не первый прокол у разведки, и уж точно не в первый раз Советы хватали на
горячем пару агентов. Может быть, присутствие Русалки задним числом
придавало этому такое значение. Но что-то в этой ситуации наполняло его
холодной и глухой уверенностью в том, первый шаг, за которым начинается
головоломное безудержное падение к Большой Войне.
Керн всегда боялся опоздать на назначенные им встречи и всегда
приходил заранее. Когда он вошел в кабинет Фоледы, никого еще не было. В
приемной были только Барбара Хейнс, личный помощник Фоледы, высокая,
седеющая но по-прежнему элегантная женщина за сорок, которую он прекрасно
знал, и Роза, личный секретарь Фоледы: склонившись над экраном, они о
чем-то спорили. Из приоткрытой двери в кабинет доносились звуки
классической музыки (Керн не знал, что это, сам он предпочитал джаз),
говоря о том, что хозяин кабинета уже здесь.
- Передавали, что на мосту Джорджа Мейсона была крупная пробка. Мы не
ждали, что ты так скоро доберешься. - обратилась к нему Роза.
- Там грузовик с овощами рассыпался. Но я вовремя выехал. Это было не
так уж и страшно.
- Хорошо, хоть дождь кончился.
- Слава Богу, я сегодня ехала другой дорогой. - добавила Барбара.
- Кто пришел? - раздался из кабинета голос Фоледы.
- Джерри Керн. - откликнулась Барбара.
- Пусть заходит. Ты тоже заходи, Барб. Надо пошевелить мозгами, пока
остальные не съехались. Сейчас Волст, - Волст был госсекретарем, -
позвонил, он говорит, что ему лично нужен доклад сегодня за обедом, до
того, как начнутся совещания. У меня такое впечатление, что день будет
долгим.
Керн вошел внутрь, Барбара последовала за ним, перебросившись
напоследок несколькими словами с Розой. Фоледа нажал под столом кнопку,
выключив музыку, и отодвинул в сторону бумаги, которые он читал. "Привет,
Джерри".
- Доброе утро, Берн. Если оно действительно доброе.
- А почему нет? Дождь кончился. Сядь, расслабься. Ты выглядишь
озабоченным.
Керн выдвинул из-за огромного стола, установленного перпендикулярно к
столу Фоледы, одно из кресел и сел, положив свой кейс перед собой. Барбара
захлопнула дверь.
- А ты бы не был озабоченным? - ответил Керн - Так все закрутилось.
- Спустя миллион лет об этом никто и не вспомнит. - успокоил его
Фоледа.
- Кто еще сейчас будет?
- Пирс и еще кто-то из Госдепа. Золанский из отдела операций. Ты его
знаешь?
- Видел пару раз.
- Ага. И дядя Фил, он явится около одиннадцати, посмотреть до чего мы
дойдем. - Филип Борден был директором РУМО. Фоледа вопросительно взглянул
на Барбару.
- Заместитель Золанского, вероятно, тоже придет. - ответила она из-за
дальнего конца стола.
- Но придержи свои застольные шуточки, Джерри. - предупредил Фоледа.
- Они будут не в настроении.
Керн поковырялся с замком своего дипломата и вытащил наружу записную
книжку, ручной коммуникатор и несколько папок. "Так что мы имеем?" -
поинтересовался он - "Есть что-то новенькое?".
- Ничего. - Фоледа покачал головой.
- А прикрытие Службы Новостей Пасифик?
- Забудь о них. Они тут ни при чем. СНП согласилась предоставить нам
прикрытие для этой операции. Если наши агенты не вернулись, это наша
проблема. Советы не заявили никаких протестов СНП, и СНП не собирается
наживать себе с ними неприятности.
- Советы знают, что это наши люди, и хотят, чтобы мы попотели. -
добавила Барбара. Это означало, что реакция Советов придет через
официальные каналы.
- Пока через Госдеп ничего не было?
- Как говорит Барб, они хотят, чтобы мы попотели. - ответил Фоледа. -
И я не буду удивлен, если они потомят нас еще немного дольше, ничего не
предпринимая.
- Пока мы не сунемся первыми?
