должен был принести билеты. Время отправления поезда подошло, а он все не
появлялся, и я купил перронный билет и пошел вдоль состава, надеясь его
увидеть. Его не было, а экспресс должен был вот-вот тронуться, и я вскочил в
вагон и прошел по всему поезду, рассчитывая, что он все-таки здесь. Состав
был длинный, но Скотта я не нашел. Я объяснил кондуктору, в чем дело,
заплатил за билет второго класса -- третьего не оказалось -- и спросил у
кондуктора, какой отель в Лионе считается лучшим. У меня не было другого
выбора, и я телеграфировал Скотту из Дижона, сообщив адрес лионского отеля,
где буду его ждать. Я понимал, что он не успеет получить телеграмму до
отъезда, но рассчитывал, что его жена перешлет ее ему. Я никогда прежде не
слышал, чтобы взрослый человек опаздывал на поезд, однако за эту поездку мне
предстояло узнать много нового.
Характер у меня был тогда очень скверный и вспыльчивый, но к тому
времени, когда мы проехали Монтеро, я несколько успокоился и злость уже не
мешала мне любоваться видами за окном вагона, а в полдень я хорошо поел в
вагоне-ресторане, выпил бутылку "сент-эмильона" и решил, что, даже если я
свалял дурака, приняв приглашение участвовать в поездке, которую должен был
оплатить кто-то другой, а в результате трачу деньги, которые нужны нам на
путешествие в Испанию, это будет мне хорошим уроком. Я никогда раньше не
соглашался поехать куда-либо за чужой счет, а всегда платил за себя и на
этот раз тоже настоял, чтобы гостиницы и еду мы оплачивали пополам. Но
теперь я даже не знал, приедет ли Фипджеральд вообще. От злости я разжаловал
его из Скотта в Фицджеральда. Позднее я был очень доволен, что исчерпал всю
злость вначале. Эта поездка была не для человека, которого легко разозлить.
В Лионе я узнал, что Скотт выехал из Парижа в Лион, но не предупредил,
где остановится. Я повторил свой лионский адрес, и горничная сказала, что
передаст ему, если он позвонит. Мадам нездоровится, и она еще спит. Я
позвонил во все большие отели и сообщил свой адрес, но Скотта не разыскал и
потел в кафе выпить аперитив и почитать газеты. В кафе я познакомился с
человеком, который зарабатывал на жизнь тем, что глотал огонь, а также
большим и указательным пальцами сгибал монеты, зажав их в беззубых челюстях.
Он показал мне свои десны -- они были воспалены, но казались крепкими, и он
сказал, что это неплохое mйtier (1). Я пригласил его выпить со мной, и он с
удовольствием согласился. У него было тонкое смуглое лицо, и оно светилось и
сияло, когда он глотал огонь. Он сказал, что в Лионе умение глотать огонь и
демонстрировать чудеса силы с помощью пальцев и челюстей не приносит
большого дохода. Псев-доглотатели огня погубили его mйtier и будут губить и
впредь повсюду, где им будет разрешено выступать. Он глотал огонь весь
вечер, сказал он, и все же у него нет денег даже на глоток чего-нибудь
посущественнее. Я предложил ему выпить еще рюмку, чтобы смыть привкус
бензина, оставшийся от глотания огня, и сказал, что мы могли бы поужинать
вместе, если он знает хорошее и достаточно дешевое место. Он сказал, что
знает отличное место.
Мы очень недорого поели в алжирском ресторане, и мне понравилась еда и
алжирское вино. Пожиратель огня был симпатичным человеком, и было интересно
наблюдать, как он ест, потому что он жевал деснами не хуже, чем большинство
людей зубами. Он спросил, чем я зарабатываю на жизнь, и я ответил, что
пробую стать писателем. Он спросил, что я пишу, и я ответил, что рассказы.
Он сказал, что знает много историй, более ужасных и невероятных, чем все
написанное до сих пор. Он может рассказать их мне, чтобы я их записал, а
потом, если за них заплатят, я по-честному отдам ему его долю. А еще лучше
поехать вместе в Северную Африку, и он поможет мне добраться до страны
Синего султана, где я добуду такие истории, каких не слышал еще ни один
человек.
