тот не вышел на работу. Зачем старосте рисковать своими привилегиями, не
получая ничего взамен? Это не укладывалось в рамки. Скорее всего, это была
тайная часть их работы, но если так - тогда все меры безопасности и
палочная дисциплина в большой степени были показными, для внешнего
эффекта. Что это все могло означать?
- Ну вот. Не помяни имени Господня всуе. - проворчал Мунгабо. К ним
приближался Нолан, он шел через соседнюю секцию, где Смовак и Воргас
играли в шахматы. Подойдя, он уселся за стол, за несколько стульев от
МакКейна. МакКейн свернул листок с рисунком и сунул его в карман.
- Ну, как вам здесь? - обыденным тоном поинтересовался Нолан.
- Я знал места и получше.
- Здесь вовсе не так плохо.
- Но в целом я выберу Манхэттэн. А вы все не успокоитесь?
Смовак поднял голову и застонал:
- О Господи, вы двое опять завелись? Я объясню вам всю разницу между
капитализмом и коммунизмом: капитализм - это эксплуатация человека
человеком, а коммунизм - наоборот. Понятно? Ха-ха-ха!
- Я просто хочу, чтобы вы не смотрели на все в черно-белых тонах. -
продолжил Нолан.
- А я и не смотрел никогда. Но я знаю, что там, откуда я родом, я
живу, как хочу, иду, куда хочу, и говорю, что хочу, и мне не нужно
разрешение какого-то комиссара. И американские солдаты не стреляют в спину
своим гражданам, когда те хотят покинуть свою страну. Для вас, это, может
быть, и не черно-белое, но для меня - очень похоже на это.
- А неравенство, несправедливость...
- В бесклассовом обществе наоборот? Ну конечно. В Москве все ездят на
Кадиллаках.
- Это грубый материализм, это требования алчности. Неужели вы не
видите - к конфликту ведут соперничество и конкуренция? В сегодняшнем мире
такие вещи нельзя допускать. Мы должны создать гармонию, которая может
наступить, только если служить общественной необходимости. Целью должен
быть мир, мир любой ценой. Если мы не достигнем этого, все остальное так
или иначе будет потеряно. Вы должны согласиться с этим.
- Ни одна цель не стоит любой цены. - ответил МакКейн.
- Даже предотвращение глобальной ядерной войны?
- Нет. - МакКейн покачал головой.
Нолан недоверчиво посмотрел на него.
- Что же это за цена, которая слишком высока для того, чтобы
предотвратить это?
- Подчиняться тем силам, которые управляют многими в наше время. Если
мне предложат смотреть на детей, которые идут в газовые камеры, я буду
драться против этого, невзирая на последствия. Если невинных людей
вытаскивают из своих домов и заставляют работать до смерти, как рабов, я
буду драться. Если мне запретят быть самим собой, я буду драться. -
МакКейн откинулся на стуле и несколько секунд молча смотрел на Нолана. - Я
не понимаю таких, как вы, Нолан. Вы родились в самой богатой, самой
образованной, самой здоровой стране, у вас было больше возможностей, чем
где бы то ни было за всю историю... и вы хотите разрушить ее. Кто твои
родители, интересно? Хочешь, угадаю? Богатая, обеспеченная семья? Может
быть, дело в этом - может быть, ты чувствуешь свою вину, потому что ты
богат в мире, где богаты не все?
МакКейн увидел, как тень беспокойства пробежала по лицу Нолана. Он
кивнул и продолжал:
- Так ты всегда мог улучшить свое самочувствие, раздавая свои
богатства. Но этого тебе мало, так? Все должны раздать свои богатства,
чтобы ты не чувствовал себя обделенным? - Смовак и Воргас смотрели на них
из-за соседнего стола, Рашаззи и Хабер тоже прислушивались. В этот момент
открылась дверь, Скэнлон вошел и остановился в дверях, увидев спорщиков.
МакКейн продолжал:
- Зависть и злоба против общества, которому не нужны такие, как ты.
Ты ничего не можешь предложить людям, ничего, на что бы они свободно
согласились. Так давай избавимся от свободы, а? Тогда нас сразу заметят.