- Конечно. Мы должны покопаться, как же так, два наших гражданина
пропали без вести, последний раз их видели летящими на советскую
пересадочную станцию. Возможно, их взяли с поличным и заподозрили в
шпионаже. Почему русские должны торопиться бежать к нам?
- А как дела с ВВС?
- Пока никаких проблем. Брайс переведена к нам на долгий срок.
Насколько я знаю, они еще не догадываются об этом.
Несколько секунд Керн бесцельно шелестел бумагами и ерзал в кресле.
"А что, мм... что с нашими двумя там, наверху?" - спросил он. - "Мы знаем,
чего ожидать?".
- Я думаю, они все еще там, и будут там еще некоторое время.
- А о многом ли они могут рассказать?
- Тебя это волнует?
- Меня это волнует.
- Ну что ж, Лью МакКейн - старый кадр. О нем беспокоиться не стоит.
Он работает на меня уже многие годы. Даже если что-то очевидно и
неотразимо, он никогда не признается в этом. Их так учат. - Брови Фоледы
сдвинулись, выражение лица стало более серьезным. - А вот про девчонку
этого не скажешь. Такие вещи - не ее специальность. Она из другого мира, и
я не знаю, чего от нее ожидать.
- Мы попытаемся выяснить это у полковника Рэймонда в Хэнскоме, когда
придумаем, как им об этом сообщить. - сказала Барбара.
Керн кивнул, но выглядел неуютно, его одолевала новая мысль. Наконец
он спросил: "А каковы шансы на то, что при допросах Советы используют...
скажем так, 'крайние меры'?"
- Я не вижу такой возможности. - твердо ответил Фоледа. - Вся эта
история имеет огромный пропагандистский потенциал, если Советы апеллируют
к общественному мнению, и они знают об этом. Они захотят разыграть эту
карту перед всем миром целой и невредимой и не станут ставить под угрозу
свое преимущество невыгодной для них рекламой.
- Угрозы, может быть? - спросила Барбара.
- Может быть, - согласился Фоледа. - Угрозы, обвинения во всяких
гадостях... МакКейн разберется в ситуации и не поддастся на это. Но опять,
девчонка... Не знаю.
- Мы не должны были ее использовать. - сказал Керн. - Должен был быть
кто-то еще, кто разбирался бы не только в техническом вопросе, но и был бы
как следует подготовлен. С самого начала мы приняли ошибочное решение.
- Может быть, - со вздохом признался Фоледа. - Я думаю, сегодня нам
еще не раз скажут об этом.
Дисплей на столе негромко прогудел и появилось лицо Розы.
- Они собираются, - объявила она. - Золанский и его заместитель уже
поднимаются, Пирс только что вошел в здание.
Фоледа взглянул на остальных и поднял брови.
- О'кей, Роза. - ответил он. - Раздавай бумажные колпаки и
свистульки.
6
Приглушенное жужжание, то чуть тише, то чуть громче. Льюис МакКейн
прислушивался, не открывая глаз, пусть окружающие думают, что он еще не
пришел в себя. Он понимал, что только что проснулся. Шум, который он
слышал, был ему незнаком, и вероятнее всего. он находится в незнакомом
месте.
Он открыл глаза и увидел белый потолок с вентиляционной решеткой в
углу. Повернул голову, чтобы лучше рассмотреть его; голова кружилась,
перед глазами все плыло. Попытался подняться, но между висков и в шее
прострелила боль и он опустил голову на подушку, собираясь с силами. Потом
он повернулся на бок и снова открыл глаза.
Койка, на которой он лежал, стояла в маленькой комнатке без окон.
Мебели почти не было, кроме простого стола и одного стула, на котором
висела его одежда. Над столом висела книжная полка, на ней несколько книг.
Стены были двухцветными, до середины стены темно-синими, а потом черная
полоса и белый цвет до самого потолка. В голове понемногу прояснялось, и
он вспомнил, что находится в камере - три, может быть четыре дня, точно он
не помнил, - в штаб-квартире внутренней безопасности КГБ в Тургеневе.
Дверь камеры, выходившая в коридор, была прочной, с маленькой решеткой,
закрывающейся скользящей дверцей. В углу за перегородкой стояла крошечная
раковина и туалет.