Я спросил его, что это за истории, и он сказал: битвы, казни, пытки,
насилия, жуткие обычаи, невероятные обряды, оргии,-- словом, такое, что мне
может пригодиться. Пора было возвращаться в отель и снова попробовать найти
Скотта, и я заплатил за ужин и сказал, что мы наверняка еще как-нибудь
встретимся. Он сказал, что думает добраться до Марселя, а я сказал, что рано
или поздно мы где-нибудь встретимся и что мне было очень приятно поужинать с
ним. Он принялся распрямлять согнутые монеты и складывать их столбиком на
столе, а я пошел в отель.
Лион по вечерам не очень веселый город. Это большой, неторопливый
денежный город,-- возможно, прекрасный город, если у вас есть деньги и вам
нравятся такие города. Я уже давно слышал о замечательных цыплятах в
лионских ресторанах, но мы ели не цыплят, а баранину. Баранина была
отличная.
Скотт не подавал признаков жизни, и я улегся в постель среди
непривычной гостиничной роскоши и принялся читать первый том "Записок
охотника" Тургенева, который взял в библиотеке Сильвии Бич. Впервые за три
года я оказался среди роскоши большого отеля, широко распахнул окна, и
подложил подушки под плечи и голову, и был счастлив, бродя с Тургеневым по
России, пока не уснул с книгой в руках. Когда утром я брился перед
завтраком, позвонил портье и сказал, что внизу меня ждет какой-то господин.
-- Пожалуйста, попросите его подняться в номер,-- сказал я и продолжал
бриться, прислушиваясь к шуму города, который уже давно неторопливо
просыпался.
Скотт не поднялся ко мне в номер, и я спустился к нему в холл.
-- Мне ужасно неприятно, что произошло такое недоразумение,-- сказал
он.-- Если бы я знал, в какой гостинице вы собираетесь остановиться, все
было бы просто.
-- Ничего страшного,-- сказал я; нам предстояла длительная совместная
поездка, и я предпочитал мирные отношения.-- Каким поездом вы приехали?
-- Вскоре после вашего. Это очень удобный поезд, и мы могли бы
прекрасно поехать на нем вместе.
-- Вы завтракали?
-- Нет еще. Я рыскал по городу, ища вас.
-- Очень досадно,-- сказал я.-- Разве дома вам не сказали, что я
здесь?
-- Нет. Зельда неважно себя чувствует, и мне, вероятно, не следовало
ехать. Пока все это путешествие складывается крайне неудачно.
-- Давайте позавтракаем, отыщем машину и тронемся в путь,--
сказал я.
-- Отлично. Завтракать будем здесь?
-- В кафе было бы быстрее.
-- Но зато здесь, несомненно, хорошо кормят.
-- Ну ладно.
Это был обильный завтрак на американский манер -- с яичницей и
ветчиной, очень хороший. Пока мы заказывали его, ждали, ели и снова ждали,
чтобы расплатиться, прошел почти час. А когда официант принес счет, Скотт
решил заказать корзину с провизией на дорогу. Я пытался отговорить его, так
как был уверен, что в Маконе мы сможем купить бутылку макона, а для
бутербродов раздобудем что-нибудь в charcuterie (2). Или же, если к тому
времени все будет закрыто, по пути сколько угодно ресторанов, где можно
перекусить. Но он сказал, что, по моим же словам, в Лионе прекрасно готовят
цыплят и нам непременно надо захватить с собой цыпленка. В конце концов
отель снабдил нас на дорогу провизией, которая обошлась в четыре-пять раз
дороже, чем если бы мы купили ее сами.
Скотт, несомненно, выпил, прежде чем зайти за мной, и, судя по его
виду, ему надо было выпить еще, так что я спросил, не хочет ли он зайти в
бар, прежде чем двинуться в путь. Он сказал, что по утрам не пьет, и
спросил, пью ли я. Я ответил, что это зависит только от того, какое у меня
настроение и что мне предстоит делать, а он сказал, что если у меня есть
настроение, то он составит мне компанию, чтобы я не пил в одиночестве. Так
что, ожидая, пока будет готова корзина с провизией, мы выпили по виски с
минеральной водой, и настроение у нас обоих стало заметно лучше.
