моя доля оставалась довольно скромной. Доктор, правда,
никогда не нарушал наш первоначальный договор, но на
повышение моего гонорара не соглашался. Он отлично понимал,
что я не стану резать курицу, которая несет золотые яйца.
Конечно, его деньги мне помогали, но капитала, как он, я не
сколотил, и это меня очень огорчало. И вот несколько
месяцев тому назад, узнав, что он увеличил капитал почти
вдвое, я перешел к более активным действиям.
За эти годы я изучил характер доктора, когда
выколачиваешь деньги, то волей- неволей изучаешь человека.
Так, например, я знал, что доктор никогда не говорил жене о
своем прошлом, отговаривался какими-то общими словами.
Сказал, между прочим, что родился в Западной Вирджинии.
Кроме того, я знал, у него в письменном столе всегда лежит
револьвер, и понимал зачем: если все откроется - он
покончит с собой. Доктор рассуждал так: власти, учитывая
его безупречную жизнь здесь, в Сан-Франциско, наверняка
замнут это дело и не допустят огласки. В этом случае жена
не будет опозорена перед общественностью, хотя и узнает
правду. Мне самому, разумеется, никогда бы не пришла в
голову подобная мысль, но доктор был человек со странностями
- ради репутации мог пожертвовать жизнью.
Вот таким я его себе представлял и не ошибся. Мой план
на первый взгляд может показаться очень сложным, но на самом
деле он прост. Я пригласил супружескую чету Эстепов
приехать ко мне. Их, правда, нелегко было разыскать, но в
конце концов я напал на их след. Собственно, я пригласил
только Эдну, а ее супругу приказал оставаться на месте. И
все сошло бы как нельзя лучше, если бы Хамберт послушался
меня... Но он испугался... Испугался того, что мы с Эдной
обманем его. Поэтому и приехал: разнюхать, что мы
собираемся делать. Я узнал об этом только тогда, когда вы
сказали мне о слежке...
Я пригласил Эдну, но не стал посвящать ее в подробности,
сказал, что нужно, и приказал как следует выучить свою роль.
За несколько дней до ее приезда я сходил к врачу и
потребовал 100 000 долларов. Он высмеял меня, и я сразу же
ушел, бросив напоследок, что готов на все.
Как только приехала Эдна, я послал ее к нему. Она
попросила сделать ее дочери криминальный аборт. Он,
конечно, наотрез отказался. Эдна начала умолять -
достаточно громко, чтобы слышала сестра или кто-нибудь
другой в соседней комнате. Она придерживалась текста,
который мог быть истолкован в нужном смысле. Эдна
безупречно сыграла свою роль и ушла от доктора вся в слезах.
После этого я приступил ко второй части: попросил
знакомого наборщика сделать клише и оттиск небольшого
сообщения. В нем говорилось, что городские власти напали на
след врача, который практикует под чужим именем, и что
документы он, несомненно, добыл незаконным путем. Клише
было размером 10 на 16 дюймов. Если вы внимательно
просматриваете "Ивнинг Тайме", то обратили внимание, что
ежедневно на первой странице помещается фотография точно
таких размеров.
Знакомый вытравил из одного экземпляра фотографию и на ее
место впечатал эту заметку. Остальное - совсем просто. Я
знал, что почтальон оставляет газеты прямо в двери доктора,
не заходя в дом. Нужно было просто подкараулить его и
подсунуть на место свежей газеты газету с фальшивкой.
Во время рассказа Лендвича я старался не показать, как
меня это заинтересовало, и в то же время не перебивал его,
стараясь не упустить ни единого слова. Сперва я думал, что
он наворотит с три короба лжи, но вскоре убедился: не врет.
Он прямо-таки наслаждался своей подлостью, смаковал ее...
Говорил и говорил - больше, чем нужно, просто не мог не
хвастаться. Он весь кипел от тщеславия, которое обычно
одолевает преступников, удачно провернувших дельце и
созревших для кутузки.
Глазки Лендвича блестели, а его маленький ротик победно
улыбался. Он продолжал свой рассказ:
- Доктор прочитал эту заметку и... застрелился. Но до
этого написал мне письмо. Я никак не ожидал, что полиция
примет самоубийство за убийство, поэтому считаю, что нам
здорово повезло.
