трансмутация хлора в аргон.
- Предполагаемая нейтрино-индуцированная. - ответил Куришода, как
будто дожидался этого. - Механизм, описанный мной, объясняет это не хуже.
- Но поводились эксперименты, доказывавшие, что они не только
существуют, но и обладают массой. - вмешался один из членов президиума. -
И массу даже измерили.
- Как еще вы сможете объяснить убыль массы?
- А другие эксперименты доказали, что они не обладают массой. -
парировал Куришода. - Некоторые экспериментаторы сообщали, что нейтрино
колеблются между тремя состояниями, а другие этого не обнаруживали. Что
касается дефекта массы, то, может быть, нам нужно поискать еще один
глюонный клей. - Он повернулся и качнул головой в сторону. - Фил Кресс сам
только что рассказал нам об огромных трудностях в обнаружении неизвестно
чего и об неоднозначности суждений, что же это такое. Проще говоря, все
это основано на статистических методах, которые сами по себе сомнительны.
Ничто не доказывает нам, что у нейтрино есть масса, что они колеблются
между тремя состояниями, или что они существуют вообще. Я уверен, что все,
объясняемое с их помощью, может быть объяснено более просто и в знакомых
терминах. Бритва Оккама.
Аудитория была настроена продолжать и дальше, но Дюпальм поднял руку,
прежде чем кто-то успел вмешаться:
- Леди и джентльмены, обед ждет. Может быть, нам организовать
специальное заседание сегодня вечером, чтобы обсудить возникшую тему
далее? - Он вопросительно посмотрел на кого-то в передних рядах - Да,
сегодня после обеда мы разошлем детали... - Несколько секунд он искал
фразу, которой можно было бы закончить. - Может быть, наши рассуждения о
связи с помощью пучков нейтрино несколько преждевременны?
Кто-то в президиуме улыбнулся, кто-то покачал головой. Атмосфера
разрядилась.
- А вы еще не подумали о тахионах? - бросили из аудитории. - Как
насчет этого, профессор Куришода? Тахионы существуют?
Профессор метнул взгляд поверх очков:
- Ну конечно. Тахион - это квант дурного вкуса.
Пять минут спустя участники вливались в центральную столовую и
рассаживались за столиками, на которых уже стояли рыбные закуски,
фруктовые соки, чай. Мелвин Боуэрс направился в тихий уголок столовой. К
нему присоединилась Дженни Хэмпден из лабораторий Белла. Они встретились
за день до этого на завтраке в гостинице и немного поболтали вместе на
перерывах между заседаниями. Ей нравилась спелеология, классическая музыка
и кошки.
- Ну вот и моя любимая теория. - сказал Боуэрс, когда они уселись за
столик.
- Какая теория?
- Моя теория нейтринной бомбы.
- Нейтринной? Это что-то новое.
- А ты подумай. Она отвечает всем требованиям для современного
оружия. Оборонные подрядчики получают свои доходы и люди трудятся.
Оборонные аналитики и генералы в Пентагоне не зря едят свой хлеб. Средства
массовой информации получают новое страшное слово, мирники получают тему
для демонстраций. - Он расстелил салфетку на коленях и продолжил: - Но с
другой стороны, у этой бомбы нет неприятных побочных эффектов. Она не
убивает людей и не повреждает имущество. Совершенная бомба!
Дженни рассмеялась.
- Тогда нам нужно завести еще и нейтринные реакторы, чтобы отвлечь
противников ядерной энергии.
- В этом что-то есть. Я думаю, что над этим ломали головы еще в
семидесятых.
Дженни неожиданно отложила вилку.
- Ох, Мел, я совсем забыла. Слушай, мне нужно найти Такудзи, я
обещала ему слайды для выступления сегодня днем. Я через пять минут
вернусь, ладно?
- Конечно. Я покараулю место.
- Спасибо. - Дженни поднялась и направилась к двери.
Боуэрс продолжал обед в одиночестве. Как же называется этот бар?
Желтый Дракон? Красный Дракон?... Нет, не дракон, Красный... что-то
красное... В столовой еще не рассеялась толпа, и он не заметил, как между
людьми к его столику протискивается высокий элегантно одетый мужчина.