Я заплатил за номер и виски, хотя Скотт хотел платить за все. С самого
начала поездки мне было как-то не по себе, и я убедился, что чувствую себя
гораздо лучше, когда плачу за все сам. Я тратил деньги, которые мы накопили
для Испании, но я знал, что Сильвия Бич всегда даст мне в долг и я смогу
восполнить то, что истрачу сейчас.
В гараже, где Скотт оставил свою машину, я с удивлением обнаружил, что
у его маленького "рено" нет крыши. Ее помяли в Марселе при выгрузке или еще
где-то, и Зельда велела убрать ее совсем и не позволила поставить новую.
Скотт объяснил, что его жена вообще терпеть не может закрытые машины, что
они доехали так до Лиона, а тут их задержал дождь. В остальном машина была в
хорошем состоянии, и Скотт заплатил по счету, предварительно попытавшись
оспорить стоимость мойки, смазки и заливки двух литров масла. Механик в
гараже объяснил мне, что нужно было бы сменить поршневые кольца, так как
автомобиль, очевидно, недостаточно заправляли маслом и водой. Он показал
мне, что мотор перегревался и на нем обгорела краска. Механик добавил, что
если я смогу убедить мосье сменить в Париже кольца, то автомобиль --
отличная маленькая машина -- будет служить так, как ему положено.
-- Мосье не разрешил мне поставить новую крышу,-- сказал механик.
-- Да?
-- Машины нужно уважать.
-- Конечно.
-- Вы не захватили плащей?
-- Нет,-- сказал я.-- Я не знал про крышу.
-- Постарайтесь заставить мосье быть серьезным,-- умоляюще сказал
механик.-- Хотя бы по отношению к машине.
-- М-м,-- сказал я.
Дождь захватил нас примерно через час к северу от Лиона.
В тот день мы раз десять останавливались из-за дождя. Это были
внезапные ливни, иногда довольно затяжные. Если бы у нас были плащи, то
ехать под этим весенним дождем было бы даже приятно. Но теперь нам
приходилось прятаться под деревьями или останавливаться у придорожных кафе.
У нас была с собой великолепная еда из лионского отеля, отличный жареный
цыпленок с трюфелями, великолепный хлеб и белое макон-ское вино. И Скотт с
большим удовольствием пил его при каждой остановке. В Маконе я купил еще
четыре бутылки прекрасного вина и откупоривал их по мере надобности.
Пожалуй, Скотт впервые пил вино прямо из горлышка, а потому испытывал
радостное возбуждение, как человек, когда знакомится с жизнью притонов, или
как девушка, которая впервые решилась искупаться без купального костюма. Но
вскоре после полудня он стал беспокоиться о своем здоровье. Он рассказал мне
о двух людях, которые недавно умерли от воспаления легких. Оба они умерли в
Италии, и он был глубоко потрясен этим.
Я сказал ему, что воспаление легких -- это просто старинное название
пневмонии, а он ответил, что я ничего в этом не смыслю и совершенно не прав.
Воспаление легких -- это сугубо европейская болезнь, и я не могу
ничего о ней знать, даже если читал медицинские книги своего отца, поскольку
в них рассматривались только чисто американские болезни. Я сказал, что мой
отец учился и в Европе. Но Скотт заявил, что воспаление легких появилось в
Европе только недавно и мой отец не мог ничего о нем знать. Он, кроме
того, заявил, что в разных частях Америки болезни бывают разные и если бы
мой отец практиковал в Нью-Йорке, а не на Среднем Западе, то он бы знал
совершенно другую гамму болез-ней. Он так и сказал: "гамму".
Я сказал, что в одном он прав: в одной части Соединенных Штатов
встречаются болезни, которые отсутствуют в другой, и привел в пример
относительно высокую заболеваемость проказой в Новом Орлеане и низкую -- в
Чикаго. Но я сказал, что врачи имеют обыкновение обмениваться знаниями и
информацией, и теперь, когда он заговорил об этом, я вспоминаю, что читал в