Я рассчитывал на то, что в суматохе, вызванной смертью
доктора, никто не обратит внимания на фальшивую заметку, а
после самоубийства Эдна должна будет сделать свой второй ход
и заявить, что она - первая жена доктора Эстепа. Это должно
было найти подтверждение в словах помощницы доктора, которая
слышала их разговор, и в том факте, что доктор покончил с
собой после визита Эдны. Таким образом, я представлял его
перед всеми как двоеженца.
Я был уверен, что никакое следствие не сможет
опровергнуть этого факта. О прошлом доктора никто не знал,
а Эдна действительно вышла замуж за доктора Эстепа и прожила
с ним два года в Филадельфии. Ну, а о том, что Эстеп на
самом деле не Эстеп, трудно было разнюхать. Двадцать семь
лет - слишком большой срок. Оставалось лишь убедить жену
доктора и его адвоката, что она - фактически не жена, точнее
говоря, незаконная жена, поскольку он женился на ней, уже
будучи женатым. И мы этого добились! Все поверили, что
Эдна - законная жена.
Следующим шагом должно было быть соглашение между Эдной и
миссис Эстеп о разделе имущества и состояния доктора.
Причем Эдна должна была получить львиную долю или по меньшей
мере половину его состояния, только в этом случае мы ничего
не доводили до общественности. В противном случае мы
грозили обратиться в суд. Положение наше было отличное. Я
лично удовольствовался бы и половиной состояния. Несколько
сот тысяч долларов - это тоже деньги. Мне бы их наверняка
хватило - даже за вычетом тех 20 тысяч, которые я пообещал
Эдне.
Но когда полиция засадила за решетку жену доктора Эстепа,
я понял, что можно рассчитывать и на все состояние. Мне и
делать-то ничего не нужно было. Только ждать, когда она
будет осуждена.
Единственное доказательство ее невиновности - письмо
доктора - находилось в моих руках. И даже если бы я захотел
ее спасти, то не мог бы этого сделать, не выдав себя с
головой.
Когда врач прочел заметку в газете, то понял, что она
обозначает. Он вырвал ее из газеты, написал прямо на ней
несколько строк и прислал мне, Его послание и выдает меня...
Но я не собирался его показывать.
Итак, до сих пор все шло как нельзя лучше. Оставалось
ждать, когда капитал сам придет в руки. И как раз в этот
момент на горизонте появился настоящий доктор Эстеп, чтобы
испортить все дело.
Он сбрил свои усики, нацепил какие-то лохмотья и приехал
следить за нами. Как будто он мог что-нибудь сделать!
После того, как вы намекнули мне, что за мной следят, я
привел его сюда, собираясь спрятать где-нибудь, пока все
козыри не будут разыграны. И вас-то я пригласил, чтобы вы
посторожили его некоторое время. Но он оказался
несговорчивым, мы крупно поссорились, и в результате я его
пристукнул. Убивать я, естественно, не хотел, но так уж
получилось, что он проломил себе затылок.
Эдне я ничего не сказал. Она не стала бы слишком
горевать, но лучше поостеречься: женщины - смешной народ,
никогда не знаешь, чего от них ждать...
Я рассказал все. Делайте выводы. Доказательств нет...
Можно рассказать, что Эдна не была женой доктора Эстепа и
что я его шантажировал. Но нельзя доказать, что законная
жена доктора Эстепа не верила, что Эдна была его первой и
законной женой. Тут ее утверждения будут стоять против двух
наших. А мы поклянемся, что успели убедить ее в этом. А
раз так, она, естественно, имела мотив для убийства. И
газетный подлог вы не сможете доказать - материал у меня в
руках. И вообще, если вы начнете рассказывать все это перед
судом, вас сочтут психом. Уличить меня во вчерашнем
убийстве вы тоже не сможете - у меня есть алиби. Я могу
доказать, что вчера вечером я уехал из дома с одним моим
пьяным приятелем, привез его в отель и с помощью портье и
мальчика-лифтера уложил в постель. И утверждениям частного
детектива, что это не так, наверняка не поверят.
В обмане вы меня, конечно, уличите. Но вызволить миссис
Эстеп без моей помощи не сможете. Поэтому вам лучше меня
отпустить. А взамен я отдам письмо, написанное доктором.