Установим систему, покрасим всех в серый цвет и будем самыми счастливыми
ничтожествами, но все вместе. - он поднялся и пошел к своей койке. - Иди
ты на ..., Нолан. У нас есть бомбы. И если ты думаешь, что вы сможете
отобрать у нас все, что мы создали - валяйте, попробуйте. Но не пробуй
втирать мне очки насчет того, что отдать это добровольно - это мой долг.
Нолан встал, покрасневший, с туго сжатыми губами, и направился к
двери, ни сказав ни слова. Над дверью зажегся свет, прогудел гудок - и он
ушел. Двое ученых продолжали смотреть на МакКейна еще секунду, а потом
вернулись к своим занятиям.
- Ну, ну - пробормотал еле слышно Смовак и склонился к прерванной
партии. Мунгабо на своей верхней койке восторженно щелкал языком. Скэнлон
сел на свою койку напротив.
- Я вижу, вас неплохо обучили.
- Он когда нибудь унимается?
- С новичками он хуже всего. Или он подружится, или отстанет, а
иногда - тут он кивнул МакКейну, - кто-нибудь делает так, чтоб он отстал.
Но я так думаю, что теперь у нас будет небольшая передышка. - Скэнлон
подождал, пока МакКейн посмотрит на него, и отвернул борт куртки, показав
горлышко металлической фляжки. Он подмигнул и зашептал:
- Из маленького агрегата, который есть у одного моего друга. Почти
так же хорош, как потин, (ирландский самогон - прим. перев) правда, не
знаю, можно ли его сравнить с вашим виски. Как насчет капли-двух, чуть
погодя?
- Отлично. А за что?
- Скажем, в кредит. Когда мне понадобятся твои услуги, я дам знать. -
Скэнлон задумчиво почесал нос. - Но по слухам, которые до меня дошли, ты,
кажется, уже заработал это.
- Ну, с тем, кто наливает, не спорю.
Скэнлон долго и заинтересованно глядел на МакКейна, словно оценивая
его.
- И эта их система вовсе не так уж важна даже для него, чтобы так
волноваться.
МакКейн вопросительно поднял глаза:
- Какая система? Ты имеешь в виду Нолана? Русскую систему?
- Да, конечно, что же еще?
МакКейн нахмурился, не понимая, к чему он клонит. Скэнлон повел
глазами из стороны в сторону, словно показывая: и у стен бывают уши.
- Они тоже никому не верят. - ответил МакКейн, кивнув, чтобы
показать, что он понял знак. - Это что-то вроде условного рефлекса. Ты
знаешь, что крепостные Толстого не хотели, чтобы он отпускал их. Они
думали, что это ловушка. И учиться они тоже не хотели, потому что думали,
что он обучит их и продаст царю в солдаты.
Скэнлон грустно покачал головой.
- Да, это ужасно. - Я не знаю, почему так получается.
- Столетия жизни под властью хищных тиранов. - ответил Скэнлон. -
Система, только поощрявшая эксплуатацию.
- Ты хочешь сказать - как у Бриттов?
Скэнлон на мгновение взглянул на него.
- Давай-ка выйдем прогуляемся. - предложил он.
- Мне кажется, что ты начинаешь понимать, как делаются дела в Замке,
Лью. У меня сложилось впечатление, что ты не новичок в таких делах, но где
ты набрался опыта - это целиком твое личное дело. - Они вышли из задней
двери блока В на площадку для прогулок, где, как обычно по вечерам, было
полно серых фигур - гуляющих, стоящих, глазеющих.
- И как тебе это место?
- Странная тюрьма.
- Да, это так. А у тебя есть какие-нибудь мысли, почему это так?
МакКейн не видел смысла что-либо скрывать:
- Это информационная шахта.
- Да, это интересная мысль.
- В каждой шахте есть шахтеры. И в каждой шахте есть руда. В этой
только трудно отличить руду от пустой породы.
Да, МакКейн пришел к выводу, что все это заведение создано для сбора
информации - занятие, к которому русские всегда питали страсть. И для
агента иностранной разведки, как он сам, и для коренного русского
диссидента Замок был полон людей, которые знали врагов режима дома и за
границей, и, главное, их цели и намерения - бесценный урожай информации.