МакКейн приподнялся на локте, двигаясь медленно и осторожно. В голову
опять ударила боль, он замер, не двигаясь, и через несколько секунд боль
прошла. Он сел, отбросил одеяло без пододеяльника в сторону и свесил ноги
с койки. Опять подступило головокружение, потом тошнота. Он попытался
собраться с силами, чтобы добраться до унитаза, но все прошло. Натянул
мешковатые штаны, мягкие тряпичные туфли, которые выдали ему вместо
отобранной одежды. Встал, покачиваясь, как пьяный и подошел к столу. Среди
прочих книг на полке стоял роман о путешествии в Якутию в девятнадцатом
веке. МакКейн снял его с полки, открыл; на задней странице обложки, в
дюйме от верхнего края были выдавлены три маленьких метки. Он сделал
ногтем четвертую, поставил книгу на место и отошел к умывальнику
сполоснуть лицо. В теле чувствовалась странная тяжесть.
После ареста он ни разу не видел Полу. Допросы были постоянными и
выматывающими, но пока к нему относились нормально. Без сомнения, Советы
собирались полностью использовать пропагандистские возможности ситуации и
не собирались подставлять себя под обвинения противоположной стороны.
Сколько времени может длиться такая ситуация - это уже другой вопрос,
думал МакКейн, вытираясь и глядя в металлическое зеркало, вделанное в
стену. Русские, конечно не будут торопиться, чтобы облегчить давление на
Штаты, и, может быть, поэтому он до сих пор лишен возможности связаться со
своим начальством на Земле. Собственно говоря, в разговорах даже не
упоминалось о том, знает ли об этом инциденте широкая публика.
Выйдя из-за перегородки, он еще не успел натянуть рубашку, когда
зарешеченное окошко в двери приоткрылось и стали слышны голоса снаружи.
Чьи-то глаза с секунду внимательно изучали его, а потом дверь открылась.
Вошел высокий седой мужчина с эспаньолкой, сопровождаемый вторым, помоложе
и смуглым. Оба были одеты в белые врачебные халаты и серо-белые клетчатые
штаны. Два охранника в форме остались снаружи, когда старший захлопнул
дверь. МакКейн напрягся, но поведение этих двоих не было угрожающим.
- Ну, как вы себя сегодня чувствуете? - поинтересовался бородач. Его
голос был доброжелательным и будничным, словно МакКейн знал, о чем речь.
МакКейн промолчал.
- Тяжело? Координация нарушена? Голова кружится, а? - бородач уселся
на край стола, и, сложив руки, оглядел МакКейна с ног до головы. Второй
поставил на стол черный медицинский саквояжик.
- Ну-ну, - продолжил бородатый после небольшой паузы. - Вряд ли мы
сможем помочь нашему пациенту, если он не говорит ни слова, не так ли?
- Помочь в чем? - ответил МакКейн. - О чем вы говорите?
Бородач заинтересованно посмотрел на него.
- Вы знаете, кто я такой? Пауза.
- Нет.
- Ага. - Бородач взглянул на коллегу. - Я думаю, здесь полностью
блокировано. - потом вернулся к МакКейну. - Я доктор Кожакин. Мы виделись
с вами и раньше, уверяю вас, и даже несколько раз. Понимаете ли, вы были
немного больны. - Он сделал небрежный жест. - Это обычно у людей, не
привыкших к межпланетной среде обитания. Болезнь космической
акклиматизации. Свою роль играет невесомость при полете на станцию, свою
роль - избыток космического излучения, но в основном это расстройство
механизма равновесия, адаптирующегося к вращающейся конструкции. Эффект
может быть очень неприятным, пока нервная система не приспособится к
этому.
- В самом деле? - МакКейна, похоже, это не убедило. - И это вызывает
амнезию?
- Мы дали вам довольно сильный седатив. - пояснил Кожакин. - Вы
отключились на пару дней. То, что вы чувствуете, это побочное действие.
Иногда может немного пострадать память, как от удара по голове.
МакКейн внутренне насторожился, хотя виду не подал. Кожакин пытался
объяснить потерю памяти и остальные симптомы действием лекарств. МакКейн