- Добрый день, доктор Боуэрс.
Боуэрс поднял голову:
- Игорь Лукич! - воскликнул он, вспомнив русское знакомое ему
отчество.
- Вы не возражаете, если я присоединюсь к вам?
- Нет, нет. Садитесь, пожалуйста. О нет, не сюда, здесь занято.
Это был профессор Дьяшкин, директор советской исследовательской
организации по проблемам связи в Сибири. Он пользовался международной
известностью, а с Боуэрсом они подружились на предыдущих профессиональных
сборищах в Москве и Бомбее. Только прошлым вечером они вместе с группой
других ученых участвовали в неформальной дискуссии, спонтанно возникшей в
гостинице, где жили участники конференции.
- Куришода высказал интересную мысль. - заметил Боуэрс, когда Дьяшкин
сел. - Я только что говорил своей соседке, Дженни Хэмпден из Белл, - может
быть, вы ее знаете, она вернется через пару минут, - что нейтринная бомба
была бы совершенной. Тогда и вам и нам будет не о чем беспокоиться.
Дьяшкин машинально улыбнулся, но было ясно, что он не в настроении
для пустых разговоров; он нервно и непрерывно оглядывал окружающих. Боуэрс
посерьезнел и вопросительно посмотрел на русского.
- Мы знаем друг друга уже несколько лет, доктор Боуэрс? - Дьяшкин
говорил скрытно, опершись локтем о стол и прикрывая рукой рот.
- Я думаю, да - по крайней мере формально. - Пусть даже так. Иногда
нужно доверять своим суждениям. И я ссужу о вас, как о человеке, которому
могу доверять.
Боуэрс вытер рот уголком салфетки, продолжая медленно жевать.
- К чему вы клоните?
- Когда вы должны вернуться в США?
- Я на год в Осаке в рамках обмена. Но собираюсь поехать домой сразу
после конференции, в отпуск. А в чем дело?
- За столик могут сесть, поэтому я скажу, в чем дело, пока мы одни
одни. - Дьяшкин глубоко вздохнул. - Дело в том, доктор Боуэрс, что я могу
быть заинтересован в переходе, если условия будут подходящими.
Боуэрсу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, в чем дело.
- Вы имеете в виду - к нам? Перейти к нам?
Дьяшкин почти незаметно кивнул.
- Да. По личным причинам - о них долго говорить. Что я хочу услышать
от вас - вы согласны передать мое предложение соответствующим органам?
- Предложение? Но я ничего не знаю об этом. Как...
- Я могу устроить это. Мне нужно знать, согласны ли вы мне помочь?
Какое-то время Боуэрс жевал молча.
- Мне нужно подумать над этим.
- Сколько вам нужно времени? Поймите, за границей мы постоянно
рискуем попасть под наблюдение. КГБ внедряет своих людей даже на такие
конференции.
- Хотя бы до вечера. Я встречусь с вами в баре, скажем, в восемь. Как
вы думаете, там будет безопасно говорить?
Дьяшкин покачал головой.
- Я не хочу говорить. Сейчас мне нужен только ваш ответ - да или нет.
- Хорошо, я не стану говорить. Но если я закажу вам выпить, то ответ
- да. О'кей?
- Сделано, как вы говорите.
К столику подошли еще двое.
- Густав и Сэнди. - приветственно сказал Боуэрс. - Вы как раз
вовремя, нам уже становилось скучно. Я не рассказывал вам мою теорию о
совершенной бомбе?
Вечером Боуэрс позвонил в американское посольство в Токио. Вернувшись
в отель, он спустился в бар. ТОчно в восемь часов к нему подошел Дьяшкин.
- Привет! повернулся к нему Боуэрс. - Сегодня был денек, а? Что ты
будешь, Игорь? Я угощаю.
Русский выбрал водку с содовой.
Они немного поговорили, потом Дьяшкин указал на оранжевую папку,
которую Боуэрс положил на стул. Это была папка, которую выдали всем
участникам конференции, вместе с повесткой дня, текстами докладов, другой
информацией.
- Возьмите у регистратора другую папку. Завтра в три часа будет
доклад по лазерным солитонам. Будьте там, и положите папку на пол у вашего
кресла. Я обменяю ее на свою, там будут детали предложения, которое я
хотел бы передать американским властям.
