал мне Рея. Я рискнула
появиться в зале ресторана и сесть за столик поблизости от
него. Что он из себя представляет, ты знаешь сам; не прошло
и пяти минут, как он уже сидел за моим столиком, а через
полчаса я уже знала, что он успел настучать... Он рассказал
не все, однако достаточно, чтобы я вычислила остальное.
Я рассказала об этом Фэгу и Джоплину.
Фэг был за то, чтобы немедленно убить и Барка, и Рея. Я
постаралась выбить эту мысль из головы: это ничего бы не
дало. Рея я обвела вокруг пальца. Он готов был броситься
за меня в огонь. Мне показалось, что я убедила Фэга, но...
В конце концов мы решили, что Барк и я возьмем машину и
уедем, а Рей разыграет перед тобой дурачка, покажет тебе
какую-нибудь пару и скажет, что принял их за нас. Я пошла
за плащом и перчатками, а Барк направился к машине. И Фэг
его застрелил. Я не знала, что он хочет это сделать! Я не
позволила бы ему! Поверь мне! Я не позволила бы причинять
вред Барку!
А потом у меня уже не было выбора... Мы заставили Рея
подтвердить наши алиби. Позаботились, чтобы и другие это
подтвердили. А потом ты поднялся наверх - и узнал меня.
Такое уж мое счастье, что это был именно ты - единственный
детектив в Сан-Франциско, который меня знает!
Остальное тебе известно. Грязный Рей вошел в комнату
следом за тобой и выключил свет, а Джоплин придержал тебя,
чтобы мы могли бежать, а потом, когда ты начал догонять, Рей
пожертвовал собой, чтобы тебя задержать и дать нам скрыться,
а теперь...
Ее била дрожь. Плащ, который я ей дал, соскользнул с
белых плеч. Меня тоже трясло - она была так близко... Я
достал из кармана смятые сигареты, закурил.
- И это все... Ты согласился выслушать, - сказала она
мягко, - я хотела, чтобы ты это знал. Ты настоящий мужчина,
а я...
Я откашлялся, и моя рука, державшая сигарету, внезапно
перестала трястись.
- Не смеши, ладно? - сказал я. - До сих пор у тебя шло
неплохо, не порть впечатление.
Она засмеялась, и в ее смехе была уверенность в себе. И
немножко усталости. Она придвинула свое лицо еще ближе к
моему, а ее серые глаза смотрели мягко и спокойно.
- Маленький толстый детектив, имени которого я не знаю...
- Ее голос был немного утомленным, немного ироничным. - Ты
думаешь, что я играю, не так ли? Что я играю, а ставка в
игре - моя свобода? Может быть, и так. Я наверняка
воспользуюсь случаем, если мне его предложат. Но...
Мужчины считали меня прекрасной, а я играла ими. Таковы
женщины. Мужчины любили меня, а я делала с ними, что
хотела, считая, что они достойны только презрения. А потом
появляется этакий толстяк, детектив, имени которого я не
знаю, и он относится ко мне так, словно я ведьма или старая
индианка. Ничего странного, что у меня возникло какое-то
чувство к нему. Таковы уж женщины. Или я так безобразна,
что мужчина может смотреть на меня без всякого интереса? Я
безобразна?
Я покрутил головой.
- Ты в полном порядке, - сказал я, стараясь, чтобы голос
мой столь же равнодушным, как и мои слова.
- Ты свинья! - Ее улыбка стала еще нежней. - И именно
потому, что ты такой, я сижу здесь и раскрываю перед тобой
душу. Если бы ты обнял меня, прижал к своей груди, которую
я и так ощущаю, если бы сказал, что меня вовсе не ждет
тюрьма, это, конечно, обрадовало бы меня. Но если бы ты
приласкал меня, ты стал бы только одним из многих, которые
любят меня, которых я использую и после которых приходят
следующие. А поскольку ты не делаешь ничего такого,
поскольку ты сидишь рядом со мной, как деревянный, я жалею
тебя... Маленький толстый детектив, если бы это была
игра...
Я пробормотал что-то неразборчивое и с трудом удержался,
чтобы не облизать пересохшие губы.