Конечно, здесь должны быть и сборщики урожая. Вряд ли он был первым,
пришедшим к такому выводу, и именно поэтому здесь никто никому не верил. В
теорию укладывалась и мягкая дисциплина под выдуманными предлогами:
начальство хотело, чтобы заключенные встречались друг с другом,
смешивались, общались и строили общие планы по уничтожению или обману
системы - и чем больше у них развяжутся языки, тем лучше.
Они прошли мимо группы гимнастов, упражнявшихся на самодельных
снарядах, и Скэнлон подтолкнул МакКейна к собравшимся в центре, где
импровизированный хор из десятка заключенных весело распевал румынскую
народную песню.
- Ну что ж, мистер Эрншоу, или кто вы там на самом деле, я решил
попытать с вами счастья. - Скэнлону пришлось наклониться и крикнуть ему в
ухо, чтобы тот услышал. МакКейн обратил внимание, что вокруг все заняты
тем же самым, не обращая на певцов никакого внимания. Он слегка улыбнулся,
когда цель этого песнопения дошла до него.
- Почему именно со мной?
- Три вещи, которых не делают стукачи.
- Какие же?
- Неважно. - ответил Скэнлон, а МакКейн уже догадался, о чем речь. Он
не выдавал себя за переведенного из другой части Замка, что объяснило бы
его знакомство с теми вещами, о которых новичок не знает; он не отрицал,
что говорит по-русски; он не пытался даже рассказать кому-нибудь свою
"легенду", тем более убедить в том, что она подлинная. Скэнлон продолжал:
- Кроме того, я горжусь тем, что неплохо разбираюсь в людях.
- Ну что, Кев, я рад слышать это. И что же ты хочешь?
- Купить твою душу, конечно. А чего ты еще ожидал от дьявола?
- А кто сказал, что она продается? Я читал в книжках, что такая
сделка к добру не приведет.
Скэнлон хлопнул его по спине.
- Ага, осторожный, да? Это хорошо. Теперь - я думаю, что кое-кто из
моих друзей сможет тебе в чем-то помочь.
- Это интересно. Продолжай.
- Я так понимаю, что ты пытался получить по официальным каналам через
Лученко определенную информацию.
- Я просил его о встрече с комендантом. Первый раз в первый же день
здесь, а потом - на третий.
- А результат?
- Никакого. Я думаю, что меня просто за нос водят.
- А что ты хотел узнать - вообще, вообще? Можно не указывать
конкретно.
- Когда меня арестовали, я был с коллегой. Я хотел бы узнать, что
нового.
Скэнлон кивнул и стал наблюдать за хором, который к тому времени уже
исполнял песню, в которой МакКейн узнал мелодию скрипичного концерта
Брамса. Затем ирландец резко изменил тему разговора:
- Тут дело не в том, что русские неспособные, понимаешь. Их система
просто не дает им разумной цели, к которой можно стремиться. Их поощряют
не за то, что они хорошо трудятся, а за выполнение Плана, даже если План -
бессмыслица. - Он помолчал и добавил с отсутствующим видом: - Это ведет к
страшной коррупции, можно сказать, присущей этому обществу. Ничего не
сделаешь, если не заплатишь нужной цены нужному человеку. Но с другой
стороны, можно провернуть что угодно, если знаешь, кому заплатить.
- Если Лученко нужно подмазать, он должен сказать об этом. Я мысли
читать не умею.
- Да, да, он накручивает людей, пока они не забеспокоятся. Набивает
цену. Но не исключено, что тебе нужен вовсе не Лученко. - Скэнлон сделал
паузу, покосился на МакКейна и наклонился к нему:
- Кое-кто из нас в неплохих отношениях с офицером охраны, который
имеет доступ к центральной информационной системе. Я могу тебя с ним
свести. Он сможет узнать, есть ли новости о твоем друге.
- А что он за это захочет?
- Что кому от кого нужно? Деньги, выпивка, секс. Новое пальто для
жены, если у него есть жена, велосипеды для детей, если у него есть дети.
На советском черном рынке шмотки с Запада и из Азии до сих пор сказочно
дороги.