Мы оба только выиграем от этого - можете быть уверены. В
нескольких строчках, написанных мной, простите, оговорился,
- доктором, сказано, что он покончил с собой, причем
написано недвусмысленно...
Игра стоила свеч, в этом не было сомнения. Лендвич не
врет... Я все хорошо понимал, и тем не менее мне не
хотелось отпускать этого подлеца...
- Напрасно вы пытаетесь убедить меня в этом, Лендвич, -
сказал я. - Вы и сами понимаете, что ваша песенка спета. В
тот момент, когда вы сядете за решетку, миссис Эстеп выйдет
на свободу.
- Что ж, попробуйте! Без письма вы ее не вытащите. И я
не думаю, что вы меня считаете круглым дураком и надеетесь
найти письмо собственными силами.
Меня не очень беспокоили трудности, связанные с поисками
доказательств виновности Лендвича и невиновности миссис
Эстеп. Достаточно навести справки о нем и его сообщнице
Эдне Файф на Восточном побережье, и все будет в порядке. Но
на это уйдет неделя, а может, и больше. А этой недели у
меня нет. Я вспомнил слова Вэнса Ричмонда: "Еще день-два,
проведенных в заключении, и ее не станет. И тогда ее мало
будет беспокоить, что говорят люди. Смерть сделает свое
дело".
Надо действовать решительно и быстро. Ее жизнь
находилась в моих руках. К черту законы! Человек, сидящий
сейчас передо мною, был подлецом, шантажистом, по меньшей
мере дважды убийцей. Но совершенно невиновная женщина при
смерти...
Не спуская глаз с Лендвича, я подошел к телефону и набрал
номер Вэнса Ричмонда.
- Как сейчас чувствует себя миссис Эстеп? - спросил я.
- Ей стало хуже. Полчаса назад я говорил с врачом, и он
считает...
Подробности меня не интересовали, и поэтому я довольно
бесцеремонно перебил его:
- Поезжайте в больницу, держитесь там поближе к телефону.
Возможно, мне удастся сообщить вам новости еще до
наступления ночи.
- Что? У вас есть шанс? Где вы?
Я не пообещал ему ничего конкретного и повесил трубку.
После этого сказал Лендвичу:
- Принято. Тащите сюда письмо. Я верну вам револьвер и
выпущу через черный ход. Но предупреждаю: на углу стоит
полицейский, и тут я ничем не смогу вам помочь.
Его лицо радостно засияло:
- Вы даете честное слово?
- Да. Только пошевеливайтесь.
Он прошел мимо меня к телефону, набрал номер, который мне
удалось подсмотреть, и сказал:
- Это Шулер. Пришлите немедленно мальчика с конвертом,
который я вам отдал на хранение. Возьмите такси.
После этого он сообщил свой адрес, дважды сказал "да" и
повесил трубку.
Ничего удивительного в том, что он принял мое
предложение, не было. В моем честном слове он не
сомневался, кроме того, как все удачливые шантажисты, он так
уверился в собственной безнаказанности, что вел себя, как
глупая овечка.
Минут через десять в дверь позвонили. Мы вышли вместе, и
Лендвич получил из рук посыльного большой конверт. А я тем
временем посмотрел на номер посыльного, красовавшийся на
шапке. Потом мы вернулись в комнату.
Там Лендвич вскрыл конверт и протянул мне его содержимое
- обрывок газеты с неровными краями. Поперек сфабрикованной
заметки было написано: "Не ожидал от вас такой глупости,
Лендвич. Льщу себя надеждой, что пуля, которая покончит мои
счеты с жизнью, покончит и с вашим паразитизмом. Отныне вам
придется самому зарабатывать себе на пропитание. Эстеп".
Да, ничего не скажешь. Врач решительно пошел навстречу
своей смерти!
Я взял у Лендвича конверт, вложил в него письмо, сунул
конверт в карман. После этого подошел к окну. Там я увидел
силуэт 0'Гара, терпеливо ждавшего меня там, где я его
оставил...
- Полицейский все еще стоит на углу, - сказал я Лендвичу.
- А вот вам и ваша пушка. - Я протянул ему револьвер,
который выбил у него из рук в начале нашей милой беседы. -
Забирайте его и скрывайтесь через черный ход. И не
забывайте: я вам больше ничего не обещаю. Только револьвер
и возможность скрыться. Если вы будете держаться нашего