- Я войду сегодня в тюрьму, если ты действительно тот
самый твердый мужчина, который без всякого интереса слушает,
как я объяснюсь ему в любви. Но до того, как я войду туда,
разве ты не можешь признать, что я больше чем "в полном
порядке"? Или хотя бы дай мне понять, что если бы я не была
преступницей, твой пульс бился бы чуточку чаще, когда я
касаюсь тебя. Я иду на долгий срок в тюрьму, может, даже на
виселицу. Сделай что-нибудь, чтобы я знала, что не говорила
все это мужчине, который попросту скучал, слушая меня.
Ее серебристо-серые глаза были полузакрыты, голова
откинута.
Какое-то время она смотрела на меня широко открытыми
серыми глазами, в которых только что были спокойствие и
нежность и которые теперь слегка хмурились, словно боль
свела ее брови.
Я отодвинулся от нее и включил двигатель.
Уже перед Редвуд-Сити она снова положила ладонь на мое
плечо, легонько похлопала и убрала руку.
Я не смотрел на нее, и она не смотрела на меня, когда
записывали анкетные данные. Она назвалась Джейн Делано и
отказалась говорить без адвоката. Все это длилось недолго.
Когда ее уводили, она задержалась и сказала, что хочет
поговорить со мной с глазу на глаз.
Мы отошли в угол.
Она придвинулась ко мне так, как в автомобиле, и я снова
ощутил тепло ее дыхания на щеке. И тогда она наградила меня
самым гнусным эпитетом, какой только знает английский язык.
Потом она пошла в камеру.
--------------------------------------------------------
1) - "Белая хижина" (англ.).
Дэшил Хэммет
Зигзаги подлости
Перевод Г. Рикмана
- О смерти доктора Эстепа мне известно из газет, - сказал
я.
Худая физиономия Вэнса Ричмонда недовольно сморщилась:
- Газеты о многом умалчивают. И часто врут. Я расскажу,
что известно мне. Позже вы познакомитесь с делом, и,
возможно, добудете какие-то сведения из первых рук.
Я кивнул, и адвокат начал свой рассказ, тщательно
подбирая каждое слово, словно боясь, что я могу понять его
неправильно.
- Доктор Эстеп приехал из Сан-Франциско давно. Было ему
тогда лет двадцать пять. Практиковал в вашем, городе и, как
вы знаете, стал со временем опытным хирургом, всеми
уважаемым человеком. Через два-три года по приезде он
женился; брак оказался удачным. О его жизни до
Сан-Франциско ничего не известно. Он как-то сказал жене,
что родился в Паркерсберге, в Западной Вирджинии, но его
прошлое было таким безрадостным, что не хочется вспоминать.
Прошу вас обратить внимание на этот факт.
Две недели назад, во второй половине дня, на прием к
доктору пришла женщина. Он принимал у себя в квартире на
Пайн-стрит. Люси Кой, помощница доктора, провела
посетительницу в кабинет, а сама вернулась в приемную. Слов
доктора она расслышать не могла, зато хорошо слышала
женщину. Та говорила довольно громко, хотя, судя по всему,
была чем-то напугана и умоляла доктора помочь ей.
Люси не расслышала всего, что говорила женщина, но
отдельные фразы смогла разобрать. Такие как: "Прошу вас,
не отказывайте", "Не говорите "нет".
Женщина пробыла у доктора минут пятнадцать, а когда
наконец вышла из кабинета, то всхлипывала, держа платочек у
глаз. Ни жене, ни помощнице доктор не сказал ни слова.
Жена вообще узнала о визите неизвестной только после его
смерти.
На следующий день, после окончания приема, когда Люси
надевала пальто, собираясь домой, доктор Эстеп вышел из
своего кабинета. На голове его была шляпа, в руке - письмо.
Люси заметила, что он бледен и очень взволнован. "Он был
цвета халата, - сказала она. - И ступал неуверенно и
осторожно. Совсем не так, как обычно".
Люси спросила, не заболел ли он, но доктор ответил, что
все это пустяки, всего лишь легкое недомогание, и что через
несколько минут он придет в норму.
С этими словами он вышел. Люси, выйдя вслед за ним,
увидела, как доктор опустил в почтовый ящик на углу письмо и
тотчас вернулся домой.
Минут через десять вниз направилась жена доктора, госпожа
Эстеп. Но, не успев выйти из дому, она услышала звук
выстрела, донесшийся из кабинета. Она стремглав бросилась
назад, никого не повстречав по дороге, - и увидела, что ее
супруг стоит у письменного стола, держа в руках револьвер,