11
- Дробные серии Фурье-Винера-Брауна с независимыми гауссианам и
сходятся к сумме для всех Н больше нуля. Но если Н больше единицы, то
сумма становится дифференцируемой...
День заканчивался. Лежа на своей койке в камере, МакКейн слушал, как
Рашаззи терпеливо объясняет что-то Хаберу, склонившись над кучей книг и
тетрадей, сваленных на столе в центре комнаты. Он познакомился с ними
вечером, когда они вернулись с работ. Рашаззи, или Разз, как все его
звали, был израильтянин, молодой, красивый, темноглазый, обладавший
безграничной энергией и энтузиазмом человек. Хабер был немцем из Западной
Германии, седоволосый, с розовым морщинистым лицом, в очках. Он вел себя
так, как будто живет в санатории, а не в тюрьме. Впрочем, МакКейн
подозревал, что это притворство. Оба были учеными, Рашаззи говорил, что он
- биолог из университета Тель Авив. Может быть, подумал МакКейн. Может
быть, и нет.
В "секциях", расположенных в блоке одна напротив другой, размещалось
по восемь человек: две двойных секции двухъярусных нар в каждой. В
передней секции - сразу за дверями блока - на койках у одной стены
помещались Рашаззи, Хабер и Ко, и у другой стены - МакКейн с зигандийцем
Мунгабо наверху, а за ними, у задней стены - ирландец по имени Скэнлон. Ко
и Скэнлона в секции сейчас не было.
- Где ты это взял, свинья?
- Это честная игра, ты, дешевка!
- И твой отец был свиньей, и твоя мать была свиньей...
Из соседней секции слышались голоса. Похоже было на сибирские
диалекты из советской Центральной Азии. Игра началась сразу после ужина, и
ругань началась почти тогда же. Кто-то курил и по блоку поплыл странно
пахнущий дымок. Рашаззи предупредил МакКейна, что там все время творится
такое, так что беспокоиться нечего. Среди тех, кто жил в других секциях,
напротив и в конце блока, МакКейн услышал обрывки чешского, узнал
несколько русских. Верхняя койка заскрипела, когда Мунгабо перевернулся с
боку на бок. МакКейн поднял глаза. Да, о побеге не приходилось и думать.
Найти подходящую тему для раздумья здесь, наверное, будет трудно, подумал
он.
Одинокий человек подошел к ним из дальнего конца блока и остановился
возле первой койки. Сверху раздался голос Мунгабо:
- Не нужно, сегодня ничего не нужно.
Человек не обращал на него внимания. МакКейн выглянул и понял, что
мужчина смотрит на него. Тощий и высокий, около тридцати лет, блондин с
длинными волосами, закрывавшими шею и желтыми усами. На орлином лице
выделялись ясные пронизывающие глаза. Если ему добавить бороду, он с
успехом сыграл бы главную роль в любом фильме по библейским сюжетам.
- Здравствуйте. Я думаю, нам надо познакомиться. - он говорил
спокойным, размеренным голосом, с акцентом среднего запада. МакКейн свесил
ноги с койки и сел. Тот протянул руку:
- Пол Нолан, Спрингфилд, Иллинойс.
- Лью Эрншоу, откуда угодно, но на самом деле из Айовы.
Нолан сел на край койки Скэнлона.
- И как вас сюда угораздило? - непринужденно спросил он. МакКейн не
спешил с ответом, и тогда Нолан продолжил:
- Ходят слухи, что во время экскурсии на Первое мая арестовали пару
американских журналистов. Во не один из них?
Глаза МакКейна сузились.
- Я не уверен, что мне хочется отвечать на такие вопросы.
Нолан снисходительно улыбнулся, словно ожидая такого ответа. МакКейну
не нравились слишком улыбчивые люди.
- Мудро. Я начинал, как юрист, знаете ли. Это оказалось не то, о чем
я думал. Пороки и зависть, как будто вернуться назад в джунгли. Ни чувства
достоинства, никакой этики не осталось. Только деньги. Продали душу
корпорациям. И я вышел из игры. Попал на государственную работу, в
